Разорванный круг - Владимир Федорович Попов

Целин не мог справиться с негодованием, клокотавшим в нем, чтобы вести разговор, — это видели все, — и на выручку ему пришел Кристич.

— На этом стенде мы испытываем антистарители разных марок, — оживленно заговорил он. — Поскольку резина стареет от воздействия озона воздуха и солнечных лучей, мы держим наши образцы в естественных условиях на крыше, а у нас солнечных дней столько, как в Кисловодске.

— Дедовский метод, — съехидничал Хлебников.

— Зато надежный. — Кристич сильно оттянул резиновую полоску на раме и как только отпустил, она сразу приняла исходное положение. — Этой резине год. В покрышке резина испытывает переменное напряжение, но, к сожалению, сделать стенд с переменной нагрузкой мы не сумели, наша резина работает только на растяжение.

— Кто этот товарищ? — ни к кому не обращаясь, спросил Хлебников.

— Александр Нестерович Кристич, рабочий-резиносмесильщик, — не без гордости ответил Брянцев.

— То есть трудится на рабочем месте, — внес поправку Хлебников. — По образованию он… инженер?

— Десятилетка, — ответил Кристич и по выражению лица Хлебникова понял, что тот не поверил ему. — Теперь посмотрите образцы первого ряда. Это незащищенная резина, она почти разрушена. Образцы второго ряда, с «Суперлюксом», дали трещины. Все остальные с разным количеством нашего антистарителя ИРИС-1 в превосходном состоянии.

— Ого, даже фирменный знак обозначен! — поддел Хлебников, подняв восклицательным знаком указательный палец.

Кристич сделал вид, что не услышал едкой реплики.

— Резина с содержанием одного процента ИРИСа лучше, чем незащищенная, но все же стареет, — продолжал он. — Два процента дают бо́льшую стойкость, три — великолепную, гораздо лучшую, чем суперлюкс, четыре — еще лучшую, но механические качества этой резины снижаются. Оптимальное содержание мы установили в размере три и одна десятая процента.

— Какой техникум кончили? — заинтересовался Хлебников, уверенный, что ему под видом рабочего подсунули квалифицированного специалиста.

— Три года ИРИ в качестве исследователя.

— ИРИ? Что это такое?

— Институт рабочих-исследователей.

У внимательно следившего за Кристичем Апушкина потеплели глаза. Ему решительно приглянулся этот рабочий парень, с виду лет двадцати трех — двадцати пяти, но, судя по ухватке, старше, с болезненно бледным, нервным лицом. «Зубастый. Такому палец в рот не клади».

— Если нужны более точные сведения, — уверенно продолжал Кристич, — пожалуйста, все при нас.

Он извлек из своего портфеля, который не отдал Целину, зная его способность терять все, два тома в коленкоровых переплетах, положил на стол.

— «Общественный институт рабочих-исследователей», — не сдержав язвительной ухмылки, прочитал Хлебников тисненную золотом надпись. Картинно всплеснул ладонями. — Браво! Все всерьез, как у взрослых. Только почему институт? Написали бы «Академия». «Академия рабочих-исследователей». Звучит!

И тут у Целина прорвалось раздражение, которое до сих пор с трудом сдерживал:

— Гораздо серьезнее, чем у взрослых! — загремел он. — Гораздо! Неизмеримо! Во сто крат!

Брянцев остановил его, бесцеремонно толкнув в бок.

— Мы эту дискуссию перенесем на другое время, когда вернется из поездки товарищ…

— Апушкин, — подсказал вовремя подошедший Апушкин. — Ударение на «А».

— Ладно, перейдем к существу вопроса, — сбавив тон, проговорил Хлебников. Повернулся к шоферу. — Теперь, Иван Миронович, вы в курсе дела. Наши результаты испытаний этой резины совершенно противоположные. Ксения Федотовна, покажите… Нет, нет, не фотоснимки. Образцы.

Целин, Кристич и Апушкин склонились над наклеенными на картон образцами, остальные исподволь наблюдали за ними.

Рассмотрев образцы, Апушкин многозначительно поскреб затылок.

— Вас что-то смущает? — обратился к нему Хлебников. Не получив ответа, принялся вразумлять: — Три процента снадобья, которые они туда насовали, могут вызвать расслоение каркаса и отслоение протектора. Так что смотрите, не допускайте лихачеств. И нормы строго придерживайтесь. А то все вы домой торопитесь.

— Как же не торопиться, — смущенно ответил Апушкин. — Жена, детишки. Соскучишься — ну и жмешь на всю железку. Особенно последние дни, когда душа изболится. — Перемолчав, не удержался от просьбы, на удовлетворение которой почти не рассчитывал: — Может, холостяка пошлете.

Апушкину явно не хотелось испытывать эти шины. Было только неясно, что отпугивало — неуверенность в качестве резины или длительность поездки.

— Командировка будет недолгой, — предупредил Хлебников. — Эти шины много не пройдут. А вот насчет опасности… Четыреста километров в сутки — не больше, хотя дорог каждый день, поелику товарищи шинники отстояли право выпускать свою, с позволения сказать, продукцию до вашего возвращения.

— А если эта дрянь на полном ходу разлетится на куски, да еще на передке? Играть в кювет?

На лице у Хлебникова появилось выражение участливого сочувствия.

— Предречь исход, увы, я не могу.

Сглотнув стон, Целин сильно втянул открытым ртом воздух и малость поостыл, — а то выдал бы по первое число. Только подумал с предвзятой враждебностью: «Кривая душонка. А физиономия! Иначе как гадючьей не назовешь».

— Однако будем надеяться, что все обойдется, — продолжил Хлебников, скосив глаза на Целина. — «Finis coronat opus» — справедливо говорили древние. «Конец венчает дело». — Картинно вздохнув, пророкотал: — Но осторожность — прежде всего.

Кристич отвел в сторону шофера, дружески взял за локоть.

— Трепотня это, что резина хреновая. Резина — чудо. Прочная и эластичная, как мяч. Вы один отправляетесь в путь?

— Пока один. Напарника дадут на месте, на автобазе, — выходя, сухо ответил Апушкин.

— Алексей Алексеевич, разрешите мне с ним поехать, — взмолился Кристич. — У меня права. Правда, на легковую. Веселее ему будет и помогу как-никак. А то черт знает, какой там напарник попадется.

Брянцев бросил взгляд на Хлебникова: не истолкует ли тот просьбу Кристича как заранее предусмотренный маневр посадить в машину своего соглядатая?

Хлебников так и понял, однако согласился.

— Не возражаю. По крайней мере, потом никаких нареканий не будет. — Покружив по комнате, добавил: — Да и маршрут тяжелый — Средняя Азия. Если уж испытывать солнцем, то будем испытывать на трассе Ташкент — Джизак.

Когда покидали институт, Брянцев ожесточенно шепнул Целину:

— Ну вы хороши! С чего расшумелись? Если следовать вашему примеру пренебрегать соображениями выдержки и такта, далеко не уедешь. Входя в раж, вы теряете голову! — И добавил, помедлив: — В другой раз на разговоры такого рода я буду не вас, а Сашу Кристича с собой брать. Он напорист, но выдержан и тактичен.

— У него кожа целая, — отворотившись, неприязненно обронил Целин. — А я давно без нее хожу… Невмоготу мне все это… — прибавил через силу.

…А во дворе института Апушкина наставляла жена:

— Главное, Ваня, высыпайся как следует. А то картишки да доминишко…

Строгие интонации давались женщине с трудом — добрые глаза и губы, склонные к улыбке, обнаруживали характер мягкий и уступчивый.

— Ну уж… — неопределенно ответил Апушкин, поглядывая на своих мальчуганов лет семи и десяти, которые, засев в отцовской машине, пытались столкнуть друг друга на землю. Младший в конце концов