Девушка из города башмачников - Эдуард Анатольевич Хруцкий

и кузня опустела. Муж ее Семен шофером в колхозе работал. Погиб давно, еще в финскую. А она жила солдатской вдовой. Правда, бывало, пожалеет кого по-бабьи, но это все случайно было и нечасто. Замуж не шла, справлялась с хозяйством одна.

А тут война. До замужества разве, когда все мужики кто в лес к партизанам, кто на фронт. Конечно, плохо одной. Тем более что детей у Евдокии не было. Зимними вечерами тоскливо становилось. Тогда заводила она патефон — все человеческий голос.

Как-то поздно вечером раздался стук в ставню. Время было позднее, страшно стало Евдокии, но ничего не поделаешь, пошла отворять. На пороге стоял мужчина в рваной шинели.

— Пусти переночевать, хозяйка!

— А ты кто будешь?

— Из плена я бегу.

Евдокия посторонилась, пропустила гостя. В горнице рассмотрела его как следует. Худой, оборванный, грязный, обросший. Защемило сердце, жалко стало, больно. Засуетилась, накрыла на стол, Гость ел жадно, чуть не давился, видно было сразу, давно не ел горячего. Уж утром, за чаем, стал о себе рассказывать. Сам, мол, из Москвы, зовут Андрей, старший лейтенант, попал в окружение, потом в плен, бежал. А вот сейчас добирается до линии фронта, а там к своим.

Несмотря на позднее время, Евдокия истопила баньку, дала Андрею белье, чистое, мужнино. А потом ночью несколько раз подходила к его кровати, смотрела на него и вздыхала тяжело. Ой, сколько же горя война эта принесла!

А утром случилась беда. Заболел Андрей, забился в жару. Все стонал, скрипел зубами да команды кричал, воевал с кем-то. Неделю болел. Евдокия совсем с ног сбилась. Поила Андрея отварами, питье ему освежающее готовила. Потом дело на поправку пошло. Но слаб еще был, Андрей, слаб.

Как-то зашла Евдокия к соседу Петру Лукичу Брагину. Рассказала ему об Андрее. Петр Лукич мужик был большого ума, не сказал он соседке ничего. А как смеркать начало, увидела Евдокия, что Лукин к лесу подался. На следующее утро он зашел к Евдокии.

— Ты, соседка, передай своему постояльцу, что с ним кой-какие люди поговорить хотят. Как сил наберется, ты мне скажи.

* * *

Немцы приехали в село часов в десять утра. Оцепили. По хатам побежали полицаи. Начали сгонять всех к старой конюшне.

Разведчики зуевского отряда залегли на опушке леса, увидели, как внезапно вспыхнуло село. Сразу с обоих концов.

— Бегом в отряд! — крикнул Борис Соколов одному из бойцов. — Доложи командиру. Борис до крови искусал губы. Нет ничего страшнее видеть, как гибнут люди, и чувствовать собственное бессилие. Из горящей деревни вырвались грузовики с немцами.

— Ушли, гады! — чуть не плача, крикнул Борис. — Бегом, ребята, в деревню.

Человек лежал на снегу в метрах сорока от сгоревшей конюшни. Борис наклонился, перевернул его.

— Жив.

Человек дышал трудно, с хрипом, лицо в копоти, без бровей и ресниц, волосы сожжены. Он был единственный, кто спасся из горящей конюшни. В воздухе до тошноты пахло горелым мясом.

— Ваша фамилия?

— Сиваков Андрей Никитич.

— Звание?

— Старший лейтенант, начальник штаба второго батальона 174-го стрелкового полка 22-й стрелковой дивизии.

— Какое училище вы окончили?

— Одесское пехотное.

— В каком году?

— В 1939-м.

— Идите, я вас вызову. Андрей Сиваков поднялся и вышел из землянки.

— Ну, как думаешь, Арсений Иванович, повернулся начальник разведки к командиру отряда, — врет или?..

— А что гадать? Запросим Большую землю.

— Запросили, все сходится. Действительно, старший лейтенант Сиваков пропал без вести во время июльских боев.

— Тогда давай на деле его проверим. Только ты с него глаз не спускай.

* * *

Зина вернулась в отряд на рассвете. Не заходя к себе в землянку, пошла к начальнику разведки. Капитан что-то писал.

— А, Надя, ну как?

— Принесла.

— Молодец! Буду ходатайствовать перед штабом фронта о награде, к ордену тебя представим.

— Ой, спасибо!

— Это тебе спасибо. Ты сколько раз ходила? Десять?

— Девять, товарищ капитан.

— Ну, значит, пойдешь еще один раз, десятый. Радистку к ним проводишь. Ты теперь для другого нужна будешь. А пока иди отдыхай. Скоро работы много будет, наши начинают наступать.

Зина радостно вышла из капитанской землянки. Неужели правда она получит орден? Вот тогда бы вернуться в Талдом, ну хоть под Первое мая. Эх, хорошо бы пройтись в новом платье, что перед экзаменами шила, а на нем орден! А мать-то как обрадуется… Орден — это не шутка. Их сосед вернулся с финской с орденом, так на него народ бегал смотреть.

Внезапно… Нет, этого не может быть. Но откуда же она знает этого человека? Талдом. Конечно, Талдом. Капитан ясноглазый, молодой, с орденом и со шрамом. Вот же он стоит с двумя ребятами из взвода разведки. Так же улыбается, белозубо, весело и глаза такие же. Нет, этого не может быть.

Черт его знает как, но Франк почувствовал чей-то взгляд. Стоп, откуда он знает эту девку? Цепкая память разведчика не могла подвести его. Нет, это девка явно видела его где-то, но где? Он еще раз оглянулся на нее.

…Его ведут мимо нее ребята из НКВД, он также мазнул по ее лицу холодными, как льдинки, глазами, улыбнулся так же криво…

«Ах, черт. Ну конечно, это девка, которая в Талдоме провожала меня до столовой». — Ну, я пошел, — Франк кивнул партизанам, — еще раз спасибо, ребята.

— Ничего, Андрюха, еще повоюем.

Франк спокойно, внешне спокойно пошел к крайней землянке.

«Ну конечно, она его узнала. Теперь надо уходить. Как можно быстрее. Сразу в лес»,

— Ребята, — подбежала Зина к разведчикам, — кто это?

— Андрей, новенький. Всего неделю в отряде.

— Ребята, это шпион. Я его знаю.

— Да брось ты!

Франк был уже в нескольких шагах от землянки. Зина расстегнула кобуру одного из разведчиков, выдернула наган.

— Стой! Стой, стрелять буду!

«Влип… — Франк рванул из кармана «вальтер. Не целясь, вполоборота два раза. Трах-трах! Один из разведчиков охнул и повалился на бок, Франк побежал к лесу. Он знал, что его единственный союзник быстрота. Сзади застучал автомат. Пули, шипя, взбивали вокруг снежные фонтанчики.

Франк бежал легко. Ему не мешал снег, сказывалась долгая тренировка. Но он знал, что такого темпа ему хватит еще минут на пятнадцать. Он не оглядывался, знал, что за ним гонятся. Конечно, они постараются взять его живым. Пусть попробуют.

Он обернулся на бегу, вскинул пистолет, но в это время о его плечо словно сломали бамбуковую палку. Он увидел исполинскую звезду и упал, еще секунду чувствуя лицом приятный холод снега.

— У вас всего лишь две возможности, — начальник разведки тяжело опустился на табуретку рядом с кроватью Франка, — мы имеем право расстрелять