Энн из Зелёных Крыш - Люси Мод Монтгомери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мисс Катберт, прошу вас, скажите, какое вы приняли решение. Все утро я старалась быть терпеливой, но чувствую, что не могу больше оставаться в неведении. Это непереносимо. Пожалуйста, скажите.
– Ты не прополоскала кухонное полотенце в чистой горячей воде, как я просила, – невозмутимо проговорила Марилла. – Прежде, чем задавать вопросы, пойди и сделай это.
Энн послушно взялась за полотенце и сполоснула его. Потом снова повернулась к Марилле с мольбой во взгляде.
– Ну что ж, – начала Марилла не в состоянии найти повод, чтобы уклониться от ответа. – Мы с Мэтью приняли решение оставить тебя при условии, что ты будешь хорошей, послушной девочкой, которая ценит заботу о себе. Что такое? Что с тобой, Энн?
– Я плачу, – растерянно произнесла Энн. – Сама не знаю почему. Я так рада. Рада – это слово не передает всех моих чувств. Я радовалась Белому Пути и цветущей вишне – но это другое. И оно больше радости! Я так счастлива! Я буду стараться изо всех сил быть хорошей. А это нелегкая задача. Миссис Томас часто говорила, что я очень плохая девочка. Но я сделаю все, что смогу. Только не пойму, почему я плачу?
– Думаю, ты очень взволнована – просто не в себе, – с неодобрением сказала Марилла. – Сядь на стул и успокойся. Боюсь, ты легко переходишь от слез к смеху. Да, ты можешь остаться, и мы постараемся хорошо воспитать тебя. Ты пойдешь в школу. Правда, до конца учебного года осталось всего две недели – нет смысла торопиться. Начнешь учиться в сентябре, когда кончатся каникулы.
– Как мне вас называть? – спросила Энн. – По-прежнему, мисс Катберт? Или можно тетя Марилла?
– Нет. Называй меня Марилла. Я не привыкла, чтобы ко мне обращались мисс Катберт. Это меня раздражает.
– Но просто Марилла звучит неуважительно, – запротестовала Энн.
– Ничего подобного. Если произносить имя с уважением, не будет никаких проблем. Все в Эйвонли, независимо от возраста, зовут меня Марилла – кроме священника. Он называет меня мисс Катберт.
– Мне бы очень хотелось называть вас тетя Марилла, – мечтательно произнесла Энн. – У меня никогда не было тети – и вообще никаких родственников, даже бабушки. Тогда я почувствовала бы, что действительно являюсь членом семьи. Разрешите называть вас тетя Марилла!
– Нет. Я не твоя тетя. Не думаю, что будет правильно называть людей теми, кем они не являются.
– Мы могли бы вообразить, что вы моя тетя.
– У меня не получится, – мрачно проговорила Марилла.
– Вы что, никогда не представляете вещи не такими, какими их принято считать? – спросила Энн, раскрыв глаза от удивления.
– Никогда.
– Ох, – печально вздохнула Энн, – как много вы теряете, мисс… Марилла!
– Я не вижу смысла давать вещам другие имена, – возразила Марилла. – Когда Бог даровал нам жизнь, Он не думал, что мы захотим в ней что-то менять. И это навело меня на мысль… Энн, пойди в гостиную – только, смотри, не натопчи там и мух не напусти – и возьми цветную открытку с каминной полки. На ней текст Молитвы Господней. Сегодня днем улучи время и начни учить ее наизусть. Чтоб я больше не слышала той молитвы, какая звучала из твоих уст вчера.
– Наверно, она действительно была нескладная, – попыталась оправдаться Энн, – но у меня совсем нет опыта. Нельзя ожидать, что человек, который прежде ни разу не молился, сделает это хорошо. Вчера, лежа в постели, я придумала (как вам и обещала) замечательную молитву. Она была почти такая же длинная, как у священника, и очень поэтичная. И что вы думаете? Проснувшись утром, я не помнила ни единого слова. Боюсь, больше мне не удастся сочинить ничего подобного. Когда пытаешься что-то повторить, ничего хорошего не выходит. Вы обращали на это внимание?
– Я советую тебе, Энн, вот на что обратить внимание – сразу исполняй мои требования, а не стой истуканом и не вступай в спор. Иди и сделай то, что тебя просят.
Энн стремглав бросилась в гостиную, но обратно не вернулась. Прождав ее минут десять, Марилла отложила вязание и с недовольным видом пошла за девочкой. Энн неподвижно стояла перед картиной, висевшей на стене между окнами. Мечтательная дымка заволокла ее глаза. На девочку из сада падал, проходя меж яблонями и виноградными лозами, бледно-зеленый свет, озаряя маленькую фигурку неземным сиянием.
– О чем ты задумалась, Энн? – окликнула ее грозно Марилла.
Энн вздрогнула и вернулась с небес на землю.
– О ней, – указала она на довольно удачную репродукцию картины «Христос, благословляющий детей». Я представила себя среди детей – вон той девочкой в голубом платье. Она стоит в стороне, как будто у нее никого нет – как и у меня. И выглядит такой одинокой и печальной, правда? Думаю, у нее нет ни отца, ни матери. Она хочет, чтобы ее тоже благословили. И стоит на отшибе, чтобы ее никто не заметил, кроме Него. Мне словно передаются ее чувства. Сердце учащенно бьется, руки похолодели – как у меня, когда я спросила у вас, могу ли остаться. Девочка боится, что Он не заметит ее. Но Он ведь заметит, как вы думаете? Я пыталась представить, как это произойдет. Она потихоньку приближается к Нему, пока не оказывается совсем рядом. И тут Он видит девочку и кладет руку на ее голову. И какая же радость охватывает ее! Жаль, что художник изобразил Его таким печальным. Почему-то на всех картинах Он такой, вы замечали? Но я не верю, что Он действительно так выглядел, иначе дети боялись бы Его.
– Энн, – сказала Марилла, удивляясь, почему она не прервала этот монолог раньше, – так нельзя говорить, это непочтительно.
Энн с удивлением подняла на нее глаза.
– Непочтительно? Почему? Я испытывала благоговение. Как я могла быть непочтительной?
– Я верю тебе, но нельзя так фамильярно говорить о подобных вещах. И еще, Энн, когда я посылаю тебя за чем-то, приноси это сразу, а не стой, позабыв обо всем с мечтательным видом. Прими это к сведению. Возьми открытку и возвращайся на кухню. Там сядь в углу и выучи молитву наизусть.
Энн прислонила открытку к вазе, в которой стояли ветки цветущей яблони – она принесла их утром, чтобы украсить обеденный стол. Тогда Марилла неодобрительно глянула на эту затею, но промолчала.
Подперев подбородок руками, Энн на несколько минут целиком
