Евгений Евтушенко. Все стихи - Евгений Евтушенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1953
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.
Нежность
Разве же можно, чтоб все это длилось?Это какая-то несправедливость…Где и когда это сделалось модным:«Живым — равнодушье, внимание — мертвым?»Люди сутулятся, выпивают.Люди один за другим выбывают,и произносятся для историинежные речи о них — в крематории…Что Маяковского жизни лишило?Что револьвер ему в руки вложило?Ему бы — при всем его голосе, внешности —дать бы при жизни хоть чуточку нежности.Люди живые — они утруждают.Нежностью только за смерть награждают.
1955
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.
Неразделенная любовь
И. Кваше
Любовь неразделенная страшна,но тем, кому весь мир лишь биржа, драка,любовь неразделенная смешна,как профиль Сирано де Бержерака.Один мой деловитый соплеменниксказал жене в театре «Современник»:«Ну что ты в Сирано своем нашла?Вот дурень! Я, к примеру, никогда бытак не страдал из-за какой-то бабы…Другую бы нашел — и все дела».В затравленных глазах его женызабито проглянуло что-то вдовье.Из мужа перло — аж трещали швы!-смертельное духовное здоровье.О, сколько их, таких здоровяков,страдающих отсутствием страданий.Для них есть бабы: нет прекрасной дамы.А разве сам я в чем-то не таков?Зевая, мы играем, как в картишки,в засаленные, стертые страстишки,боясь трагедий, истинных страстей.Наверное, мы с вами просто трусы,когда мы подгоняем наши вкусыпод то, что подоступней, попростей.Не раз шептал мне внутренний подонокиз грязных подсознательных потемок:«Э, братец, эта — сложный матерьял…»-и я трусливо ускользал в несложностьи, может быть, великую возможностьлюбви неразделенной потерял.Мужчина, разыгравший все умно,расчетом на взаимность обесчещен.О, рыцарство печальных Сирано,ты из мужчин переместилось в женщин.В любви вы либо рыцарь, либо выне любите. Закон есть непреклонный:в ком дара нет любви неразделенной,в том нету дара божьего любви.Дай бог познать страданий благодать,и трепет безответный, но прекрасный,и сладость безнадежного ожидать,и счастье глупой верности несчастной.И, тянущийся тайно к мятежупротив своей души оледененной,в полулюбви запутавшись, брожус тоскою о любви неразделенной.
Русская советская поэзия 50-70х годов.
Хрестоматия. Составитель И.И.Розанов.
Минск: Вышэйшая школа, 1982.
Нет лет
Светлане Харрис
«Нет лет…» —вот что кузнечики стрекочут нам в ответна наши страхи постареньяи пьют росу до исступленья,вися на стеблях на весус алмазинками на носу,и каждый — крохотный зелененький поэт.
«Нет лет…» —вот что звенит,как будто пригоршня монет,в кармане космоса дырявом горсть планет,вот что гремят, не унывая,все недобитые трамваи,вот что ребячий прутик пишет на песке,вот что, как синяя пружиночка,чуть-чуть настукивает жилочкау засыпающей любимой на виске.
Нет лет.Мы все, впадая сдуру в стадность,себе придумываем старость,но что за жизнь, когда она — самозапрет?Копни любого старикаи в нем найдешь озорника,а женщины немолодые —все это девочки седые.Их седина чиста, как яблоневый цвет.
Нет лет.Есть только чудные и страшные мгновенья.Не надо нас делить на поколенья.Всепоколенийность — вот гениев секрет.Уронен Пушкиным дуэльный пистолет,а дым из дула смерть не выдулаи Пушкина не выдала,не разрешив ни умереть, ни постареть.
Нет лет.А как нам быть, негениальным,но все-таки многострадальным,чтобы из шкафа, неодет,с угрюмым грохотом обвальным,грозя оскалом тривиальным,не выпал собственный скелет?Любить. Быть вечным во мгновении.Все те, кто любят,— это гении.
Нет летдля всех Ромео и Джульетт.В любви полмига — полстолетия.Полюбите — не постареете —вот всех зелененьких кузнечиков совет.Есть весть,и не плохая, а благая,что существует жизнь другая,но я смеюсь, предполагая,что сотня жизней не в другой, а в этой естьи можно сотни раз отцвестьи вновь расцвесть.
Нет лет.Не сплю, хотя давно погас в квартире свети лишь поскрипывает дряхлый табурет:«Нет лет… нет лет…»
18 июля 1992, станция Зима
Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.
Ничто не сходит с рук…
Ничто не сходит с рук:ни самый малый крюкс дарованной дороги,ни бремя пустяков,ни дружба тех волков,которые двуноги.
Ничто не сходит с рук:ни ложный жест, ни звукведь фальшь опасна эхом,ни жадность до деньги,ни хитрые шаги,чреватые успехом.
Ничто не сходит с рук:ни позабытый друг,с которым неудобно,ни кроха-муравей,подошвою твоейраздавленный беззлобно.
Таков проклятый круг:ничто не сходит с рук,а если даже сходит,ничто не задарма,и человек с умасам незаметно сходит…
1972
Евгений Евтушенко. Медленная любовь.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва: Эксмо-пресс, Яуза, 1998.
О, нашей молодости споры…
О, нашей молодости споры,о, эти взбалмошные сборы,о, эти наши вечера!О, наше комнатное пекло,на чайных блюдцах горки пепла,и сидра пузырьки, и пена,и баклажанная икра!
Здесь разговоров нет окольных.Здесь исполнитель арий сольныхи скульптор в кедах баскетбольныхкричат, махая колбасой.Высокомерно и судебноздесь разглагольствует студенткас тяжелокованной косой.
Здесь песни под рояль поются,и пол трещит, и блюдца бьются,здесь безнаказанно смеютсянад платьем голых королей.Здесь столько мнений, столько пренийи о путях России прежней,и о сегодняшней о ней.
Все дышит радостно и грозно.И расходиться уже поздно.Пусть это кажется игрой:не зря мы в спорах этих сипнем,не зря насмешками мы сыплем,не зря стаканы с бледным сидромстоят в соседстве с хлебом ситными баклажанною икрой!
1957
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.
Ограда
В. Луговскому
Могила, ты ограблена оградой.Ограда, отделила ты егоот грома грузовых, от груш, от градаагатовых смородин. От всего,что в нем переливалось, мчалось, билось,как искры из-под бешеных копыт.Все это было буйный быт — не бытность.И битвы — это тоже было быт.Был хряск рессор и взрывы конских храпов,покой прудов и сталкиванье льдов,азарт базаров и сохранность храмов,прибой садов и груды городов.Подарок — делать созданный подарки,камнями и корнями покорен,он, словно странник, проходил по давкеиз-за кормов и крошечных корон.Он шел, другим оставив суетиться.Крепка была походка и легкасеребряноголового артистасо смуглыми щеками моряка.Пушкинианец, вольно и великоон и у тяжких горестей в кольцебыл как большая детская улыбкау мученика века на лице.И знаю я — та тихая могилане пристань для печальных чьих-то лиц.Она навек неистово магнитнадля мальчиков, цветов, семян и птиц.Могила, ты ограблена оградой,но видел я в осенней тишине:там две сосны растут, как сестры, рядом —одна в ограде и другая вне.И непреоборимыми рывками,ограду обвиняя в воровстве,та, что в ограде, тянется рукамик не огражденной от людей сестре.Не помешать ей никакою рубкой!Обрубят ветви — отрастут опять.И кажется мне — это его рукилюдей и сосны тянутся обнять.Всех тех, кто жил, как он, другим наградой,от горестей земных, земных отрадне отгородишь никакой оградой.На свете нет еще таких оград.
1961