Время химер - Бернард Вербер

Кажется, он смущен ее откровенностью. Она пожимает плечами и возвращается к прерванному занятию.

– Спасибо за сперму. Где яйцеклетки? – спрашивает она.

Симон вынимает из переносного холодильника другие пробирки и микропипетку.

– Вот, значит, зачем тебе понадобились гибриды? Они стали бы в некотором роде твоими искусственными детьми, заменой настоящих?

Алиса притворяется, что не слышала вопрос, и наклоняется к микроскопу.

– А тебя, Симон, ждет на Земле женщина?

– Нет. – Он вздыхает. – Говорю же, я был немного ипохондриком. Как ни смешно, в юности я ужасно боялся подцепить СПИД. Даже когда появилось лечение от гепатита В, я боялся им заразиться. То же самое с вирусом папилломы, сифилисом, хламидиозом… Я поборол свой страх только в двадцать один год. Добиться этого оказалось очень нелегко…

Алиса так заинтригована, что забывает про микроскоп.

– Свой первый… первый интимный опыт я приобрел со студенткой-медичкой. Думал, так безопаснее, уж она-то сумеет обо всем позаботиться. Потом были другие женщины, тоже все из медицины. Но отношения редко тянулись дольше двух-трех недель.

– Из-за твоего страха венерических болезней? – бесцеремонно спрашивает молодая женщина.

– Еще, наверное, из страха обязательств, – сознается Симон. – Я боялся, что меня загонят в угол. Это объясняет, почему я до сих пор холост.

– Моя мать говорила: «Все годные мужчины разобраны, если кто свободен – значит, у него скрытая проблема».

Вспоминая мать, она улыбается.

– И вот мы с тобой здесь, двое отрезанных от мира одиночек. Прямо Робинзон и Пятница.

Есть еще Суббота – запертый в русском модуле.

– Я вот думаю, что их связывало, кроме обстоятельств… – бормочет Симон после долгой паузы.

Робинзона и Пятницу? Что за странные мысли…

– Порой одиночество становится невыносимым, – продолжает Симон. – Каждому нужен рядом другой человек, кто-то, разделяющий его успехи и неудачи, кто-то, кто…

Симон подбирает слова, но так и не может закончить фразу. Молчание снова затягивается. Алиса опять поднимает голову от микроскопа и оглядывается на него. Выражение лица Симона изменилось: он посерьезнел, взгляд пылает.

Ученый медленно приближается к Алисе, оставляя ей возможность отпрянуть или объяснить отказ. Она не шевелится.

Похоже на встречу американского «Аполлона» и русского «Союза» в 1975 году…

Сближение медленно продолжается.

Она застывает. Ей кажется, что секунды превращаются в часы.

Вспоминается еще одна фраза матери: «На всех важных перекрестках жизни приходится выбирать между страхом и любовью».

Ей страшно, но она запрещает себе шевелиться, чтобы не сбежать.

Касание губ.

Она медленно приоткрывает рот. Их поцелуй, обретая глубину, тянется несколько десятков секунд.

Энергия их взглядов нарастает. В глазах Симона она видит новый блеск.

Кажется, он уверен, что наше сообщничество перешло в новую стадию. Я того же мнения. Мне, правда, очень хочется полностью проживать каждую стадию, одну за другой. Недаром мама говорила: «Помедленнее, так выйдет быстрее».

– Не пора ли ужинать? – через силу выдавливает Алиса, удивленная бурей чувств, которую ей не удается усмирить при всем старании.

Симон смущенно улыбается.

– Самое время.

Он такой же неловкий, как я…

– Замечаешь, какие мы оба особенные? Мы наговорили именно того, чего ни в коем случае нельзя говорить, если хочешь соблазнить кого-то!

Оба с облегчением смеются.

– Да уж, со словечками «эндометриоз» и «страх» далеко не уедешь, – шутит он.

Не говоря о Скотте, Кевине и Пьере: память о них не способствует возникновению романтического момента.

Алиса делается серьезной и отодвигается, когда он пытается снова ее поцеловать.

– Не будем торопиться. Не надо меня принуждать…

– Давай договоримся, что ты сама укажешь мне подходящий момент для отделения следующей части ракеты.

А мне нравится его юмор!

– К тому же очень важна подходящая обстановка, – напоминает она, подмигивая.

Сначала я должна забыть свое прошлое. Забыть о гибели двоих американцев. Забыть о Пьере, запертом в русском модуле. Забыть саму необходимость все это забыть. Иначе мне ни за что не расслабиться с Симоном. Такое впечатление, что я сдаю экзамен, цель которого – не вспомнить курс, как когда-то в университете, а, наоборот, добиться девственной пустоты в голове.

Ужин доставляет обоим удовольствие. Ученые делятся воспоминаниями, приводя все больше подробностей.

После еды Симон отлучается, чтобы взглянуть на модуль, служащий тюрьмой для Пьера. Решено снова встретиться через полчаса в наблюдательном куполе.

У себя в каюте Алиса выбирает одежду посексуальнее: черную майку и черные атласные шорты, демонстрирующие ее гордость – красивые ноги. Для создания в наблюдательном куполе нужной атмосферы она захватывает с собой электрические свечи и маленький проигрыватель, чтобы слушать с Симоном «Гимнопедии» Эрика Сати[19].

Ровно в полночь по всемирному времени ученые сходятся под итальянским наблюдательным куполом. Симон тоже приоделся: на нем такие же, как у нее, черные майка и шорты. Еще он принес с собой термос шампанского.

– Прямо свидание при свечах, при свете луны, если не замечать, что свечи электрические, а светит нам… сама Земля.

Он подает ей термос. Алиса пьет из горлышка шипучее вино, потом то же самое делает он – правда, торопясь и давясь, отчего вокруг них начинают кружиться золотистые капли.

Трусить положено ему, а страшно мне. Редко когда я так робела, даже при первом прыжке с парашютом над египетскими пирамидами.

Они несмело целуются. Удивляясь собственной решимости, Алиса сама раздевает Симона чуть ли не догола, не посягнув только на трусы. Потом стягивает с себя майку и шорты и остается в бюстгальтере и в черных кружевных трусиках.

Оба парят почти нагие под куполом, среди капель шампанского, поблескивающих, как звезды; позади них светится ярко-синий земной шар.

– Что, если кто-нибудь подглядывает за нами с Земли в телескоп? – бормочет Симон.

Она привлекает его к себе, чтобы поцеловать. Алиса сильно его удивляет тем, что сама проявляет инициативу под музыку Эрика Сати. Но оба так взволнованы, что телесного слияния не выходит. А тут еще невесомость…

Алисе попадает в глаз капля шампанского.

– Первый блин комом, – говорит Симон, вытирая ее слезу. – Так было сказано при первом запуске ракеты «Аполлон» в январе 1967 года.

– Это когда трое погибли, а старта так и не произошло? – усмехается она.

– Вот-вот.

– Дальше пошло лучше?

– Да, следующая ракета, кажется, взлетела, – ласково отвечает Симон, гладя ее округлые плечи.

– Это хорошо. Не будем ждать, запустим «Аполлон-2» прямо сейчас. Было бы самое время перейти на «ты», если бы мы не сделали это уже давно.

Она делает громче «Гимнопедии», отпивает еще шампанского, сжимает бедрами бедра Симона и льнет грудью к его груди.

Их губы встречаются вновь.

Став одним целым, они плывут в невесомости под прозрачным куполом.

Вот сейчас эта чертова невесомость очень даже кстати.