Русские исторические женщины - Даниил Мордовцев

17 февраля великий князь выехал в Москву. Перед его отъездом велено было схватить Марфу Борецкую, ее внука Василия, сына Федора Исааковича и еще нескольких новгородцев. Имение их было отобрано в казну, а сами они отвезены были в Москву.

Сняли вечевой колокол и тоже повезли на Москву вслед за великим князем. А в Москве, – говорит летописец, – «вознесоша вечевой колокол на колокольницу вместе с прочими колоколы звоните».

Говорят, что он звонит и до сих пор.

VI. Софья Палеолог

Софья Палеолог была второй супругой великого князя Ивана Васильевича III. Первой его женой была дочь великого князя тверского, Бориса, Марья Борисовна, на которой Иван Васильевич женат был еще при жизни своего отца, в очень молодых летах. Брак этот состоялся по особым политическим соображениям, так как Тверь всегда была во вражде с Москвою; но Марья Борисовна жила недолго. В 1467 году великий князь уже овдовел, и в Москве ходил слух, что покойная княгиня была отравлена или изведена чародейством, которому в то время все верили. Признаки чародейной отравы видели в том, что тело умершей сильно распухло, так что покров, под которым она лежала, сначала был до того велик, что свешивался по краям, а вскоре потом не мог прикрывать распухшего тела покойницы. Говорили, что одна из женщин, бывших при княгине, Наталья Полуехтова, с целями чародеяния посылала пояс княгини к ворожее и что посредством этих чар и изведена была Марья Борисовна. Как бы то ни было, но Иван Васильевич был потом сердит на Полуехтову и на ее мужа Алексея, и целых шесть лет не пускал его к себе на глаза.

Меньше чем через два года после смерти Марьи Борисовны великий князь задумал вновь жениться. К этому представился очень благоприятный случай. В 1469 году приехал к великому князю грек Юрий с письмом от римского кардинала Виссариона, который предлагал Ивану Васильевичу руку греческой царевны Софьи Палеолог.

Царевна Софья была дочь Фомы Палеолога. Этот Фома Палеолог, после падения Византии, когда брат его, последний византийский император из дома Палеологов, Константин, погиб на стенах своей столицы, искал со своим семейством убежища в Риме, где он уже имел родственные связи, потому что женат был на дочери герцога Феррарскаго. Следовательно, Софья Палеолог была гречанкой по отцу и итальянкой по матери. Софья, после смерти Фомы Палеолога, осталась с двумя братьями. Папа Павел II принял молодую царевну под свое покровительство, конечно с целями воспользоваться ею в видах распространения своего духовного владычества и на того государя, с которым, как он справедливо мог надеяться, Софья соединить свою судьбу. Ничего лучше нельзя было желать для папы, как распространить свою власть на обширные земли вновь восходившего на востоке сильного светила – царства московского, на которое римские первосвященники уже несколько столетий смотрели с завистью, и потому самым подходящим для этого орудием папа признал молодую царевну, которой мать была католичка по рождению; да и сама она, прожив несколько лет в Риме, не могла не подпасть под некоторое влияние искусной католической пропаганды, хотя и была рождена и воспитана сначала в греческой вере. Нужно было для этого во что бы то ни стало выдать Софью за московского великого князя, и потому папа для переговоров с ним избрал посредником кардинала Виссариона, бывшего греческим митрополитом, подписавшим в числе других духовных представителей восточной церкви, флорентинскую унию. Предлагая Софью в замужество великому князю, кардинал Виссарион между прочим сообщил Ивану Васильевичу, что царевна из ревности к греческой вере отказала уже двум женихам, французскому королю и медиоланскому герцогу.

Иван Васильевич, говорит летописец, взял эти слова в мысль и, посоветовавшись с митрополитом Филиппом, с боярами, в марте же месяце отправил в Рим посла Ивана Фрязина, выходца из Италии, служившего при великом князе монетным мастером.

Фрязин оказался хорошим сватом, как для той, так и для другой стороны. С одной стороны папе хотелось приобрести в великом князе московском сильного союзника против страшных турок, которые в то время уже ступили своей тяжелой пятою на европейский материк, раздавив этою пятою древнюю и славную некогда Восточную или Византйско-Римскую империю, затем при посредстве Софьи и своих легатов, воздействовать на Ивана Васильевича к восстановлению флорентийской унии. Вообще планы папы в этом отношении могли быть очень широкими и надежды очень радужными, притом же, по-видимому, и сбыточными. С другой стороны, московский князь, уже ощущавший под собою почву самодержавия, так как прежние уделы почти не существовали, а Тверь, Новгород, Псков и даже Орда начинали уже чувствовать тяжелую руку «московского господаря», искал более прочного укрепления в умах идеи самодержавия, а это укрепление возможно было в перенесении московским князем на свою особу нравственного наследия византийской империи: это наследие могло принести с собою представительница императорского рода в Византии, утратившего свою империи. Идея византийской империи, таким образом, как бы переносилась на Москву, на плечи московского самодержавного князя.

Фрязин, как ловкий проходимец, которому, однако в Риме охотно верили, быстро выполнил свое посольство и воротился в Москву с портретом царевны, а равно с «опасными» (проезжими, пропускными) грамотами от папы для беспрепятственного следовая по всем католическим землям московских послов в Рим за царевною и обратно, когда будет совершен обряд обручения, хотя бы заочного.

Вскоре в Рим отправлено было посольство за невестой, и Фрязин назначен был от великого князя представлять лицо жениха при церемонии обручения, как это водилось в то время и как это мы увидим ниже, при обручении дочери Ивана Васильевича, Елены, выходившей замуж за князя литовского Александра.

В июне 1472 года царевна выехала из Рима. Ее сопровождал кардинал Антоний и немалое число греков. Ехала она морем и вступила на русскую землю выше Пскова.

Вот любопытное описание, по летописцу, встречи, которую приготовили царевне псковичи:

«Октября в 1 день пригна во Псков гонцем Николай Лях от моря из Колывани, а повестуя Пскову:

«Царевна, переехав море, да едет на Москву, дщи Фомина князя аморейского, а цареградского царя Константинова и Калуянова братана, а внука. Иоана Палеологова, а князя Василья Дмнтреевича зятя, нарицаемая София: сия вам будет государыня, а великому князю Ивану Васильевичу жена и княгиня великая. И вы бы есте ея, сустревше, приняли честно».

«И того же дни сам поеха к Новугороду Великому, а оттоле на Москву.

«И оттоле, – говорит летописец, – псковичи начата мед сытити и корм сбирати, и послаша гонцов своих нолна и до Кирьипиге, и посадников и бояр из концов в Избореск ее с честию стретити. И бывшим им тамо мало не с неделю, и се пригнаше гонец от нея из Юрьева на озеро в судах:

– «И вы бы есте ея сустретили в Измене» (объявил гонец).

«И псковичи в тыя часы шесть насадов (суда) уготоваша великих, и во всяком насаде посадники псковские и бояре и гребцы с великою честию поехаша в субботу в 10 день, и приехаша скоро пред обедом в неделю в 11 день на Измень, иже она только ни приезжает к берегу: бе бо там мало – несть тоя чести, яко же зде. И се вси шесть насадов и лодия многи, яко же езеру возмутитися, туто же начата к берегу приставати.

«И посадники псковские и бояре, вышедшие из насадов и наливши кубки и роги злащеныя с медом и с вином, и пришедши к ней, челом удариша. Она же, приемши от них в честь и в любовь велику, и теми часы восхоте сама с Измены и до обеда в даль ехати, бе бо ей еще се хочет от немцев отъехати. И приемши ея посадник с тою же честию в насады, и ея приятелей (свиту), и казну, и на Скертове ночеваша и потом у святаго Николы в Усеьях другую ночь, и от святаго же Николы с Устей, в 13 день, святых мученик Карпа и Памфила, приехаше к пресвятой Богородицы, и пеша за нея игумен и с всеми старцы молебен.

«Она же оттоле, порты царския надевши, и поеха ко Пскову.

«Тако же и ту предо Псковом ей велика честь: священником бо противу ея с кресты и посадником псковским вышедшим, она же из посада вышед на новгородском березе и от священников благословение приемши, тако же и от посадников и от всего Пскова челобетие, поиде в дом святыя Троица я со всеми приятели.

«И бе бо в ней свой владыка с нею, не по чину нашему оболчен (одеть): бе весь червленым платьем, имея на себе куколь червлен же, на главе обвить глухо яко же каптур литовский, только лице его знати, и перстатицы на руках его имея непременно, яко рук его никому же видети, и в той благословляет, да тако же и крест пред ним на высокое древо воткнуто горе; не имён же поклонения к святым иконам и креста на себе рукою не прекрестяся, и в дому святыя Троица только знаменася к Пречистой и то по повелению царевны».

Когда царевна, – продолжает летописец, – была у святой Троицы и когда священники служили для нее молебен, то она приложилась к крестам животворящим и к образу Богородицы, а потом пошла на княжий двор государя своего. Там ей опять посадники псковские все и бояре и весь Псков честь сотворили вином и медом и всяким кормом, как ей самой, так и всем её приятелям, и слугам, и коням; кони ее были приведены сухим путем. Затем псковские посадники дарили ее, а также бояре и купцы, сколько кто мог («чия какова сила»), и весь Псков «дарова ей в почесть 50 рублев пенязями, а Ивану Фрязину 10 рублев».