Фантастический Калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том I - Владимир Михайлович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не знаю, кем она была на самом деле. С каким демоном или Древним богом сошлась ее мать и почему? Почему Марина пыталась успокоить своего отца, завладевшего городом? Быть может до последнего сопротивлялась своей природе? Боялась ее и знала, что если остановится, то безумие просочиться наружу? Что если из-за меня теперь всему конец?
Я бежал по тротуарам и дорогам, улицам и проспектам. Тьма поглотила город, из земли вырастали ножки с глазным яблоком наверху. Гигантские щупальца обнимали дома, обвивали деревья и ограды набережных. Мосты, словно личинки бабочек, пеленались в пульсирующие красно-оранжевые нити. Где-то внизу из вязкой черной воды доносились голоса и шепот. Мокрые ладони стучали по граниту, а по пятам меня преследовали чешуйчатые твари, похожие на лягушек с колосками отростков по всему телу.
Глаза… глаза были повсюду. На домах, на деревьях, даже на качающихся ножках. Они все смотрели на меня. Насмешливо, как мы иногда следим за муравьем, прежде чем сжечь его с помощью лупы. Я бежал и кричал. Пытался скрыться от взгляда Древнего бога и его бестий. Сбежать от щупалец и мокрых ладоней.
А потом силы окончательно оставили меня, и я растянулся на земле.
Глаза… повсюду глаза… пожалуйста, помогите мне… уберите их… закройте, выколите, спрячьте… пожалуйста…
Они не понимают. Никто не понимает. Я один знаю правду. Настоящую правду. Листок порвался. Дайте новый! Я должен вам показать, дайте! Дайте! Вот так, спасибо. Еще… еще красок. Больше красного и оранжевого. Больше ножек. Карту! Карту мне! Вот тут они были. А вот еще и еще. Мосты, набережные, парки. Они везде. Глаза… чертовы глаза. Они повсюду. Они следят за нами. Нет… они не исчезли, просто затаились и ждут. Проходы опять откроются. Стоит снова заиграть, и они откроются. Обязательно откроются.
Я один знаю правду! Один! Почему вы мне не верите? Вот тут. А еще тут и тут. В парках. Он любит жить в парках. Так ему лучше слышно, так он может наблюдать.
Почему он спрятался тогда? Музыка? Она вдруг пропала. Почему она пропала? Нет-нет. Она вернется, она снова вернется. Карту! Еще карту!
– Посещение только до четырех, – сказал охранник, внимательно сверив пропуск.
– Спасибо, я ненадолго.
Внутри было тихо. Газоны утопали в зелени, над клумбами кружились пчелы. Почти все скамейки пустовали, только в самой глубине, с видом на забор сидел сгорбленный человек. Мимо по дорожкам иногда проходили люди в халатах и редкие посетители.
– Привет.
Парень оглянулся. Длинные незаживающие полосы шли от ушей до подбородка. Некоторые царапины выглядели свежими, другие затянула коричневая корочка. Безумный взгляд шарил по лицу посетительницы несколько минут, прежде чем пришло осмысление.
– Ты? – он отшатнулся и вжался в спинку, – нет… нет… тут нет… тут нет… понимаешь? Тут нет!
– Я знаю.
Марина с жалостью и болью смотрела на бывшего сокурсника. Она сильно изменилась с последней встречи. Прошел всего год, но она, казалось, прожила все двадцать. Сеть морщин покрыла лоб и уголки глаз, волосы на висках поседели, а кожа на руках стала желтоватой и похожей на резину. Марину словно прижало сверху огромным грузом, который отнимал энергию и силу.
– Они не верят мне… тсс, – парень прижал палец к губам и оглянулся, – я пытался им сказать, но они не верят. А он следит за нами… о да, я знаю. Я вижу его по ночам, ха-ха, вижу. Он ждет. И однажды он вернется. И поглотит всех! Слышишь? Он поглотит и тебя!
– Нет, пока я играю, – ответила Марина.
Парень расхохотался. Громко, злобно. Сплюнул на землю.
– Никто его не остановит! О, он умеет ждать. Сегодня, завтра, через сотню, тысячу лет. Для него это ничто! Поняла? Ничто!
В их сторону направились два санитара.
– А знаешь, почему меня не слушают? Потому, что они жаждут его безумия! Потому, что они стадо, а он их пастырь. Но я не остановлюсь. Кто-нибудь да прозреет! Я не сдамся, я открою людям правду про тебя и твоего поганого бога. И тогда они увидят то, что видел я. Слышишь, тварь? Увидят!
Санитары скрутили орущего парня.
– Девушка, вам лучше уйти.
– Они увидят его глаза… увидят! Они повсюду….
Санитары быстро повели пациента к зданию. Его крики стихли только, когда закрылась ведущая внутрь дверь.
Марина вздохнула, чувствуя, как тьма шевелится в глубине сознания. Она напоминала о себе все чаще с тех пор, как Марина с трудом вернула себе контроль в Летнем саду.
Когда мать рассказала о похищении и сношении с Древним богом в окружении чудовищных тварей, Марина не поверила. Но потом, когда отец впервые дал о себе знать… Укротить свою природу трудно, но еще труднее было обмануть отца. С десяти лет он рассказывал о том, как с помощью музыки люди сдерживали его, не понимая дара, который он хотел преподнести.
Отец взращивал, шептал по ночам и даже помог найти старую скрипку. Он научил многому, и Марина почти поверила ему, но тут семена безумия взошли в ее матери. Тогда-то Марина и заиграла. Словно чувствовала своей человеческой половиной, что нужно делать. Как защититься от влияния Древнего бога. Взвалила на себя бремя, которое оказалось слишком тяжелым.
Поступила в институт, надеясь свести знакомство с теми, кто хоть что-то слышал и может помочь, рылась в библиотеках, в Интернете, пытаясь понять, как навсегда закрыть проход.
Мама предупреждала Марину, что ее отец слишком глубоко запустил свои корни в этот город. Что с каждым днем слышащих становится все больше и музыка может свести их с ума.
Но выбора не было, и пока Марина не нашла другого способа, она продолжала играть.
Шевеление
Павел Рязанцев
1
Чем ближе зима, тем меньше остаётся света. На дворе октябрь, а уже в пять часов дня темно как ночью. Кажется, сама природа вместе с серостью ландшафта угнетает человека. Апатия становится основным состоянием. Впрочем, не единственным. Некоторые вещи не привязаны ко времени года.
Рабочий день закончился, и на строительной площадке развернулось выступление одного из рабочих – он читал стихи. Половина строителей разошлась по домам, не обратив внимания на декламацию, остальные слушали без особого энтузиазма, но проходившая мимо площадки беременная женщина подошла к краю толпы и тоже стала слушать.
Что-то про цветы, любовь, родителей, детей; что-то казалось знакомым – некоторые произведения и авторы годами вбиваются в голову школьной программой. Чтец декламировал с чувством, но об обратной связи – как и о «безмолвном восхищении» – говорить не приходилось, что явно удручало и отбивало желание стараться.
Минутка поэзии подходила к концу, однако, заметив нового заинтересованного слушателя, чтец решил закончить красиво и выдать что-нибудь необычное. Меньше пафоса, больше смысла.
«Может, тогда хоть в одном человеке что-нибудь шевельнётся».
А что за жизнь успеешь ты
Короткую, бездарную, скупую?
И даже если сбудутся мечты,
Захочется иметь судьбу иную.
Захочется геройствовать и быть
Единственным. Кумиром. Человеком,
Способным навсегда остаться жить
В истории страны, Тьмой или Светом —
Уже не важно, главное – сам факт!
Запомниться и вдохновлять собою.
За гранью жизни будет новый акт,
Но не узнать, что ждёт нас за чертою.
Поэтому желаем славы здесь —
На этом, чересчур реальном свете.
Урвать кусок почёта, лучше весь,
И умереть красиво на рассвете.1
«Шевельнулось».
Реакция разнилась от строителя к строителю: один презрительно хмыкнул и сплюнул, другой одобрительно закивал с гримасой в духе «достойно уважения», третий потупил взгляд и поспешил уйти домой. Прораб похлопал чтеца по плечу и вынес вердикт: «Нормально-нормально». Отзвучали скупые аплодисменты (местами искренние), и женщина незаметно покинула площадку. Она и так задержалась.
Промзона мало подходит для прогулок и может
