Кто-то дает сдачи - К. Блом
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Н-да,- пробормотал он, не зная, что еще сказать.
- Но тебе, наверное, трудно это понять? Он по-прежнему не знал, что сказать.
- Только ведь в ней наверняка есть что-то такое,- продолжала Соня,- чего я не могла ему дать… странно сознавать это.
Хольмберг хмыкнул. Они помолчали.
- Так вот, Соня. Мне хотелось бы кое о чем тебя спросить.
- Да?
- Видишь ли, между убийством Фрома и покушением на Бенгта существует некая связь. Во-первых, они друг друга знали, а кроме того, в обоих случаях стреляли
одинаковыми пулями, точнее, пластмассовыми.
- Пластмассовыми?
- Да. То есть холостыми патронами.
- Странно…
- Мы тоже так считаем. Мало того, в обоих случаях фигурирует темный «вольво-седан сто сорок четыре». Значит, стрелял один и тот же человек. Слишком уж много сходства, чтобы все эти совпадения оказались случайными и преступников было двое. Но что между ними общего? Почему один и тот же человек стрелял в обоих? Вот что непонятно. Ведь они знали друг друга шапочно.
- Пожалуй,
- Ты не помнишь, возле вашего дома ни разу не появлялся темный «вольво»?
- Нет, не помню.
- Бенгт говорил с тобой об убийстве Фрома?
- Немного. Вчера вечером.
- Ты можешь повторить его слова?
- Он, вернулся домой после восьми… около половины девятого. Точно я не помню. Мы сразу сели ужинать, потому что он проголодался.
Ее пальцы машинально теребили ремешок сумки. Хольмберг пробормотал что-то невразумительное.
- За ужином он кое-что обронил насчет убийства. Сказал, что устал и что все жутко запуталось, прямо каша какая-то… вдобавок убит именно Фром, его знакомый.
- А насколько хорошо они друг друга знали?
- Как тебе сказать… Довольно-таки поверхностно. Я, например, ни разу не видела его жену… Семьями мы не встречались. Фром и Бенгт - знакомые, но не больше… Клубные знакомые, если ты понимаешь, что я имею в виду.
- Да… клубные знакомые…
- Ну вот, вчера вечером сидим мы, разговариваем, тут он и сказал, что Фром не так давно ему звонил и беседа вышла весьма занятная.
Хольмберг с любопытством вскинул брови:
- Правда?
- Похоже, Фром собирался взять кого-то на работу и спрашивал, нет ли у Бенгта сведений о соискателях.
- Ну и ну! - воскликнул Хольмберг не то удивленно, не то с сомнением. И отрывисто спросил: - Ты точно помнишь?
- Да, точно.
- Когда же это было?
- Кто его знает… Бенгт только сказал, что, дескать, Фром звонил не так давно. Кажется, да: не так давно.
- Забавно. Бенгт вчера упоминал про вакансию. А вечером говорил, что нам не мешало бы получить список соискателей. Но тут зазвонил телефон, и больше мы к
этому уже не возвращались. Однако, судя по твоим словам, у Бенгта, видимо, возникла какая-то мысль в связи с этой вакансией. Что же он говорил? Может,
вспомнишь поточнее?
- Сейчас… как будто припоминаю… «Фром звонил мне на днях». Вот. Не «не так давно», а «на днях».
- На днях. В принципе это может быть когда угодно.
- Похоже, что так. «Звонил на днях и спрашивал, нет ли у меня сведений о нескольких парнях, которые откликнулись на их объявление…» Это его собственные
слова.
- Ага…
- «Вот как»,- говорю. А он на это: «Фирма дала объявление о замещении какой-то важной должности, потому что он спрашивал, известны ли полиции политические взгляды соискателей».
- Политические взгляды?
- Да.
- Господи боже, что ты говоришь!
- Это он говорил.
- С ума сойти…
- Я поинтересовалась, сумел ли он помочь Фрому, и он ответил, что дал ему кое-какие сведения об одном из соискателей. Если не ошибаюсь, тот участвовал в каких-то политических выступлениях, был замешан в уличных беспорядках… Еще Бенгт упомянул про какую-то конференцию, на которой разразился грандиозный скандал, и о выступлении молодежного ансамбля в церкви по случаю демонстрации против ЮАР.
- Он назвал имя парня? - с надеждой спросил Хольмберг.
- Нет, не назвал.
- Ну а что-нибудь еще говорил?
- Нет. Об этом, во всяком случае. Говорил, что вы зашли в тупик… точнее, что у вас нет ни одной конкретной зацепки и что, наверное, придется идти на поклон в Центральное управление.
- Ага…
- Потом мы посмотрели телевизор, и он пошел гулять с Сарделькой, и…
Ее голос дрогнул.
Хольмберг растерянно смотрел на нее.
- Прости,- всхлипнула Соня.
9
В управлении Сольвейг Флорен разговаривала с Улофс-соном.
Хольмберг позвонил ему из больницы и обрисовал ситуацию. А затем попросил Сольвейг зайти к Улофссону в управление.
Севед Улофссон сгорал от любопытства: какая же она, эта другая женщина в жизни Турена.
Прежде всего, он обратил внимание на ее грудь. И прямую осанку. И что она будто освободилась от какой-то тяжести.
- Когда вы в последний раз видели Бенгта?
- С неделю назад.
- А точнее не вспомните?
- Ну… в прошлый… нет… поглядим, какое это число. Сегодня третье, а мы виделись в позапрошлую пятницу. Значит, было двадцать первое. Пятница, двадцать первое апреля.
- Ага. И с тех пор он не давал о себе знать?
- Нет.
- А тогда, в пятницу, двадцать первого апреля, он не упоминал ни о чем, связанном с директором Фромом? Не называл имени Фрома?
- Называл.
Она уже догадалась, в чем тут дело.
- В какой же связи? - спросил Улофссон.- Вы не припомните?
- Он говорил, что директор звонил ему несколько дней назад и просил дать сведения о кое-каких людях.
- Когда же он звонил? Бенгт не сказал?
- Нет.
- Продолжайте.
- Да в общем, это все.
- Значит, он не сказал, о ком шла речь?
- Нет. Бенгт сказал «о кое-каких людях». Фром спрашивал, нет ли у Бенгта сведений о них, об их политических взглядах, причастны ли они к стычкам с полицией, можно ли им доверять. Бенгт еще добавил: мол, вообще-то противно, что полицию используют как источник подобной информации. Но поскольку он знает Фрома, то…
- Больше он ничего не сказал?
- Нет. Мы заговорили о другом.
- О другом?
Она чувствовала, что внутренне Улофссон весь ощетинился. Казалось, ему стыдно допрашивать ее, приятельницу Бенгта. Точно он ступил на запретную территорию. А враждебность - что ж, своего рода защитная реакция. Он держался, натянуто и официально, в глубине души испытывая к ней неприязнь. Может, потому, что она была не в его вкусе.
- Значит, он не сказал, сколько их было и как их имена?
- Нет. Несколько человек - вот и все.
- Студенты? Речь шла о студентах?
- Скорее всего, да, потому что он вскользь обронил, дескать, эти бедолаги студенты сами во всем виноваты. Лучше бы учились как положено и занимались своим делом, а не лезли в разные там заварухи.
- Та-ак…
- И потом добавил: мол, вообще-то их жалко. Никто их не понимает, а что ни говори, они зачастую и впрямь нащупывают больные места, только, наверное, к этим местам пока не следовало бы прикасаться.
- Он так говорил?
- Да.
- Но ни слова о просьбе Фрома?
- Нет.
Вид у Сольвейг был грустный и усталый - из-за Улофссона. И вместе с тем пристыженный.
10
- Будь я проклят,- сказал Эмиль Удин, когда Хольмберг с Улофссоном изложили, что им удалось выяснить за день.
Потом он поковырял пальцем в ухе и зевнул.
- А сам ты что-нибудь узнал? - спросил Хольмберг.
- О, я попытался разведать, что тут за народ и как обстановка. Понятно? Главное в нашей работе - хорошенько разобраться, с кем имеешь дело, и попробовать ближе познакомиться и с людьми, и с их жизнью.
- Вот как?
- Я потолковал с вдовой Фрома, с его сыном и с секретарем, фру Йонссон. Обворожительная женщина, доложу я вам.- Удин довольно хихикнул.
- Да-да,- сказал Хольмберг.- Ну и как, назначил ей свидание?
- Что?
- Назначил, говорю, свидание?
- Нет. Она занята, так что не обессудь, дорогой Мартин.
- Все-таки чего же ты добился?
- Выяснил, что Фром был жуткий грубиян и реакционер- не дай бог стать ему поперек дороги! И тем не менее он ловко скрывал свои пороки. Хуже всего, что он был чертовски высокомерный и властный. Отъявленный реакционер старой закваски. Жена, по всему видать, женщина мягкая и покорная, преданная ему душой и телом. Она его прямо-таки обожала. Сын как будто большой зазнайка и чистоплюй, студент-медик. А вот секретарша - умная и весьма симпатичная особа, я бы даже сказал - очаровательная. Пять лет назад она разошлась с мужем-алкоголиком - он был коммивояжер - и теперь живет одна.
- Так. Ну а что-нибудь, так сказать, съедобное добыл?
- Да. Фром любил набрасываться на людей и унижать их.
- Что же из этого следует?
- Будь я проклят… Что некий безропотный подчиненный вполне мог возненавидеть его настолько, чтобы решиться на убийство.
- А при чем тут Бенгт? - поинтересовался Улофссон.
- Господи, боже мой, так ведь это очевидно, дорогой Севед! Будь я проклят! Бенгт явно погорел на том, что слишком охотно вызвался снабдить Фрома информацией кое о ком и этот кто-то явно обо всем пронюхал. Во Фрома стреляли из ненависти, а в Бенгта - из самой настоящей мести.