Смерть в душе. Странная дружба - Жан-Поль Сартр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да.
— Она недурна, — вяло заметил Франсийон.
Борис замотал обмотки и надел куртку; он двумя пальцами отдал честь Франсийону, пересек палату и, посвистывая, спустился по лестнице. На середине лестницы он остановился и рассмеялся. «Забавно! — подумал он. — Забавно, что я печален». Ему вовсе не хотелось видеть Ивиш. «Когда мне грустно, она не помогает, — подумал он, — наоборот, удручает».
Ивиш ждала его во дворе госпиталя: вокруг кружили солдаты, поглядывая на нее, но она не обращала на них внимания. Она издалека улыбнулась ему:
— Здравствуй, братик!
Увидев Бориса, солдаты засмеялись и закричали; они его очень любили. Борис приветственно махнул им рукой, но без удовольствия отметил, что никто ему не говорит: «Счастливчик» или «Лучше бы мне ее иметь в своей постели, чем винтовку». Действительно, после выкидыша Ивиш сильно постарела и подурнела. Естественно, Борис по-прежнему гордился ею, но уже как-то иначе.
— Здравствуй, страхолюдина, — сказал он, касаясь шеи Ивиш кончиками пальцев.
От нее теперь всегда веяло одеколоном и лихорадкой. Он беспристрастно оглядел ее.
— Ты паршиво выглядишь, — сказал он.
— Знаю. Я безобразна.
— Ты больше не красишь губы?
— Нет, — жестко сказала она.
Они замолчали. На ней была ярко-красная блузка с закрытым воротом, очень русская, которая делала ее еще бледней. Ей бы очень пошло открыть немного плечи и грудь: у нее были очень красивые круглые плечи. Но она предпочитала закрытые блузки и слишком длинные юбки: можно подумать, что она стыдилась своего тела.
— Останемся здесь? — спросила она.
— У меня есть право выходить в город.
— Автомобиль ждет нас, — сказала Ивиш.
— Он не здесь? — испуганно спросил Борис. — Кто?
— Свекор.
— Еще чего!
Они пересекли двор и прошли через ворота. Увидев огромный зеленый «бьюик» господина Стюреля, Борис почувствовал, до чего он раздосадован:
— В следующий раз скажи, чтобы он ждал на углу улицы. Они сели в автомобиль; он был до смешного просторным, в нем можно было затеряться.
— Здесь можно играть в жмурки, — процедил сквозь зубы Борис.
Шофер обернулся и улыбнулся Борису; это был кряжистый и подобострастный мужчина с седыми усами.
— Куда отвезти мадам?
— Что скажешь? — спросил Борис. Ивиш подумала:
— Я хочу видеть людей.
— Тогда на ла Канебьер?
— Ла Канебьер? Нет! Да, да, если хочешь.
— На набережные на углу ла Канебьер, — сказал Борис.
— Хорошо, месье Сергин.
«Бездельник!» — подумал Борис. Машина тронулась, и Борис стал смотреть в окно, ему не хотелось разговаривать, потому что шофер мог их слышать.
— Ну что Лола? — спросила Ивиш.
Он повернулся к ней: у нее был совершенно непринужденный вид; он приложил палец к губам, но она повторила звучно и громко, как будто шофер был просто деревянной чуркой:
— Как Лола? У тебя есть от нее известия? Он, не отвечая, пожал плечами.
— Эй!
— Известий нет, — сказал он.
Когда Борис лечился в Туре, Лола приехала и поселилась рядом с ним. В начале июня его эвакуировали в Марсель, а она заехала в Париж, чтобы взять деньги в банке перед тем, как присоединиться к нему. С тех пор произошли «события», и он больше ничего не знал. Толчок бросил его на Ивиш; они занимали так мало места в «бьюике», что он вспомнил время, когда они только что приехали в Париж: они развлекались, считая себя двумя сиротами, заблудившимися в Париже, и часто вот так прижимались друг к другу на скамье в «Доме» или в «Куполе». Он поднял голову, собираясь напомнить ей об этом, но увидел, какая она угрюмая, и только сказал:
— Париж взят, ты знаешь?
— Знаю, — безразлично сказала Ивиш.
— А что твой муж?
— Никаких известий.
Она наклонилась к нему и тихо сказала:
— Пусть он подохнет.
Борис бросил взгляд на шофера и увидел, что тот смотрит на них в зеркало. Он толкнул локтем Ивиш, и она замолчала: но на ее губах сохранялась злобная и мрачная улыбка. Машина остановилась в нижней части ла Канебьер. Ивиш спрыгнула на тротуар и повелительно-непринужденно сказала шоферу:
— Заедете за мной в кафе «Риш» в пять часов.
— До свиданья, месье Сергин, — любезно попрощался шофер.
— Пока, — раздраженно сказал Борис.
Он подумал: «Я вернусь на трамвае». Он взял Ивиш за руку, и они пошли вверх по ла Канебьер. Мимо прошли офицеры; Борис их не поприветствовал, и их это, похоже, нисколько не задело. Борис был раздосадован, потому что женщины на него оборачивались.
— Ты не отдаешь честь офицерам? — спросила Ивиш.
— Зачем?
— На тебя смотрят женщины, — заметила Ивиш. Борис не ответил; одна брюнетка улыбнулась ему, Ивиш
живо обернулась.
— Да, да, он красив, — сказала она в спину брюнетке.
— Ивиш! — взмолился Борис. — Не привлекай к нам внимания.
Это была новая надоевшая песенка. Однажды утром кто-то сказал ему, что он красив, и с тех пор все ему это повторяли, Франсийон и Табель прозвали его «Рожица Амура». Естественно, Борис не поддавался на лесть, но это раздражало, потому что красота — не мужское качество. Было бы предпочтительнее, чтобы все эти бабы занимались своими ягодицами, а мужчины, проходя, немного обращали внимание на Ивиш, не слишком, но как раз достаточно, чтобы она чувствовала себя привлекательной.
На террасе кафе «Риш» почти все столики были заняты; они сели среди смазливых темноволосых девок, офицеров, элегантных солдат, пожилых мужчин с жирными руками; безобидная доброжелательная публика, их можно убить, но не причиняя им боли. Ивиш принялась дергать себя за локоны. Борис спросил ее:
— Что-то не так?
Она пожала плечами. Борис вытянул нот и ощутил скуку.
— Что будешь пить? — спросил он.
— У них хороший кофе?
— Так себе.
— Я до смерти хочу выпить кофе. Там они варят отвратительный.
— Два кофе, — сказал Борис официанту. Он повернулся к Ивиш и спросил: — Как у тебя дела со свекром и свекровью?
Страсть угасла на лице Ивиш.
— Нормально. Постепенно становлюсь похожей на них. — Она, усмехнувшись, добавила: — Свекровь говорит, что я на нее похожа.
— Что ты делаешь целый день?
— К примеру, вчера я встала в десять часов, как можно медленнее привела себя в порядок. Так прошло полтора часа, затем читала газеты…
— Ты не умеешь читать газеты, — сурово сказал Борис.
— Да, не умею. За обедом говорили о войне, и мамаша Стюрель пустила слезу, вспомнив о своем дорогом сыночке; когда она плачет, ее губы приподнимаются, и мне всегда кажется, что сейчас она начнет смеяться. Потом мы вязали, и она мне, как женщина женщине, призналась: Жорж был слабого здоровья, когда был маленьким, представляешь, у него был энтерит в восемь лет, если бы ей
