Перечитывая Уэллса - Геннадий Прашкевич

И еще, открыв книги Герберта Уэллса, я вдруг понял, что фантастика одновременно может быть и «серьезной прозой». Это тоже было как озарение. До сих пор я был искренне убежден, что данный жанр по содержательному наполнению своему относится исключительно к детской литературе. «Земля Санникова», «Двадцать тысяч лье под водой» – проглатываешь все это в ранней юности и оставляешь навсегда. И вот неожиданно оказалось, что это не так. Уэллса можно читать и в пятнадцать лет, и в двадцать пять, и в сорок, и даже позже. Более того, именно его романы доказывают, что между фантастикой и реалистической прозой никакой разницы нет. Фантастика зачастую даже мощнее. Она проникает в те области бытия, куда реализм даже не забредал.

С тех пор фантастика разделяется для меня на три категории.

Жюль Верн. Детская и юношеская фантастика, основанная исключительно на идеях. Ее можно и обязательно нужно читать, ее вклад в расширение пробуждающегося сознания неоспорим, но к ней нельзя возвращаться. Как нельзя вернуться в тот давний двор, где когда-то увлеченно играл.

Берроуз. Это для тех, кто не вырос. Для тех, кто так и не повзрослел. Кто физически перестал быть ребенком, но психологически остался им навсегда. И потому бесконечно жует фэнтезийную ахинею, вздувающую липкие пузыри.

Уэллс. Высший статус фантастики. Фантастика как «литература проблем».

Ну а дальше следуют Гоголь, Маркес, Булгаков, для кого фантастичен уже сам реализм.

Сейчас, к сожалению, царит эпоха Берроуза.

Берроуз царствует в фантастике полностью и безраздельно.

Уэллса вспоминают лишь от случая к случаю. Все заслонено вспышками бластеров и туповатым звоном мечей. Но если покинуть многонаселенное жанровое мелководье и, презирая опасности, выйти в океан литературного бытия, то россыпь поселковых огней, которые зажигает Берроуз, мгновенно исчезает из глаз. Зато начинает сиять звезда Уэллса. Она хорошо заметна и указывает некий неизведанный путь. Ведь настоящим звездам все равно: смотрит на них кто-нибудь или нет.

Дом страдания

1

Если «Машина времени» вместила в себя всю историю вырождающегося человечества, то в следующем своем фантастическом романе «Остров доктора Моро» Уэллс попытался рассмотреть хоть какую-то возможность противостоять вырождению.

5 февраля 1888 года экипаж шхуны «Ипекакуана» в открытом море подобрал полузатопленную парусную лодку с неким мистером Эдуардом Прендиком, год назад ушедшим в морское путешествие на судне «Леди Вейн». Мистер Прендик считался погибшим, но его спасли, и оказалось, что он целый год провел на острове, обитатели которого сразу вызвали у него ужасные подозрения. «Седой человек, – писал он в своих записках (роман подан читателям как записки мистера Прендика, – Г. П.), – пристально и, как мне показалось, с некоторым замешательством смотрел на меня. Когда наши взгляды встречались, он опускал глаза и глядел на собаку, сидевшую у него между коленями. Он разговаривал с Монтгомери (помощником доктора Моро, истинным хозяином острова и находящейся там научной лаборатории, – Г. П.) так тихо, что я не мог разобрать слов. Это вообще была на редкость странная команда. Я видел только лица; в них было что-то неуловимое, чего я не мог постичь. Они показались темнокожими, но их руки и ноги были обмотаны какой-то грязной белой тканью до самых кончиков пальцев. Я никогда еще не видел, чтобы мужчины так кутались, только женщины на Востоке носят подобную одежду. На головах были тюрбаны, из-под которых виднелись выпяченные нижние челюсти и сверкающие глаза. Волосы, черные и гладкие, напоминали лошадиные гривы. А еще они казались значительно выше обычных людей, хотя впоследствии я убедился, что в действительности они ничуть не выше меня, просто туловища у них ненормально длинные, а ноги короткие и странно искривленные».

Доктор Моро… Услышав это имя (мистер Прендик, кстати, учился в Ройял колледже у профессора Томаса Хаксли, – Г. П.), спасшийся сразу вспоминает некую ужасную брошюру. Когда она вышла, он был еще юношей, а вот доктору Моро уже перевалило за пятьдесят. Выдающийся ученый-физиолог доктор Моро увлеченно занимался переливаниями крови и всякими ненормальностями развития живых организмов. Он делал стремительную карьеру, но однажды она прервалась. И все только потому, что какой-то удачливый журналист, устроившись к доктору Моро под видом лаборанта, опубликовал некие ужасные подробности его работы.

Здесь Уэллс попал в точку. Конец XIX века был отмечен многими смелыми, но при этом жестокими научными экспериментами. Настолько жестокими, что уже в 1876 году в Англии был принят закон, по которому подопытных животных следовало обязательно обезболивать перед проведением опытов. Вынужденный покинуть Англию доктор Моро куда-то исчез, но, похоже, не отказался от своих исследований: в комнату мистера Прендика из загадочной островной лаборатории, окруженной высоким забором, постоянно доносятся душераздирающие стоны и крики. Да и помощники Монтгомери, на которых мистер Прендик сразу обратил внимание, оказываются вовсе не людьми. Это – бывшие животные, которым доктор Моро своим гениальным скальпелем придал человеческий облик. «Вообще удивляюсь, – сказал он мистеру Прендику, – почему все то, что я делаю у себя на острове, не сделано уже давно. Хирургия способна не только разрушать, но и созидать. Вы, может быть, слышали о простой операции, которую делают при повреждении носа? Кусочек кожи вырезают со лба, заворачивают книзу на нос и приживляют в новом положении. Это как бы прививка части организма на нем самом. Перенесение материала с одного живого существа на другое вполне возможно, вспомните, например, о зубах. Хирург вставляет в рану нужные кости и прикрывает их кожей, беря все это у живого или у только что убитого животного. Вспомните о крысах-носорогах, которых делают алжирские зуавы. Эти уродцы фабрикуются тем же способом…»

Фабрикуются!

Такое вот открытие.

Когда крики и стоны, доносящиеся из лаборатории, становятся совершенно непереносимыми, мистер Прендик не выдерживает и бежит в лес. К ужасу своему, он в самых разных уголках острова натыкается на зверолюдей, созданных доктором Моро. И все они умеют говорить: и безобразные быко-люди, и медведо-лисицы, и человеко-собаки. Так необыкновенное приключение мистера Прендика подводит Уэллса к одному из его шедевров – к главе о Великом Карающем Законе. Думаю, вполне позволительно привести здесь страницу Уэллса, потому что любой пересказ искажает сущность сказанного.

«Маленькое розовое существо, похожее на ленивца, все еще смотрело на меня (на Эдуарда Прендика, – Г. П.), когда у отверстия ближайшего логовища появился обезьяноподобный проводник. В тот же миг какое-то неповоротливое чудовище выползло из другого логовища и застыло бесформенным силуэтом на фоне яркой зелени, тоже разглядывая меня во все глаза. Я колебался и готов был бежать назад, но потом решился и, взяв свою палку с гвоздем на конце, заполз вслед за проводником в вонючую, тесную берлогу. Она была полукруглая, наподобие половинки дупла, и около каменной стены, замыкавшей ее изнутри, лежала груда кокосовых орехов и других плодов. Несколько грубых посудин из камня и дерева стояли на полу, одна – на большой кое-как сколоченной скамье. Огня не было. А в темном углу пещеры сидело еще какое-то бесформенное существо.

– Это человек! Это человек! – быстро затараторил мой проводник. – Это человек. Человек, живой человек, совсем как я.

– Заткнись, – ворчливо произнес голос из темноты. Он был хриплый, с каким-то особенным, поразившим меня присвистом. – Мы видим. Это человек. Он пришел жить с нами.

И обезьяночеловек подтвердил:

– Он пришел жить с вами. Он должен узнать Закон.

Теперь я различил темную груду в углу, смутные очертания сгорбленной фигуры. Но в берлоге снова стало темно, потому что у входа появились еще две головы.

Сидевший в темном углу сказал:

– Говори слова.

Я ничего не понял.

– Не ходить на четвереньках – это Закон, – проговорил он нараспев.

Я растерялся. Но понял, что должен повторить эту фразу. И правильно понял. В берлоге началось настоящее безумие. Голос в темноте затянул какую-то дикую литанию, а все остальные хором вторили ему. Темные фигуры, раскачиваясь из стороны в сторону, хлопали себя по коленям, и я следовал их примеру. Мне казалось, что я уже умер и нахожусь на том свете.

– Не ходить на четвереньках – это Закон. Разве мы не люди?

– Не лакать воду языком – это Закон. Разве мы не люди?

– Не есть ни мяса, ни рыбы – это Закон. Разве мы не люди?

– Не обдирать когтями кору с деревьев – это Закон. Разве мы не люди?

– Не охотиться за другими людьми – это Закон. Разве мы не люди?