Этнокультурная история казаков. Часть III. Славянская надстройка. Книга 4 - Коллектив авторов

Напуганные Батурином, вывешенными отрубленными головами мазепинцев, горожане практически не имели выбора и, чтобы с ними не поступили так же, по «инициативе снизу» направляли челобитные царю. Жители Прилук, Лубен, Лохвицы, Новгорода-Северского, Варвы, Сребного, Ични, Миргорода клялись в верности российскому монарху. Дирижер этой верноподданнической кампании (а им, бесспорно, был Пётр І) получил их 5 ноября, как раз во время выборов нового гетмана. Они должны были убедить созванную в Глухов старшину в бесполезности затеи Мазепы, рассеять сомнения тех, кто колебался».

«Уничтожение Батурина предопределило весь дальнейший ход кампании. Мало того, что шведы лишились зимних квартир – в руках Петра оказались большие запасы боеприпасов и продовольствия, а также 40 пушек, которые вместе с другими 33-мя российскими орудиями палили потом под Полтавой. Им отвечали 4 шведские пушки… […]

Зимой 1708 – 1709 годов российская армия жгла в Украине «населённые пункты на пути шведской армии» – Пётр […] предвосхитил печально известный сталинский приказ №0428.

Спустя полгода после геноцида Батурина настал черёд Запорожской Сечи […]. В мае 1709 года имперские войска под командованием полковника Яковлева атаковали Сечь. Первый штурм был отбит, причём нападавшие потеряли около трёхсот человек. Трудно сказать, как пошло бы дело, если бы не предатель Галаган, знавший планировку укреплений. 14 мая Сечь была взята и стёрта с лица земли (наряду с Сечью имперские войска уничтожили на Днепре старинные козацкие города-крепости: Келиберду, Переволочну, Старый и Новый Кодаки). 156 сечевиков казнили, по Днепру пустили плоты, на которых стояли «глаголи» с повешенными. Потом, во время пугачёвщины, такие же плоты поплывут и по Волге. Пётр казнил даже мёртвых запорожцев: царские солдаты перепахали войсковое кладбище – как видим, и в этом император предвосхитил большевиков, воевавших с могилами своих врагов» (Широпаев А.).

Жестокость российских войск сеяла страх среди украинцев. Русские воспрепятствовали, как могли, расширению козацкого восстания. Духовенство принудили провозгласить анафему и гетману, и всем его сторонникам. Это средство тоже сдерживало страсти и таким образам широко задуманное, но слабо подготовленное освобождение обратилось в заурядную политическую авантюру.

Карл XII не получил от казаков серьёзной помощи. В новой штаб-квартире Петра I в Лебедине, на Слободской Украине, начала работу следственная комиссия, искавшая союзников Мазепы. С такой же привычной свирепостью, которую Пётр I продемонстрировал при расправах с булавинскими повстанцами, теперь расправлялись с мазепинцами. Современный автор писал: «Их находили в домах и отдавали на страшные муки, колесовали, четвертовали, сажали на кол, и уже совсем игрушкой считалась казнь через повешение и отсечение головы».

* * *

Очевидно, что личность Мазепы находит в истории весьма разноречивую оценку. Мало кто принимает в расчёт, что замыслы гетмана касались одних лишь казаков, были выражением прежних казачьих чаяний, проявившихся много раньше в польско-казачьих войнах, в политике Богдана Хмельницкого и его сына Юрия, в деятельности гетманов И. Выговского и П. Дорошенко и даже в статьях Переяславского договора, по которым русские цари получали только часть суверенных прав в Казачьем (Черкасском) крае. За те же идеалы боролись недавно бесхитростные донские казаки во главе с Булавиным.

В оправдание двуличности Мазепы можно сказать одно: он ставил себе целью только освобождение от чуждой власти Земли Запорожских Черкасов и не стремился изменить к лучшему участь других жителей своей страны. Что касается упрёков в измене и предательстве, то борьба за национальное освобождение изменой не считается, рыцарская откровенность в политике мало когда применялась. Московские цари не отличались прямодушием даже в обыденной политической жизни.

Однако участие в поражении Булавина создало гетману дурную славу и на Дону, где имя «Мазепа» стало бранным словом.

III. Казаки Сибири

Политика «оказачивания» аборигенного населения Сибири отразилась не только на генотипе местного казачества, но и наглядно проявилась в появлении «новых казачьих фамилий». Так, по данным окладной книги личного состава якутского гарнизона от 1706 года насчитывается 13 казаков, чьи фамилии имеют приписку «новокрещён». Но помимо них ещё 20 человек обладают прозвищами-фамилиями с откровенно инородческим «привкусом»: Пётр и Фёдор Остяки, Колмак, Мунгал, Тордуя, Кулухтай, Нюгут, Енок, Тайшин, Кыргызов, Семён и Яков Мунгалетины, Баданин, Тияушин, Фёдор и Иван Калмаковы, Мыкыс, Зойма, Кухага, Тыгунов.

Трудами енисейских казаков в 1707 году был поставлен казачий острог Абаканский на месте бывшего села Краснотуранского.

Царским указом 1707 года было установлено обязательное зачисление на службу казачьих детей и родственников, что в итоге узаконило наследственность казачьего звания и установило сословные перегородки. Только при острой «нехватке» численного состава (которая всегда была в Сибири) разрешалось в казачьи общины и подразделения брать «людей их посада, а что недостаёт, то пополнять из заёмочных рекрут и гулящих людей». Поэтому в состав казаков стали включать «партии промышленников и разночинцев». Свободный люд охотно «вступал в казаки», поскольку это звание в то время ещё было лестным и почётным.

Для защиты от степняков в Сибири возводились новые крепости, требовавшие привлечения казаков в их гарнизоны. В 1708 году – Омская, в 1709 году – Бийская.

IV. На Кавказе

Во 2-й половине XVII – в начале XVIII веков происходило расселение кабардинцев на равнинной территории исторической Алании.

Взаимовыгодные связи между собой Россия, Балкария и Карачай усиленно начинают искать в период активной деятельности на Кавказе Крымского ханства. Бесценным памятником такой активности крымцев является надпись 1709 года на межевой каменной плите. Она гласит: «Между кабардинцами, крымцами и Пятью горскими обществами возник спор из-за земель. Пять горских обществ: Балкар, Безенги, Холам, Чегем, Баксан. Горские общества избрали Кайтукова Асланбека, кабардинцы – Казаниева Жабаги, крымцы – Сарсанова Баяна, и они сделали тёре (совет) и определили: с местности Татартуп до Терека, оттуда до равнины Кобана, оттуда до перевала Лескенского хребта, оттуда до кургана Наречье, оттуда до Жамбаша и на Малку. Верхняя часть принадлежит Пяти горским обществам. С Таш-каласы (Воронцовская станица) до Татартупа владения крымские. От Ташкаласы вниз – владения русских».

Глава 11. Всевластие – против казачьей воли

(апрель 1709 – 1725 гг.)

Россия как государство – в

неоплатном долгу перед казаками.

I. Унижение донского казачества

Дон был унижен, убит, задавлен. Даже царские «прикормленники», выросшие на боярских подачках, боялись поднять головы и взглянуть на свет Божий «глазами казака». Все приумолкли и приуныли.

Весной 1709 года, 19 апреля, царь из Воронежа на судах прибыл в Черкасск. На Дону с трепетом ждали царского гнева. И действительно, Пётр приказал «чинить новый розыск о сообщниках Булавина», отсекает головы войсковому атаману Илье Зерщикову, предавшему Булавина, и старшине Соколову, велит привезти тело Булавина, «пятерить» его и на поставленных столбах с колёсами возить по городу, а головы казнённых воткнуть на колья и поставить на площади. Роль палача исполнял князь Голицын.

Это был страшный 1709 год – год окончательного присоединения Дона к Империи и теперь уже полной потери казаками остатков их независимости. Это была капитуляция казачества. Из 125-ти станиц около 50-ти было сожжено и более трети казаков убито. Виселицы на плотах сплошным потоком плыли по Дону – этим торжественным и символичным «свадебным поездом» ознаменовалось начало вхождения казаков в российскую государственную историю.

* * *

Царь Пётр, после восстания Булавина, отрезал земли у казаков и перевёл часть казаков в сословие крестьян Воронежской губернии. Правда, послушных землепашцев из них не получилось. Поэтому определили казаков-крестьян служить в драгунский полк.

Есть предание, что Пётр I, в бытность свою в Черкасске, грамоту от царя Ивана Грозного, пожалованную донцам за подвиги при взятии Казани в 1552 году на владение Доном, у Войска отобрал под предлогом заменить её новой; списки же с неё по станицам были уничтожены уже последующими администраторами в конце XVIII или начале XIX века.

После казней царь собрал к себе всех наличных старшин и «добрых» казаков, объявил им своё «милостивое слово» и «пожаловал им из них же в войсковые атаманы» бессменно Петра Емельянова, сына Рамазанова, человека ограниченного и малоизвестного, пожизненно. Этим царь показал, что не считается с казачьим мнением.