Сердце мира - Ханс Бальтазар

совершу!) и грехом смертным? Все эти торговые сделки с Богом… Таково большинство из нас. Что Ты думаешь об этих наших свойствах, Ты, Сын Любви? Некогда Ты взял в руки бич и ударами его изгнал этих крохоборов из храма Отца Твоего. Теперь же Ты связан, и все они дышат Тебе в лицо и пытаются плеснуть свои нечистоты Тебе прямо в горло. Будь осторожен, не пропусти ни одного из этих «мелких» грехов: каждый из них Ты должен попробовать отдельно — иначе труд Твой не будет завершен. Уже каждый отдельно взятый день отдельно взятого человека есть непрерывная цепь маленьких предательств, невинных булавочных уколов, нанесенных делу любви. Тебе предстоит большая работа. Ведь всех их так много — Отец Твой создал их в неисчислимом количестве, они как песок в океане, их миллионы и миллиарды; они обрушатся на Тебя, как облака саранчи, и ни одному зеленому листу на Твоих ветвях не удастся от них уберечься.

Ты решился на то, чтобы взять на себя их бесчестие. И действительно — ведь кто-то должен взять это на себя! Они сами не сделают этого. Они прекрасно знают, как поступать бесчестно, но думают, что бесчестие их поступков бесследно растворится и утонет в забвении времени. Они ничего не знают о Книге жизни и о памяти вечности. Они стряхивают с себя свой позор и с облегчением идут дальше. И весь этот позор тысячелетий обрушивается на Тебя подобно ливню, подобно необозримому потоку. Эта проказа поражает Тебя миллионы раз, Ты погружаешься в безымянную клоаку. Ибо что такое, в конце концов, стыд? Не так уж тяжело стоять у позорного столба — ведь те, кто снует вокруг него, те, что глазеют на выставленного на позор, все без исключения сами грешники, а кто-то из них, возможно, это даже понимает. Не так уж и трудно раздеться догола среди собравшихся на изысканный ужин — ведь у каждого есть свое собственное тело, скрытое под одеждой. Не так уж трудно обнародовать свои пороки перед всем миром — нам и так известны все мыслимые человеческие преступления, ибо о них можно прочитать в любой ежедневной газете. Но стыд сам по себе, стыд-как-таковой, тот стыд, что пережил каждый и что не хочет более пережить, — вот это что такое? Тебе

придется пережить его. Ты будешь стыдиться перед всем миром, перед мертвыми камнями на Масличной горе, перед всякой тварью, но более всего — перед Твоим Отцом, Ты хочешь погрузиться во все бездны и пробраться в каждую дыру — но Ты Сам бездна и дыра. И не думай, что никто Тебя не заметит. Мы все смотрим на Тебя, мы видим наш стыд на Тебе, и в Твоем лице мы презираем его.

Тебе не удастся избавиться от отвращения, которое Ты сейчас переживаешь. Ибо сейчас отвратителен Ты Сам, все, что может быть пошлого, пронизывает Тебя, и не только Ты Сам, но и все мы брезгливо отшатываемся от Тебя. Мы — это сообщество порядочных людей, а Ты в стороне от него. Мы можем прощать друг другу наши маленькие слабости и вновь снимать друг перед другом шляпы, от Тебя же можно лишь с негодованием отвернуться. Мы — общество, мы — замкнутый круг, и было бы невыносимо даже подумать о том, что существо, подобное Тебе, могло бы принадлежать к нашему кругу.

Настиг ли Тебя, наконец-то, страх? Тот страх, который неведом людям? Это не страх перед грозящим несчастьем, перед какой-нибудь катастрофой — у такого страха есть границы, у него есть объект, на который и направлено сознание человека. И надежда — этот постоянный спутник страха — всегда остается при этом с нами. Возможно, мне еще удастся выбраться из горящего дома; возможно, мне еще удастся добежать до выхода из обваливающейся шахты; возможно, в последний миг меня все-таки помилуют. Но страх, переживаемый Тобой — бесформен. Это океан страха, у которого нет берегов, это страх-как-таковой. Тот страх, что есть корень греха. Страх перед Богом и Его неизбежным судом. Страх Ада. Страх более никогда не увидеть в вечности Отчего лика. Быть навсегда оставленным любовью и всяким творением. Ты падаешь туда, где нет дна. Ты пропал. Ни малейший проблеск надежды не ограничивает этого страха. Ибо на что Тебе еще надеяться? На то, что Отец еще может помиловать Тебя? Он не будет, Он не может, Он не хочет этого делать. Именно ценой Твоей жертвы Он хочет оплатить помилование мира. Мира — не Тебя. О том,

что по ту сторону Твоего страха, речь не идет вообще. Милосердие? Но ведь Божье милосердие — это Ты Сам, и оно состоит в том, что Ты идешь ко дну. Кто-то должен стать козлом отпущения, и это именно Ты. Ты, между прочим, Сам этого хотел. Ты не хочешь, чтобы гнев Божий пал на людей? Тогда он падет на Тебя.

«Отче, — зовешь Ты, — если возможно…» Но как раз именно это сейчас и невозможно. Последняя частица, последняя соломинка этой возможности исчезла. Ты кричишь в пустоту: «Отче!» Лишь эхо отвечает Тебе. Отец ничего не услышал. Ты погрузился слишком глубоко, и кто может Тебя слышать — там, в далеких небесах? Отче, Я — Твой Сын, Я — Твой возлюбленный, пред- вечно рожденный Сын. Но Отец более не знает Тебя. Тебя разъедает проказа всего творения — как Ему узнать Твое лицо? Отец перешел в стан Твоих врагов. Вместе они составили план войны против Тебя. Он так возлюбил Твоих убийц, что предал им Тебя, Своего Единородного. Он отдал Тебя, как оставляют потерянные позиции, Он дал упасть Тебе, как Блудному сыну. Ты вообще уверен, что Он еще есть? Есть ли Бог? Если бы Бог был, то была бы и любовь, Он не мог бы быть этой сплошной жестокостью, жестче, чем железная стена. Если бы Бог был, Он должен был бы по крайней мере явиться в Своем величии, Ты должен был ощутить хотя бы дыхание Его вечности. Тебе было бы позволено хотя бы коснуться края Его одежд — коснуться в тот миг, когда Он соизволил перешагнуть через Тебя и, Тебя не заметив, вытереть о Тебя ноги. О, сколь желанно было бы для Тебя это попирающее прикосновение Его почитаемой Тобою ноги… Но вместо того, чтобы ощутить на Себе сияние Божьего взора, Ты пристально всматриваешься в чернеющую пустоту невидящих зрачков. И тогда Ты отшатываешься прочь, в сторону людей, чтобы изведать — ибо вечная любовь мертва, и железный холод мирового пространства одолевает Тебя, — животное тепло их любви. Но люди спят. Пусть спят — пусть спит даже Твой любимый ученик. Им никогда не понять, что Бог более не любит.

Как луч света мысль эта пронзает Твою душу: пусть Я паду, если это необходимо, чтобы Он любил людей. Если Я должен

стать выкупом, то вечная тьма — это не слишком уж высокая цена за вечный свет — Мой вечный свет! Тот свет, что они унаследуют вместо меня. Отче, да свершится воля Твоя в них и во Мне! Воля Твоей любви в них, воля Твоего гнева во Мне… Но Ангел, поддерживающий Тебя, вновь Тебя оставляет, и слева к Тебе приближается Сатана. Он показывает Тебе мир. Вот человечество после искупления. Можешь ли Ты выдержать то, что видишь? Понимаешь ли Ты, что перед Тобой? Я скажу Тебе, о чем идет речь: труд Твой, попросту говоря, был напрасен. «До Рождества Христова», «после Рождества Христова» — все это, по большому счету, одно и то же. Мы ждали потоков благодати, мы думали, Бог прольет Свой обещанный нам Дух, и Царство святости явится в конце времен. Но не изменилось ровным счетом ничего. Один-два из учеников Твоих будут рассказывать, что Ты существуешь, люди на какой-то миг остановятся, чтобы послушать и подивиться этой новой сказке, и какое-то время будет казаться, что Церковь Твоя наделена этим даром — даром новой духовной жизни, посланной свыше силой, способной преобразить этот мир. Но вскоре мир начнет раскрашивать Церковь своими красками, и Церковь разукрасит ими — обычными красками этого мира — свои ланиты, и ее будут спрашивать, а чему новому она может, собственно говоря, научить. У нее начнут проверять документы. От нее потребуют не тех доказательств, что можно найти в книгах, и вовсе не доказательств того, что ее миссия легальна. Нет — речь пойдет о доказательстве ее силы. И поскольку она позволит вовлечь себя во всеобщие грехи, и поскольку грехи христиан окажутся тяжелее, чем грехи язычников и иудеев, голос Церкви охрипнет: она начнет заикаться и не придумает ничего лучшего, чем произносить глупые, бесполезные и елейные речи. И ее будут преследовать, ибо она обманула мир несбыточными обещаниями, и преследование это будет справедливым. Но обман этот падет на Тебя, ибо это Ты основал эту Церковь, это Ты послал ее на служение. Тебя обвинят в том, что люди утратили свою детскую веру в богов и, впав в отчаяние и разочаровавшись в Тебе, впали ныне в окончательное безбожие. Видишь ли Ты теперь, что Ты наделал Своим искуплением?

Ты хотел даровать свет глазам слепых, но теперь они, став зрячими, стали виновны вдвойне. Перед тем, как распять Тебя, они не ведали, что творили. Их грех не отличался от врожденной жестокости диких зверей, они были самой природой. Теперь же — они ведают, что творят; Ты сорвал покров с таинства вечной любви, Ты поставил их перед лицом триединой Божественной бездны, Ты сделал их посвященными в тайну Божественной икономии. И теперь их грех — это мятеж против любви. То, что было позволительно, то, что можно было простить, благодаря Тебе стало непростительным и смертоносным. Раньше они стреляли в небеса стрелами из игрушечного лука, Ты же дал им в руки настоящие, отточенные и ядовитые стрелы, которыми они попадают в самый центр Божественного Сердца. Ты просчитался. Ты думал, что несешь искупление, на самом же деле Ты удесятерил тяжесть греха. Сотнями различных способов они будут искать в Тебе повод для греха. Твое учение начнет их раздражать, каждая из произнесенных Тобою фраз станет для них камнем преткновения. И по праву, как Ты Сам будешь вынужден признать, ибо сказанное Тобою непонятно и опасно для народа. Всякое заблуждение и всякое безумие будет ссылаться на Тебя и оправдываться сказанным Тобою. Подобно фуриям, они будут рвать Твое Евангелие на части и швырять друг в друга его окровавленными обрывками. Те, кто верен Тебе, будут и впредь грешить против Твоего искупления — ибо Божья любовь заметно подешевела, и в исповедальных автоматах за мелкую монету раскаяния можно получить от Тебя отпущение грехов. Понимаешь ли Ты, что Ты наделал? Ты сделал грех легким. Твое искупление — просто издевательство: оно искупило людей для греха! От Тебя надо держаться подальше, Тебя надо обходить стороной, ибо Ты — искуситель человечества. Ты опасен для любого, кого Ты встретишь на пути. Ты — зловредная болезнь. Поверь мне, людей надо предоставить их природе и их инстинктам. Все, чего Ты достиг, это данная Тобою людям неспокойная совесть.