Непокорный ангел - Джейн Фэйзер

— Вы очень любезны, сэр.

— Но это правда. — Он шагнул к ней и коснулся пальцем ее щеки. — А теперь дай мне слово.

Его ласковая рука, тепло черных глаз, нежные нотки в голосе произвели странный эффект. Генриетта неожиданно почувствовала, что не боится ничего на свете.

— Обещаю, — сказала она.

— Ах ты, моя фея. — Он коснулся губами ее лба, и это легкое прикосновение, казалось, опалило ее кожу, словно пламя свечи. — Смой дорожную пыль с лица и рук, и пойдем ужинать.

Дверь за ним закрылась, а Генриетта продолжала стоять у окна. Дэниел разговаривал с ней, как опекун с подопечной, и вместе с тем в его прикосновении чувствовалось нечто другое, а глаза говорили о чем-то совершенно непостижимом. Это была большая загадка, вызывающая огромное любопытство и волнующее смущение, которое охватывало ее, когда она пыталась понять, в чем дело.

Стук в дверь возвестил о прибытии краснощекой, весело щебечущей девушки с медным кувшином, наполненным водой, отчего все фантазии Генриетты тут же исчезли. Наконец, умытая, причесанная и приодетая, госпожа Эшби появилась в гостиной, где ее ждали блюдо с лососем и свежеотваренным горошком в масле, салат из артишоков и тарелка тарталеток с сыром.

— А, вот наконец и ты, — радостно сказал Уилл. — Мы ждем тебя уже целую вечность. Ужасно хочется есть.

Дэниел указал на стул за дубовым столом:

— Садись сюда, детка. Уилл действительно не преувеличивает. — Он налил бургундского вина в оловянный кубок, стоящий рядом с ее прибором во главе стола.

— А где Том? — Она с благодарностью выпила мелкими глотками вино, затем положила себе кусочек лосося.

— Он сказал, что чувствует себя свободнее в пивном кабачке, — сообщил Дэниел. — Уединенные гостиные — для знатных людей.

— Если Гэрри станет служанкой, чтобы зарабатывать на хлеб, ей надо привыкать к пивным кабачкам. Почему бы тебе, Гэрри, не спросить хозяина гостиницы, не нужна ли ему прислуга? — Уилл засмеялся, словно сказал нечто остроумное.

Генриетта покраснела от гнева. Уилл вел себя так, будто ее положение могло вызывать смех.

— Ты вовсе не джентльмен, Уилл Осберт. Обещать девушке жениться на ней, а затем изменить своему слову — это поступок негодяя!

— Я никогда не давал тебе такого обещания! — Молодой человек покраснел до корней ярко-рыжих волос. — Ты сама так решила и…

— Тихо! — рявкнул Дэниел. — Я не хочу, чтобы ужин свернулся в моем животе от ваших нескончаемых споров. Я и так достаточно натерпелся за последние недели.

— Прошу прощения, сэр Дэниел, — сказал Уилл, сдерживая уязвленное самолюбие. — Утром я покину вас. Не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством. В ближайшее время я обращусь к своему отцу за деньгами, чтобы расплатиться с вами.

Генриетта хихикнула с прискорбным отсутствием такта.

— Все это звучит смехотворно, Уилл. Ты ведешь себя чопорно и задираешься, как драчливый петух.

Уилл начал что-то злобно бормотать, а Дэниел строго посмотрел на Генриетту, но тем не менее голос его звучал мягко, когда он обратился к ней:

— Ты предпочитаешь доесть ужин в своей комнате?

Генриетта энергично покачала головой, хотя в глазах ее все еще вспыхивали веселые искорки. Она сосредоточилась на своей тарелке, однако через несколько минут ее взгляд снова устремился через стол на Уилла. Он поднял глаза, и губы его дрогнули.

— Ты вовсе не похож на петуха, — сказала Генриетта. — И утром не уедешь, не так ли?

Уилл неловко заерзал на стуле.

— Я должен ехать домой, Гэрри. Моя семья понятия не имеет, жив ли я после битвы. Ты же знаешь мою мать. Она, наверное, места себе не находит.

— Да. — Теперь Генриетта уже не смеялась. — Нельзя заставлять ее беспокоиться. Ты до сих пор не мог послать ей весточку?

Наступила неловкая тишина. Дэниел продолжал есть, не вмешиваясь в разговор, который, как он подозревал, касался того, чего Генриетта и ее несговорчивый жених старались избегать.

— Но меня здесь ничто не удерживает. — В конце концов, Уилл говорил правду. — Если ты вернешься со мной, Гэрри, я уговорю своих родителей замолвить за тебя словечко. Моей матери не очень-то нравится, как леди Мэри обращается с тобой, и она не сторонница твоего брака с сэром Реджинальдом. Она встанет на твою сторону.

Генриетта ничего не сказала. На мгновение слезы затуманили ей глаза, и она уставилась в тарелку, пока не почувствовала, что справилась с собой.

— Твоя мать всегда была добра ко мне, Уилл, но, боюсь, мне понадобится более мощная поддержка в этом случае. — Она подняла глаза и улыбнулась. Это была отчаянная попытка казаться веселой, которая, однако, не обманула никого из ее спутников. — Я не хочу досаждать тебе, Уилл. Если ты действительно не хочешь жениться на мне, то и говорить не о чем. Я думала, что между нами стоят только наши родители, но теперь мое мнение изменилось.

Уилл непроизвольно посмотрел на сэра Дэниела, сделавшего почти незаметное движение пальцем, которое тем не менее дало юноше понять, что теперь он свободен от каких-либо обязательств.

— Еще вина, Генриетта? — Дэниел вновь наполнил ее кубок. — Если хочешь, мы завтра посмотрим львов на базаре.

— Пожалуй. — Она пила вино маленькими глотками. — Но мне хотелось бы утром поваляться в постели. Это такая роскошь. Никуда не надо ехать, и ничего не надо делать.

— Не думал, что ты такая любительница поспать, — смеясь, сказал Дэниел. — Однако если хочешь, так и будет. До полудня мне надо сделать кое-какие дела в городе, Я вернусь к обеду, и тогда мы пойдем погулять.

— Прекрасный план, сэр. Когда ты собираешься уезжать, Уилл? — Голос ее был совершенно спокойным, выражение лица невозмутимым. Можно было предполагать что угодно, но только сама Генриетта знала, какая пустота открылась перед ней после утраты последней надежды. Уилл был ее спасением. А теперь она должна полагаться только на себя. Эта мысль придала ей новые силы. Тщетные надежды истощают, решила она, беря тарталетку с сыром. Они отвлекают внимание. С этого момента она будет руководствоваться только реальностью.

— Может быть, я тоже пойду с тобой на базар, — сказал Уилл, пытаясь говорить бодрым тоном. — Я не видел львов, а говорят, они просто чудо. Их привезли из Африки. Я могу поехать в Оксфордшир и на следующий день.

— Тогда ты можешь составить компанию Генриетте утром, — охотно согласился Дэниел. — Кажется, она решила улыбаться завтра весь день.

— По крайней мере до десяти я буду хмурой, — заявила Генриетта.

— Но не позже. Полагаю, тебя не придется насильно поднимать. — Дэниел встал и зажег маленькую свечу, стоявшую на дубовом буфете. — Ты устала, детка. Спокойной ночи.