Женщина, которую я бросил - Сюсаку Эндо

— Ты так думаешь?

— Да. Мне нравятся такие люди. С тобой я могу остаться допоздна и быть спокойной.

— Но я же мужчина. Я знаю, что, когда любишь, не нужно переходить границ. Это все говорят. А это для меня закон.

— Какой ты умный! Ты знаешь так много.

— Подумаешь! Я много читал.

Бедная Марико! Если б она знала, что за время нашей любви я два-три раза был у продажных женщин. Борьба с собой изматывала меня, я не выдерживал и шел туда, где мог получить то, чего я не решался просить у Марико.

Я делил женщин на две группы: одни существуют для любви, другие для удовлетворения желания. К первой группе относилась Марико, во вторую я включал уличных проституток и… девушек вроде Морита Мицу.

Иметь любимую девушку, с которой физическая близость пока невозможна, и в то же время ходить к продажным женщинам — я не видел в этом ничего зазорного и, уж конечно, не считал это предательством по отношению к любимой. Ведь молодые девушки вроде Марико не смогут понять физиологической потребности мужчины и сочтут ее грязной, непристойной, безнравственной. Такими доводами я убеждал себя в необходимости компромисса, на который пошел.

Однажды я провожал Марико, и по дороге мы зашли в чайную.

Марико сняла вязаную кофточку. Сквозь нейлоновую блузку просвечивали ее округлые груди, прикрытые маленьким лифчиком.

— Как я сегодня устала, — сказала она, разминая плечо. — Целый день печатала, — и, кокетливо глядя на меня, добавила: — Когда ты женишься, ты будешь гладить жене плечи?

— Не знаю.

— Интересно, какая она будет.

Глаза ее горели, а в голосе было что-то такое, от чего у меня перехватило дыхание. Но может быть, дыхание перехватило оттого, что в чайной был слишком тяжелый воздух.

Я посмотрел на колени Марико, прикрытые юбкой, и мысленно поднял эту юбку, обнажив белые ноги.

Простившись с ней, я никак не мог успокоиться.

«Черт подери! Невозможно соблюдать все наставления». Сойдя с электрички в Синдзуку, я подошел к винной лавке и выпил стакан саке. Но и вино мне не помогло. Тогда я зашел в другую лавку и залпом выпил еще стакан. Однако хмель, ударивший в голову, лишь увеличил мое возбуждение. Хорошо еще что, проходя мимо турецкой бани, я не вспомнил о Морита Мицу. А вот и веселый квартал…

Я шел, покачиваясь и стараясь не слушать женщин, зазывающих гостей.

«Нельзя брать девушку с хриплым голосом: у нее наверняка сифилис. И ни в коем случае ту, у которой забинтована шея».

— Красавчик, ты вылитый Сада Кэйдзи, — девушка с впалыми щеками, перебежав улицу, схватила меня за руку и потащила к открытой двери.

— Что ты делаешь? Дура!

— Успокойся. От меня не уйдешь. А если и вырвешься, у меня останутся рукава от твоего костюма.

С меня сняли ботинки (я уже ничего не соображал) и помогли подняться на второй этаж. В небольшой комнатке, кроме высокого трюмо и вешалки для одежды, ничего не было.

В стеклах окна отражались красные огни турецкой бани, стоящей напротив.

Целуя девушку, я забыл о Марико. Таковы уж мужчины. Их тело и их душа живут в разных странах, поэтому и женщины для них делятся на две категории: одних они любят, с другими удовлетворяют желание.

У проститутки была маленькая грудь, изо рта у нее пахло. А я терпеть не могу женщин, у которых вонючий рот.

Светало. Под окном, напевая, прошел пьяный мужчина.

Девушка спала. У нее было усталое, изможденное лицо.

Сунув в рот сигарету, я открыл окно. Проститутка в доме напротив сушила одеяло. Ее волосы были накручены на бигуди. Увидев меня, она приветливо махнула мне рукой, и ее вставные зубы сверкнули в утреннем солнце.

— Эй ты, я пошел.

— Уже? Но еще рано, — почесывая худые, вялые руки, девушка, надев одну туфлю, проводила меня до двери.

Меня мутило, и все вокруг казалось мне грязным. Я поскорее вышел на улицу и глубоко вдохнул свежий воздух. На работу я успевал.

Вдруг кто-то меня окликнул. Обернувшись, я увидел сослуживца, догоняющего меня.

— Оказывается, Ёсиока-сан, вы тоже посещаете такие места, — он криво улыбался. — И не боитесь Марико?

Я не нашел слов…

Шестая запись Есиоки Цутому

Весь день, сидя за своим столом в конторе, я чувствовал себя как на иголках. Мои отношения с Марико больше не были тайной для сослуживцев. Все считали, что наша свадьба не за горами, а так как Марико была племянницей директора, сослуживцы имели все основания мне завидовать. И вот все рушится: если Оно растреплется о нашей встрече, прощай и карьера и любовь Марико.

Во время обеденного перерыва мне казалось, будто все как-то по-другому глядят на меня. Девушки в коридоре и туалете о чем-то шептались с Марико; до меня доносилось: «Неужели вы ничего не слыхали, Марико-сан?» А мужчины наверняка уже все обсудили.

— Вот каким дураком он оказался…

— Да… Видно, между ними еще ничего не было…

— Конечно, иначе зачем бы ему…

Я опять, уже в который раз, взглянул на Марико. Она как ни в чем не бывало сидела на своем месте, уткнувшись в бумаги, и старательно стучала на машинке. Было жарко, лицо ее блестело от пота. Я перевел взгляд на Оно. Держа во рту карандаш, он деловито постукивал костяшками счетов. Записав что-то в толстую амбарную книгу, он вынул из коробка спичку и стал ковырять в ушах.

«Вот неряха», — подумал я и цокнул языком. Вряд ли он услышал это цоканье, но почему-то повернулся вдруг ко мне. Наши взгляды встретились; на хитром холеном лице Оно играла улыбка. Он многозначительно посмотрел в сторону Марико. Я понял его и, как боксер к ответному удару, стал готовиться к разговору с Оно. Во время перерыва, когда я, помыв руки, выходил в коридор, он обратился ко мне.

— У меня к тебе просьба, Ёсиока-сан.

— Какая? — весь напрягшись, спросил я.

— Я проиграл в карты. Не можешь мне одолжить немного?

— Что ты! Откуда у меня деньги? Тем более перед зарплатой.

— Гм… А на женщин они у тебя находятся? — Он пристально посмотрел мне в глаза. — Может быть, тебе дает Марико-сан? Попробую спросить у нее.

— Сколько тебе? — мой голос дрожал от бессильной злобы и стыда.

— Три тысячи иен. Можно две тысячи.

— Ладно, завтра принесу. Сейчас у меня нет.

— Только не забудь, пожалуйста, — и, напевая что-то себе под нос, Оно с независимым видом вышел в коридор.

Что мне делать? Где взять денег? У меня было около тысячи. Может, в самом деле занять у Марико? Ну нет, на это я не пойду ни в коем случае.

Я едва дождался конца работы. Вернувшись домой, долго стоял у окна, бессмысленно глядя на закат.

Больше я и близко не подойду к веселому кварталу, черт побери! Ладно, на этот раз я одолжу ему, но, если он попробует еще у меня вымогать, я ему покажу, кто такой Ёсиока Цутому. Я себя в обиду не дам. От бешенства я весь дрожал. Но если не ходить в веселый квартал, где я возьму женщину? Ведь я не монах!

Я был словно пьяный. Может быть, рассказать обо всем Марико? Что толку! Она будет лишь презирать меня. И как после этого станут на меня смотреть директор и управляющие?

Тут я вспомнил глуповато-добродушное лицо Мицу. Может, эта кретинка еще не забыла меня? Если так, то вместо веселого квартала я смогу ходить к ней. Правда, у нее слишком короткие ноги, да и талии нет, но женщины из веселого квартала ничем не лучше ее. Настроение у меня немного поднялось.

Переодевшись, я вышел из дому и сел в электричку. Через несколько минут я был на станции Канда. Я шел по грязной улице вдоль нового забора и вспоминал, как два года назад впервые оказался в этом районе. Тогда я был голоден, а из соседнего дома доносился запах еды. Впереди меня на старом велосипеде ехал старик камисибай. Женщина с ребенком на спине показала мне дорогу. И вот я снова перед этим обшарпанным грязным зданием. Старую деревянную дверь сменили на новую, стеклянную, сквозь которую я увидел Кима-сан, одетого в модный костюм. Он разговаривал со своими служащими.

— Разрешите, — приоткрыл я дверь.

— Кого я вижу! — радостно воскликнул Ким-сан. — Давно мы не встречались.

Он оглядел меня с головы до ног.

— На щеках румянец, хороший костюм… По всему видно, дела твои идут неплохо!

— Увы, — покачал я головой, — увы, Ким-сан, дела мои не очень хороши. Я пришел к вам с просьбой.

— Какой?

— Мне нужны деньги…

Не знаю, как к другим, но ко мне Ким-сан всегда относился доброжелательно. На это я и рассчитывал.

— Эх ты! Куда ж ты их тратишь? На женщин небось?

Ким-сан любил отечески пожурить, прочесть нотацию.

— Сколько тебе нужно?

— Две тысячи иен, если можно. Верну со следующей зарплаты.

Ким-сан полез в карман брюк и протянул мне два тысячеиенных билета.

— Приходи в гости. Я купил для «Лебедя» дом в Кавадзаки и скоро туда перееду.

— В Кавадзаки?