Ржевский. Том 2 - Семён Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе это зачем? — Далька не видела мыслей азиатки, потому спросила вслух.
— У меня запрещённое техно. Я уже раз применила его по местным гвардейцам. Если ты скажешь, что я — твоя свита, это автоматический иммунитет. — Откровенно пояснила японка. — Ну и твоя слуга из моих мыслей уже видит, почему она просто обязана присутствовать при том разговоре. Если мы все чего-то вместе хотим в этом городе.
— Потом объяснишь ещё раз словами! — без тени шутки предупредила менталистка, уловившая из мыслей азиатки не всё.
Мадина едва успевала синхронно переводить в обе стороны.
— Но мне категорически не нравится, как вы без меня за меня решаете, — заметила аль-Футаим, чтобы оставить за собой последнее слово.
— Заткнись, — бросила ей Наджиб. — Детали потом. Узкоглазая что-то знает. Ты под её защитой, держи жопу зажмуренной и стой здесь спокойно. Всё будет хорошо.
— А ТЫ КУДА ПОШЛА?!
— Надо сопроводить Ржевского во время беседы с этим типом.
Глава 8
— Господин Ржевский! Нам нужно поговорить!
А вот, похоже, и тот, кто за наездом на Самбура стоял.
Мужик лет сорока, аристократичный и дорого одетый, быстро шагает от лестницы по галерее в мою сторону.
Значит, правильно я вычислил. Босс гвардейцев через какой-то их амулет слушал всё, что у ювелира происходит, а сам находился неподалёку: мы с ним незнакомы, однако он и имя моё знает, и в толпе меня выделяет безошибочно.
— Хорошо, что вняли голосу разума, — киваю в ответ. — Гвардейцам покинуть помещение, — веду рукой вокруг, типа как распоряжаясь, — всех, спящих на полу, убрать к нехорошей матери.
Подобные переговоры — всегда соревнование сторон, чей стержень толще и крепче. Внутренний.
Тот, кто может организовать выполнение своих требований сходу, автоматом занимает верхнее место в неписаной иерархии.
Мой собеседник это тоже понимает — вон, рожа скривилась. Однако возразить ничего не может: убрать тела действительно требуется — свидетелей куча, ажиотаж не нужен никому. А его гвардия, если на мою угрозу ориентироваться, сейчас всё равно что под обстрелом без защиты.
Потенциальные трупы без пользы для ситуации, в переводе на простой язык.
— Они хоть живы? — интересуется штабс-ротмистр Воеводин, отдавая своим необходимые распоряжения жестами.
— Да. Все живы, просто без сознания, — раздаётся сбоку голос Наджиб на языке Залива.
Дублирую по-русски.
— Я буду присутствовать при вашем разговоре. По-вашему я для всех якобы не понимаю, — продолжает менталистка. — Я напугана случившимся, без своего официального опекуна среди чужих мужчин иного народа находиться не могу и не хочу. И не буду. Это если кто спросит. Кроме прочего, регулируется нашим Каноном.
— Я сейчас только одного не понимаю, — хмуро отвечаю её же речью. — Ты мною опять поруководить взялась? Более душещипательным был лишь эпизод, когда ты в имении через забор перелезла и понеслась между мной и нападавшими. Слава богу, я к тому времени из карабина по ним стрелять прекратил, а то бы ты чётко посерединке нарисовалась. На линии стрельбы.
— Извини. Я не права, но так надо. Я обязательно потом всё объясню! Пожалуйста, верь мне, как я тебе верю!
— … Врать другим, даже врагам, тоже не буду. На тему того, что ты языка империи не знаешь. — Фразу всё-таки завершаю.
— Извини. Правда, так надо.
— Охота материться. Больше ничего неохота.
Интересно, а как выглядит наш разговор для окружающих? Языка из местных никто не понимает, все внимательны и молчат, даже тип, организовавший гвардейцев.
Менталистка подходит вплотную, прижимается ко мне сиськами, кладёт ладонь на мой бок, изображая влюблённую сцену:
— Так надо. — Её губы легко касаются моих. — Я понимаю, как ты сейчас раздражён, но могу только повторить свою просьбу: пожалуйста, верь мне!
— Да е*ись оно всё конём, — принимаю парадоксальное решение. — Говоря цинично, ты первой обниматься полезла.
В следующий момент опускаю руки ниже её талии на рельефные, спортивные и упругие ягодицы Наджиб.
Кажется, мой рот сам расплывается в улыбке:
— А-А-А! ХОРОШО-ТО КАК, МАШЕНЬКА!
— Бл*, Ржевский, ты хитрожопый мудак. А я не Машенька.
— Ай, всё равно! — отмахиваюсь одной рукой. — Хорошо-то как! Один хрен ты сейчас ни дёргаться не можешь, ни сказать что-то против, — по ощущениям, моё лицо в данный момент светится неподдельным счастьем. — А в рамках достоверности твоего спектакля, мои действия очень даже замотивированы для свидетелей. Слушай, таки классная у тебя жопа! — последняя фраза вылетает на автомате. — Я, в принципе, и сам предполагал подобное, но убедиться практически всегда приятнее, чем бесплотно теоретизировать.
— Скотина ты и гнусное похотливое животное. Впрочем, я уже говорила. Между прочим, ты совершаешь серьёзное уголовное преступление по законам моей страны, — замечает менталистка. — Единственное оправдание, так сейчас действительно надо, — она нечитаемым взглядом сверлит мою переносицу. — Доклад. Десять секунд все уже на нас пялятся, даже дышать перестали. Ещё столько же требуется, закрепить. Потом расцепляемся. Доклад окончила.
— Доклад принял… — вздыхаю против воли. Затем решаю подбодрить напарницу. — Слушай, а ведь я тебе верю! Я тебе полностью верю! — заявляю с чистым сердцем святую правду, поддаваясь непонятному порыву души. — Как ты только что и просила. Ой. — Доходит до меня кое-что очень деликатное в следующую секунду.
— Вот и мне интересно, — задумчиво говорит Наджиб, продолжая отыгрывать представление и не делая попыток отстраниться. — Как ты сейчас со вставшим хреном на переговоры по моллу пойдёшь? В меня словно полено упирается, другим со стороны тоже видно будет, что у тебя штаны вперёд характерно оттопырились.
— Бл*. — До чего неудобно.
Охота сквозь землю провалиться. Что же делать.
Думай, голова, думай.
— Интересно, насколько это прилично по вашим национальным обычаям? — продолжает издеваться менталистка. — У нас считается отчасти моветон. Пять секунд осталось. Четыре. Три. Две. Одна. Шабаш, Ржевский; отпускай мою жопу, гнусная ты скотина. Хватит при всех меня лапать, пользуясь ситуацией и моей беззащитностью! Когда я тебе даже по яйцам в ответ треснуть не могу.
— Эх-х.
— Немедленно отпусти. Или плюну на конспирацию и по яйцам дам на ментальном усилении! Сможешь потом в женском хоре остаток жизни подпевать.
— Ну и ладно! Не больно-то и хотелось!
— … сказал дикобраз, отползая от кактуса.
Нехотя разжимаю пальцы:
— Это было исключительно в рамках требований сложившейся оперативной обстановки!
— Скотина. Ты допускаешь, что я это могу воспринимать как насилие?
— Ой. Извини и ты меня.
— Не парься, так уж и быть. — Мадина отступает назад на пару дюймов. — Проехали и забыли.
По толпе зевак на галерее, и среди гвардейцев, прокатывается на удивление монолитный вздох.
— Хорошо отработали, слаженно, — вздыхаю за ними
