Свидание у Сциллы - Жан-Мишель Риу

Так продолжалось до 24 августа 1944 года, когда он вернулся в Париж. Монпарнас, ночные развлечения, любовь Серены — все это казалось таким далеким. Отныне Мессин будет издателем. Написав последнюю страницу «Прежде, чем забыть», он посвятил ее Симону, «которого не забудет никогда».

Итак, мемуары издателя прочитаны. Я взглянул на часы. Три часа дня. Что же нового я узнал о предке Мессина? Мало. Он сдержанно писал о своем славном прошлом, однако о его участии в Сопротивлении хорошо известно. Желчные конкуренты объясняли удачи Мессина волей провидения. Злейшие из врагов, среди которых был историк Филипп де Кампо, утверждали, что Мессин так и остался бы незаметным издателем, не вступи он в ряды Сопротивления. В основе его успехов недобрая память о самых крупных издателях эпохи, разорившихся и осужденных за сотрудничество с вишистами и нацистами. Мессин не отвечал за послевоенные убытки, подорвавшие издательское дело. Еще не забыты процессы, на которых предавали анафеме издательские дома. Тогда жаждали расплаты. Тех, кто перешел черту компромисса, изгнали и казнили морально, указывая на них пальцем. В издательствах, как и в журналах, на заводах, в городах и деревнях, искореняли зло и грязь, чтобы избавить от них мыслящее общество. Мессин, конечно, пользовался этим, но сам не принимал в этом участия. Независимые обозреватели осуждали его за это. Издательский дом Мессина, основанный человеком чести, мужественным участником Сопротивления, был вне нападок. Скромный Мессин никогда не хвастался своим военным прошлым. Эта скромность привлекла к нему множество писателей, оставшихся не у дел в тогдашней ситуации. Способствовала ли война его достижениям? Едва ли. Что же еще? Согласиться с тем, что Мессин воспользовался обстоятельствами? Нельзя, тем более что он не извлек никаких преимуществ из своего героизма и принимал почет и награды, сохраняя дистанцию, присущую настоящему гуманисту. Нет ни злобы, ни упрека к этому человеку, придавшему забвению этот период жизни. Просто страница перевернута, и, когда Мессина спрашивали о войне, он не хотел о ней говорить. Гидра ненависти издохла, и Мессин стал одним из тех, кто работал на франко-германское примирение. В течение нескольких послевоенных лет он публиковал немецких авторов и бросил вызов обществу, создав серию «Переводы», где соседствовали палачи и вчерашние жертвы. В официальной жизни Марсель Мессин давал почувствовать, что все забыл. Книга «Прежде, чем забыть» — последние воспоминания, написанные перед тем, как изгладить их из памяти. Я догадался, почему Мессин представил свою книгу с чрезмерной скромностью. Речь шла о собственном детище автора, созданном им для обретения душевного равновесия. Мессин рассказал эту историю, чтобы не забыть Симона. Закрывая книгу, я не сомневался, что у автора не было других амбиций. Это подтверждается тем, что Мессин не искал успеха. Кто знает о его книге? Даже Филипп де Кампо не слышал о ней! Еще более располагало к нему скромное признание в том, что участие в Сопротивлении, следствие страха перед ОТЗ, было актом гуманным, а не политическим. Это придавало поступку особую цену. К великой досаде де Кампо, книга, которую я только что прочел, возвеличила издателя. Мессин написал и издал мемуары не для хвастовства, а в силу моральной необходимости. «Прежде, чем забыть»… Я подумал, что тираж книги столь же скромный, как и ее автор. Несколько экземпляров, подаренных друзьям в память о… Вот почему книга исчезла. Да и сам автор забыт. Итак, последняя страница перевернута. В этой книге нет ничего, что могло бы смутить Поля Мессина.

К этому логическому заключению пришел бы любой, не будь Клауса с его тремя словами: «Твоя тайна здесь». Эта книга скрывала то, что, возможно, объясняло убийство Клауса. И это надо искать в разделе о 13 сентября 1943 года. Таково было мое убеждение.

Для очистки совести я проверил, все ли остальные дни на месте. Я перелистал целый год жизни, в котором отсутствовал единственный день — 13 сентября. Все мои вопросы снова ожили. Произошло ли нечто столь серьезное, что Мессин решил это скрыть? Почему он убежал от партизан с бриерских болот? Не там ли содержатся факты, напоминающие образ героя и позволяющие злословить Филиппу де Кампо? Ответы знали только Симон, Пьер и Марсель, но двое уже умерли.

Читатель догадается о ходе моих рассуждений. А вдруг Пьер жив и ответит на мои вопросы? Для этого мне нужно узнать несколько больше о человеке, чью фамилию Мессин даже не назвал. Проверив свои записи, я понял, что сведений очень мало: Пьеру приблизительно лет семьдесят пять, он сын крупного чиновника. Стал ли Пьер, как обещал, министром республики? По памяти я насчитал шестерых политиков с именем Пьер, но кто из них дружил с Марселем Мессином?

Внезапно меня осенила мысль, что список можно сократить. Есть ключ к ребусу: надо найти того, кто знает о некоем Пьере, бывшем участнике Сопротивления, лет семидесяти пяти, возможно, министре, но самое главное, друге Марселя Мессина. Я взглянул на телефон, все еще заваленный диванными подушками, и вспомнил об обещании, данном Ребекке. Я должен позвонить ей. И я позвонил.

Ребекка знала Мессинов долгие годы, работая еще во времена предка, и обладала хорошей памятью. Если есть человек, способный указать мне верный путь, то это только она. Но Ребекка сделала больше: она назвала мне фамилию — Пьер-Эжен Гено, не министр, но чиновник с высоким положением. И дала мне его адрес: улица Фельян-тинок, 12, в Нейи. И телефон.

— Я знала его еще во времена моей работы ассистенткой. Ну и работка была. Например, устраивать обеды предка. Я очень хорошо помню Гено. Марсель приглашал его в Сциллу каждый год в один и тот же день — 13 сентября. Какая память, а!

Но драгоценная информация досталась мне не даром: пришлось выслушать целый рассказ. Я снова вернулся в настоящее, в субботу, после обеда. Удрученная горем, Ребекка рассказала о том, чего я не знал. Венки, кортеж, протокол… Было из-за чего остаться без сил. В голосе слышалась неимоверная усталость. Похороны закончатся, время пройдет, и смерть Клауса станет фактом. Мало-помалу следы его жизни сотрутся. Даже Ребекка уже говорила о нем в прошедшем времени.

— Это был очень скрытный человек. Я думала, что хорошо его знаю, но, взявшись за биографию, обнаружила массу черных дыр. Он то появлялся, то исчезал. Отдельные годы абсолютно неизвестны. Вот после его журнала ты что-нибудь знаешь?

— «Все ужасно»?

— Да, после «Все ужасно». Сплошной туман. Куда он ездил, что видел? Настоящая головная боль. Немыслимо проследить. Я озаглавила так: «Таинственные годы». Что скажешь?

Я ответил, что ее идея мне кажется превосходной. Ребекка удивилась, узнав, что я тоже наткнулся на тайны Клауса. И та, что скрывалась в книге Мессина, не была единственной. Как и Ребекка, я ничего не знал о том, что происходило после закрытия журнала. Клаус отправился в кругосветное путешествие. Пока он гулял по свету, я заканчивал учебу, вытирая библиотечную пыль. Я воображал его птицей, а себя насекомым. Тибет, Китай, Куба… Клаус путешествовал тайно, скрывая места пребывания и скрываясь от людей. Издалека и нерегулярно он отправлял свои статьи окольными путями в журналы, и те боролись за право печатать их. Мне передавались гнев и возмущение Клауса, меня волновали его расследования, будоражившие умы кабинетных мыслителей. Он встряхивал нас, нарушая тишину и порядок. Клаус Хентц исчезал, потом снова появлялся в какой-нибудь стране, где его окутывали новые тайны. Чили, Гаити, Корея… Появлялись статьи. Взрывались бомбы. Рядовой интеллектуал не переставал волноваться.

— Я составила его биографию, как могла. Ты мог бы помочь мне, но телефон у тебя без конца занят!

Чем я мог помочь Ребекке? Клаус писал другим, мне — никогда. Я сам написал ему из ревности, решив отправить записку его родителям по адресу: улица Аполлинера, 3, Версаль. Адрес остался у меня со времен учебы в пансионе. Может, они давно переехали? Как-то я решил навестить их, но, подумал, отказался от этой мысли, Клаус этого не одобрил бы он не любил, когда вступают в контакт с его родными. Я отправил свою записку в один из журналов, публиковавших Клауса, и стал ждать. Ответ пришел вместе с материалом с Амазонки. Клаус рассказывал в статье о массовых убийствах индейцев, среди них у него были друзья. Бойня происходила на его глазах. Это напомнило ему о дорогих существах, о тех, кого он потерял и кого ему так не хватало. В постскриптуме Клаус просил передать всем, кто ему написал, что назначает встречу через месяц у воскресного экспресса. В указанный день я пришел на Версальский вокзал, к поезду на Алансон. С последним свистком появился Клаус, загорелый, худой и обросший.

— Что скажешь о моем послании? Замечательно, не так ли?

Прекрасно договорились. Прошло два года, и ни минуты опоздания!

Мы обнялись, и с тех пор наши отношения не прерывались. Между ним и мной больше не было зоны отчуждения и, кажется, секретов тоже. Но теперь он мертв, а я обнаружил три его слова: «Твоя тайна здесь». Эти слова открыли неизвестную, скрытую сторону жизни Клауса.