Абу Нувас - Бетси Шидфар

Он будет внимательно читать книгу, но поступать по-своему. А еще, пойдет сейчас к Валибе и попросит рассказать о мудром Ибн аль-Мукаффе, о его книге, и о многих других вещах.

Поднявшись, надев кафтан и шапочку, Хасан направился к дверям.

— Куда ты? — крикнула мать.

Если сказать ей правду, она ни за что не разрешит.

— Я немного погуляю.

Мать что-то говорила, но Хасан, не слушая ее, быстро выскользнул на улицу и пошел знакомой дорогой.

У ворот дома Валибы было привязано несколько коней, на земле стояли носилки, возле них сидели рабы, белые и чернокожие. Хасан постучал в ворота, но привратник, выглянув, оттолкнул мальчика и снова задвинул засов. От обиды кровь бросилась в лицо. Хасан снова постучал, на этот раз сильнее. Рабы засмеялись.

— Откройте почтенному гостю, у него, наверное, важное дело! — крикнул один. Другой сказал:

— Эй, малыш, будь настойчив, господин любит красивых мальчиков!

Но тут Хасан увидел среди них знакомого евнуха, слугу Яхьи ибн Масуда. Хасан подошел к нему.

— Хозяин этого дома приглашал меня приходить к нему и обещал, что будет учить стихам.

Тот пожал плечами:

— Сынок, хозяин этого дома любит обещать, а сегодня у него много гостей. Но, если ты так настойчив, я попробую провести тебя к нему.

Евнух постучал и сказал привратнику:

— Пропусти меня к моему хозяину, у меня важное дело, а этот мальчик со мной.

Ворота открылись, и они вошли. Хасан ожидал увидеть дворец, вроде дома Яхьи, но дом Валибы был не намного богаче того, где жила их семья. Двор вымощен каменными плитами только по краям, а в середине — крепко утоптанная глина, политая водой. Из дома доносились громкие голоса, хохот, потом женский голос что-то запел.

Хасан вместе с евнухом поднялись на невысокую галерею, окружавшую дом. Оттуда прошли во внутренний двор, где расположился Валиба со своими гостями. Стоявшее в середине глиняное возвышение покрыто обычными циновками; подушки, которые гости подложили под локти, сшиты из полосатой шерстяной ткани. Тем ярче казались наряды гостей Валибы: зеленый, шитый серебром камзол Яхьи ибн Масуда, шелковые и парчовые одежды других, незнакомых мальчику, гостей.

Сам хозяин дома облачен в богатый кафтан, который был ему немного мал и, видно, жал, отчего поэт то и дело дергал плечами и оттягивал ворот. Перед ним стоял большой глиняный кувшин с вином и такой же, полный воды. Валиба наливал вино в кубки из обожженной поливной глины и передавал их остальным. Хасану показалось, что это смешение богатства и бедности особенно нравится гостям, которые веселились вовсю.

Один из них только что сказал что-то, и все рассмеялись. Увидев мальчика, Валиба обрадованно крикнул:

— Пришел мой маленький виночерпий! Возьми, займись делом!

Хасан уже знал, что вино надо смешать с водой и подавать чаши гостям, но он обиженно воскликнул:

— Ты звал меня заниматься стихами, а не вином!

Ответ Хасана вызвал всеобщее веселье. Но Валиба жестом успокоил гостей и сказал:

— Мы и занимаемся стихами, лучше всего они запоминаются за полным кубком. Займись же своим делом, и ты увидишь, как я даю уроки.

Когда Хасан нехотя взял кувшин и стал смешивать вино, Валиба обратился к одному из гостей, худощавому юноше в полосатом парчовом кафтане, и спросил его:

— Какие ты знаешь стихи о вине, которые можно считать образцом?

Юноша ответил:

«Встань утром и напои нас,Не жалей вина из Андарина!»

— Клянусь Аллахом, ты прав, а кто из новых поэтов лучше всего прославил вино?

— Лучше всего его прославил Абу Муаз, когда сказал:

«Когда смешанное с водой вино наливают из кувшина в кубок,Не знаешь, смеется ли оно надо нами или ворчит, предостерегая нас.Кувшин преклоняется перед пустым кубком, наполняя его,Как тот, кто читает в мечети молитвы, склоняясь ниц».

И из той же касыды я могу привести его слова:

«Как часто я говорил: запасемся вином,Запретное слаще всего, дай же мне вкусить запретного!»

Собравшиеся одобрительно зашумели, а Валиба крикнул:

— Спойте нам песню на стихи Фараздаха «Кувшин, в котором сладкое свежее питье».

Где-то за галереей зазвенели струны лютни, и певица начала песню:

Кувшин, в котором сладкое свежее питье,Похож, когда в него вливается содержимое бутыли, на звезду.Оно запечатано со дня Хосроя, сына Хурмузаи мы принялись за него с утра, когда только запели петухи.Я опережу смерть, когда она явится, и выпью вина,Ведь все равно не вернешь юность после того, как появилась седина —предвестница Страшного Суда.

Хасан застыл с кувшином в руке. Вот она, настоящая поэзия! Несмотря на то, что голос у певицы был хрипловатый, непохожий на свежий голос Ясмин — она, наверное, была немолода — стихи захватили его. Ему стало стыдно за свою самонадеянность. Как он читал свои неловкие строки перед Валибой? Но Хасан утешил себя — ведь он еще молод, он станет учиться и напишет стихи не хуже, ведь все говорят, что у него хорошие способности!

Когда песня кончилась, Валиба обратился к Яхье и сказал:

— Мы слышали сейчас одну из прекрасных касыд, воспевающих вино. Что ты можешь сравнить с этим?

Яхья немного подумал, а потом ответил:

— Я могу сравнить с этим только стихи аль-Ахталя:

«У вина две одежды — паутина, которой покрыта бутыль,И поверх нее другая одежда — обмазка из смолы.Это золотистая красавица, которая долго томилась взапертив укрытии, среди садов и ручейков.Вино подобно мускусу, рассыпаемому перед намиОт тех брызг, которые падают мимо чаши».

— Да, — согласился хозяин. — Но все же наш Абу Муаз превосходит их всех: жаль, что ему приходится быть настороже, ведь только срочные дела мешают халифу заняться доносами, которые поступают на него! Я знаю это от самого аль-Махди, а он любит стихи Абу Муаза и обеспокоен теми слухами, которые доходят до него из Басры — у него тоже нет недостатка в доносчиках.

— Да, — подхватил один из гостей. — Мне довелось провести несколько дней с Абу Муазом, и я ни разу не видел, чтобы он молился дома или в мечети. А когда один из его учеников спросил, почему он не молится, Абу Муаз ответил: «Я объединил все молитвы в одну, и слил ее в свой кувшин. Когда осушу его, исполню все положенные мне молитвы». Кто может поручится, что у него в доме не было завистника и доносчика, который сообщил обо всем услышанном наместнику? И к тому же Башшар сложил насмешливые стихи о повелителе правоверных.

Валиба помолчал, потом отпустил шутку, непонятную Хасану, и веселье продолжалось. Мальчик хотел уйти, но хозяин не отпустил его.

— Утром я пойду с тобой к твоей матери и попрошу отпустить тебя со мной в Куфу, — объявил он. — Я беру тебя в ученики, чтобы ты заучивал мои стихи и читал их перед людьми, а жить будешь в моем доме. У меня весело, еды всегда вдоволь, а работы почти никакой — тебе легко будет запоминать, раз ты сочиняешь сам. Сегодня у меня гости, а завтра я буду заниматься с тобой серьезно. Я отведу тебя в дом нашего великого Халиля. Правда, он уже немолод и не дает уроков, но у него собираются его ученики и ведут споры о грамматике и о том, какие слова употребительнее. Несколько недель, проведенных у Халиля, дадут тебе больше, чем десять лет уроков.

Пирушка продолжалась до утра. Хасан был так утомлен, что еле держался на ногах и один раз чуть не упал, когда ему пришлось подавать чашу одному из гостей. Наконец все уснули прямо на циновках. У мальчика болела голова, спать больше не хотелось. Он вышел во двор и услышал негромкий разговор:

— Когда же им надоест пить и горланить?

— Эй, Абдаллах, когда люди днем не работают, им остается только пить ночью, ведь другого дела у них нет!

— Проклятые безбожники, да обрушит Аллах свой гнев на их головы! Что можно сказать о них, если сам наследник престола, аль-Махди, все ночи проводит с певцами и музыкантами, за вином, которое запретил посланец Аллаха!

— Им нет дела до того, что народ в Басре обнищал после незаконного налога халифа, а сотни детей остались сиротами!

Тут кто-то прикрикнул:

— А вам какое дело до всего этого, живите и будьте довольны, что живы и что у вас есть на обед ваша доля хлеба, ведь сейчас многим свободным приходится хуже!

Рабы замолчали, а Хасан улегся прямо на земле у стены, чтобы утром на него падало хоть немного тени, и уснул.

VI

— Мир вам!

— И вам мир!

— Давно ты не был у нас в доме, мастер!

— Что поделать, такова жизнь, она подобна зыбучим пескам, ибо засасывает и не отпускает, как говорили древние. Не успеешь оглянуться, как она пройдет.