Солнце любви - Инна Булгакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ты был у Ипполита Матвеевича?
- Да.
- И что же вы не отвергли?
- За эти «отверженные» годы брат. буду говорить прямо. если и не сошел с ума, то несколько тронулся. О чем вроде бы свидетельствует мнимая (подстроенная) его смерть.
- Мне это приходило в голову. Во время общения с обвиняемыми я наблюдал у них разнообразные психические эксцессы. Ну а третья мотивировка?
- Он нам не доверял.
- Вот это самое вероятное! — воскликнул дядя. — Но на каком основании?
- Из-за моих показаний. чертовы эти розы! «Я тебя прощаю» — помнишь письмо из лагеря?
- Да, но я-то причем? В переписке со мной никаких таких роковых загадок. подспудное смятение, конечно, ощущалось. Впрочем, ты письма читал.
- Да естественный напряг из-за перемены условий жизни, так я воспринимал. Но он освободился три года назад.
- А, ты еще не знаешь! — перебил адвокат. — Они связались по телефону с тамошней администрацией. В девяносто первом он совершил неудачный побег, заработал еще срок и вышел только что — седьмого, в среду.
- А ко мне явился в четверг!
- Павел? К тебе?
Проявилось имя, стало страшно (страх этот уже переходил в фобию), Петр произнес с усмешкой:
- Я ж тебе говорил про сон — «тень отца Гамлета».
- Да как же ты перепутал, не сообразил!
- Непривычный я к медицинской отраве.
- Подземельный тебя специально напоил!
- Кто его знает. Иван Ильич пришел что-то выведать, только я не понимаю, что именно.
- Очень странно, что Павел остановился у него.
- Знаешь, это можно объяснить и самыми обычными причинами. Встреча со мной чревата слишком нервной встряской, отложена. И он не знал, что ты живешь у тестя.
Евгений Алексеевич подумал.
- Верно! Мы переехали уже после его так называемой смерти.
- Ну вот. Павел поднимается на четвертый этаж, звонит к тебе (а может, и ко мне — я только к вечеру из университета вернулся), и тут случайно подворачивается старый сосед.
- И он доверяет постороннему пьянчуге секреты, которые утаил от родных!
- Господи, откуда мы знаем, в кого превратился брат за девять лет «зоны»! Его настойчивые уверения — «я прощаю», «я простил» — не свидетельствуют ли о подавляемом чувстве мщения?
- Очень даже может быть! — Дядя встал с дивана, энергично прошелся по комнате. — Только не тебе он явился мстить, а убийце. И он его находит: «Если хочешь узнать про убийство.» Павел рассчитывал разоблачить преступника в твоем присутствии — доказать, как, по его мнению, глубоко ты был неправ перед ним. Но тот победил.
- Чудовище!
Адвокат кивнул.
- Когда докапываешься до самой глубины, у них (у моих подзащитных) один мотивчик: бес попутал. Никто не может объяснить, как перешел роковой предел.
- А как объяснить, почему брат взял чужую вину на себя?
- Из-за невесты — проститутки: отчаяние, отвращение к жизни. «Теперь мне все равно», — так он сказал при последнем нашем свидании.
- Он не намекнул на истинного виновника?
- Да ты что! Если б у меня была хоть тень сомнения в его вине.
- Выходит, тогда Павел не догадывался! Понимаешь? Гибель Подземельного столкнула его с преступником и дала в руки орудие убийства. Оказавшись свидетелем, он не обратился в «органы».
- Само собой! — подхватил адвокат. — После девятилетней отсидки загребли бы его. Он обратился к тебе.
- А меня понесло с Полем в «Китеж».
- Знаю. — Евгений Алексеевич вонзил в племянника проницательный взгляд. — Ты ж вроде по кабакам не гуляешь.
- Подумал: Поль мне звонит, что- то знает про убийство.
- Наш оболтус? — удивился отец. — Откуда? — задумался. — К счастью, он был слишком мал, чтобы помнить. к несчастью, болен. Неужели исток всех этих убийств в далеком прошлом?
- Получается, так.
- Но кто? Круг ограничен. Игорек. не верится. А Валерий Витальевич даже не был знаком с той девицей.
- Да как будто никто, кроме Игоря, не был. Помню, я тогда удивился: она узнала от меня, что Павел на даче, болен. И вдруг является на другой же день, в пятницу. Зачем?
- Ты у нее не спросил?
- Нет. Она сама упомянула про какую-то книжку.
- Наверняка предлог.
- Наверняка. Вот я и думаю: к кому действительно пришла Маргарита?
- Загадочка, — согласился дядя. — Но Валерий любил свою жену, до сих пор он.
Петр Романович перебил:
- Действительно мотив неясен!
- Тот-то и дело! Как можно в здравом уме идти на преступление при подобном скопище свидетелей?
- А если она как раз и явилась мужа перед женой разоблачить?
Адвокат поморщился.
- Чересчур мелодраматично… чтоб проститутка клиента разоблачала! Да и как он мог про подлый ее порыв узнать, ведь она ни с кем, кроме тебя, не общалась?
- А вдруг еще в четверг возникла опасность?
- Тогда и расправился бы, коль уж так приспичило. В этом и заключалась основная трудность защиты. Кто мог войти в такой штопор — гнев, ярость, ревность до исступления? Безумно, страстно любящий! Кто из нас подходит под эту категорию: я, ты, Ангелевич, Игорек? Дед, наконец? Только Павел подходил идеально, ну, я и бил на смягчающие обстоятельства. Между тем состояние аффекта мог вызвать страх сифилиса.
- Время для проверки упущено, — угрюмо бросил Петр Романович.
- Да, настолько все уверовали в виновность Павла.
- Его-то проверяли!
- Как только мертвой поставили диагноз. Он чист. Остается послать запросы в кожно-венерологические диспансеры. Мало надежды, но. все- таки в советскую эпоху не так-то просто было лечиться инкогнито.
- Ты поговорил насчет запросов со следователем?
- Нет, тебя дожидался. — Дядя отвел глаза. — Так ты согласен?
- Разумеется. — Петра Романовича внезапно осенило, и он нервно рассмеялся. — Уж не подозреваешь ли ты меня.
- Не в преступлении, Петруша, нет! Но, знаешь, никто не застрахован от заразы, мужчина ты молодой, красивый, свободный.
- Но в этом плане, как ты выразился, чист, — перебил Петр Романович, подумав с усмешкой: «Не застрахован, только вчера имел шанс вляпаться черт знает во что с «красоткой кабаре»!» И по понятной ассоциации вспомнил вслух: — Что ж такого подслушал медик в нашем разговоре с боттичеллиевской Венерой.
- Эту шлюху я б сегодня вышвырнул!
- Так зачем дело стало?
- Валерий уговорил подождать, пока не подыщет ей квартиру. — Дядя помолчал, помрачнев. — Не ожидал, что он так злоупотребит нашей старой дружбой.
15
К адвокату явился некий нервный клиент. Петр Романович нашел тетку в спальне на кровати. «Эти душу омрачающие происшествия привели, разумеется, к мигрени, — говорила она капризно, по-старомосковски напевно, расчесывая массажной щеткой длинные каштановые пряди. — В такую жару такие волосы.» — «Постригись». — «Я бы с удовольствием, но Евгений — деспот. Он же подарил мне черепаховые гребни, пришлось отращивать. — она ахнула. — Помнишь? Как раз в тот роковой день, который так славно начался утром в саду. Но приехал Игорек — как вестник из трагедии.» — Ольга Ипполитовна продолжала источать жалобы (в стиле своего адвоката), племянник по- родственному присел на краешек атласного супружеского ложа.
- Но все как-то улеглось и не то чтобы забылось — но смягчилось, правда, Петь? Скажи! (он кивнул) И Польку перестали мучить припадки.
- Совсем?
- С тех пор — ни одного. Но ожидание, подспудное, не оставляет. Я иногда просыпаюсь ночью от того нечеловеческого крика. Тишина. Как будто бес во мне кричит из прошлого. И вот, пожалуйста — Павлик с того света!
- Тебя допрашивали?
- Не только, — она на секунду зажмурилась, — пришлось опознавать. коричневый, с «искрой» костюм — да, отца вашего, я его вещи отдала соседу. Их и сейчас можно носить. Роман обладал исключительным чутьем и вкусом, что и тебе передалось.
- Спасибо. Я вспомнил, как ты Ивана Ильича на юбилей ваш звала. У вас были короткие отношения?
Она печально улыбнулась.
- Если можно так выразиться — горестно-дружеские, на почве эпилепсии. Знаешь, я избалована и привыкла к настоящим мужчинам, победным (что папа, что дядька твой), а Иван был такой жалкий. Я его жалела.
- Как он узнал о том последнем припадке? Я помню медика уже в зале.
- Я его позвала. А почему ты интересуешься?
- Мне нужна полная картина того вечера.
- Зачем?
- Меня обвиняют в убийстве брата.
- Какой вздор! Не обращай внимания.
- Ну, ты прелесть.
- Неужели. — рука со щеткой замерла, Ольга широко раскрыла глаза.
— Неужели ты сомневаешься, что Павлик убил свою невесту?
- Теперь сомневаюсь.
- Как интересно! — она покраснела.
— Что я говорю?.. Тот ужас возвращается.
- Если тебе так тяжело.
- Тебе тяжелее. Я постараюсь. Помню, гости как-то сгинули, ты стал звонить в «скорую», я пошла встречать, первый гребень потеряла… Ну, по дороге позвонила в дверь Ивану Ильичу — он не сразу открыл, спал после дежурства.