История великих преступлений. Как разоблачить преступника - Инна Анатольевна Фомина

Так в Западной Африке людей, подозреваемых в совершении преступления, заставляли передавать друг другу яйцо птицы. Если человек разбивал яйцо, то его или ее считали виновным, опираясь на то, что таким образом человек выдает нервозность. В древнем Китае во время речи прокурора подозреваемый держал во рту горсть риса. Считалось, что слюноотделение прекращается во время беспокойства, поэтому, если к концу этой речи рис был сухим, человек считался виновным.

Именно понимание этих объективных данных и легло в основу изобретения полиграфа, или детектора лжи. Этот прибор измеряет изменения в теле человека, которые происходят естественным образом, если человек лжет. Несмотря на утверждения относительно его неэффективности и спорных результатов, следует отметить, что сам прибор просто фиксирует физиологические процессы, протекающие в организме. Правильность их трактовки и наличие необходимой реакции зависит от оператора-полиграфолога. Если он задаст не тот вопрос или не так, то и реакция будет не та. Прибор же никого не обманывает и не показывает недостоверные результаты. Еще раз повторю — он просто фиксирует реакцию. Это очень важно для понимания сути спора о значимости результатов тестирования на полиграфе.

Кроме того, пытки оправдывались и религиями, поскольку предполагалось, что они приносят пользу страдальцу, заставляя его признать правду даже против его воли, и тем самым приближая к Богу. Причинение боли рассматривалось как метод спасения душ падших верующих, позволяющий страдальцам искупить свои грехи и обрести вечное спасение.

Во времена инквизиции именно так и оправдывались пытки — людей пытали «во имя спасения души».

Исходя из вышесказанного, узаконивание пыток и причинение боли телу сломает разум, и тем самым человеческую волю, и заставит виновных говорить правду.

Вопреки современному предположению, что правдивыми являются только добровольные показания, раньше люди были уверены, что обвиняемый говорит правду только если его вынудить, а значит показания «из-под пыток» правдивее, чем просто рассказ без принуждения. Именно поэтому в истории можно встретить примеры, когда после добровольного признания в содеянном человек дополнительно подвергался пыткам, чтобы подтвердить только что сказанное.

Таким образом, юридическая приемлемость пыток основывается на убеждении, что это неприятное, но необходимое средство для установления истины и, таким образом, достижения справедливости.

Следственный пристав Гаврило Яковлевич Яковлев (1760–1831) более тридцати лет боролся с преступностью. Правда, делал он это специфическими, свойственными для того времени, способами. Произнесение вслух одной только его фамилии наводило ужас на весь преступный мир. Он считается легендой сыска. И, увы, не в лучшем смысле.

Яковлев совсем не походил на Шерлока Холмса, так как не пользовался ни дедуктивными методами, ни наблюдательностью, да и умом не блистал, но все же у него имелось два очень сильных качества: он был жестоким и циничным. А в совокупности с его практическим опытом, ему были подвластны любые дела из-за его манеры расследования. В тот период времени дознание не считалось дознанием, если подозреваемому не удалось всыпать с полсотни розог, и Яковлев был именно тем, кто любил допытываться до правды, используя кнут и дыбу. Ему было неважно, виновен человек или нет. Ему нужен был преступник, и если он не мог его отыскать, то создавал его сам: задерживал любого более-менее подходящего и пытал. Делал он это до тех пор, пока бедняга не сознавался во всем, в чем его обвиняли. Абсолютно бессердечный, Яковлев действовал с невиданной жестокостью. Многие преступники, зная это, готовы были сознаться в чем угодно, лишь бы не попасть к нему на допрос.

«Розга ум острит, память возбуждает». Это выражение как нельзя лучше характеризовало методы Яковлева.

Когда случалось любое более-менее громкое или важное преступление, срочно посылали в Москву за следственным приставом Гаврилой Яковлевичем Яковлевым. При виде подозреваемого глаза Яковлева вмиг сужались и наливались кровью. Он знал поименно всех палачей, как в Москве, так и в Санкт-Петербурге, поэтому на пытках, потирая потные от возбуждения руки, радостно повизгивал: «Всыпь ему, Тимошка. Давай, жарь его, да покрепче!». После десяти таких умелых ударов подозреваемый уже не мог кричать, а только стонать и вздрагивать.

Яковлев был мастером «пыточного» дознания. Он четко знал, когда следует остановиться, чтобы допрашиваемый не отдал Богу душу раньше положенного времени, пока не поведает всю правду. Если подозреваемый не начинал говорить, после небольшой передышки и десятков ведер ледяной воды, пытки продолжались.

Пытки, применяемые с древних времен как способ получения показаний, имели свои ритуалы.

В каждом случае практика пыток подчинялась строгим правилам, включая конкретные инструменты, которые должны были использоваться, способ их применения и типы людей, которые могли быть подвергнуты именно этим пыткам. Известно, что существовали орудия пыток, изобретенные специально для женщин и отдельно для мужчин, причем они отличались и по видам совершенных деяний.

Так в Европе такое орудие, как «груша страданий» использовалось лишь для лжецов, мужчин нетрадиционной ориентации и женщин, которые сделали аборт. А на Руси вырывание ноздрей рассматривалась как пытка для прелюбодеев (в те времена ее называли «носы урезаша»).

В Древней Греции и Риме правило, согласно которому пыткам могли подвергаться только рабы, со временем распространилось и на другие группы. Аналогичным образом, в средневековой Европе был снят запрет на пытки женщин и детей из привилегированных сословий. Даже в Османской империи и Каджарском Иране применяли пытки в случаях, когда косвенные доказательства связывали кого-либо с преступлением, хотя исламское право традиционно считало доказательства, полученные под пытками, недопустимыми.

Что касается Руси, то по части изобретения способов изуверских мучений для подозреваемых и обвиняемых там было много кудесников. Славянский опыт в этом плане даже перенимали на Западе.

В те времена розыск преступников, помимо названных нами заклича, свода и гонения следом, обычно начинался с «роспроса у пытки» — допрос в специальных пыточных камерах.

Самым излюбленным средством была дыба — приспособление, созданное по типу подъемного механизма, когда виновного привязывали за руки и поднимали вверх, подвешивали за руки. Для больших мук руки завязывали за спиной. А после начинался сам допрос.

Чуть ранее я неспроста упомянула про пыточный ритуал. Дело в том, что при допрашиваемом устраивалось целое представление: для начала ему зачитывался приговор о применении допроса на дыбе, в этот момент он наблюдал, как каратели проверяли прочность конструкции и утяжелителей, которые цепляли на ноги подвешенному, осматривали кнуты, разжигали костры, чтоб раскалить железо. То есть человека не просто поднимали на дыбе и расспрашивали, но параллельно могли бить плетьми, пытать раскаленным железом, наносить удары острыми копьями. Смысл этого ритуала заключался в том, чтобы еще