Цель - Перл-Харбор - Александр Золотько

— Прозевал, — кивнул Лешка. — Не помню, чтобы он что-то такое…

— Не помню… — передразнил его комсорг. — Вот так же блеять будешь и на заседании бюро? Так же? Расслабился, не подумал, что даже самый близкий человек может оказаться врагом… Что писал товарищ Сталин про обострение классовой борьбы?

— И что мне теперь делать? — в ужасе спросил Лешка. — Что делать?

Он ведь мечтал об университете, хотел стать физиком. И что теперь? Кем может быть сын участника троцкистского подполья?

— А что еще ты можешь сделать? — Комсорг полез в карман куртки, достал листок бумаги. — Я вот для тебя набросал. Почитай. Потом пиши заявление, а я соберу сегодня собрание. Выступишь… Выступишь?

И Лешка выступил.

Одноклассники, сидевшие за партами, ему в глаза не смотрели. Слушали, глядя на крышки парт, на доску, на свои руки — куда угодно, лишь бы не видеть его лица.

— Я отрекаюсь от своего отца, я не хочу иметь ничего общего с мерзавцем, покусившимся на самое дорогое, что есть у советского человека… — Лешка чувствовал, что задыхается, щипало в глазах, лицо горело, но он упрямо продолжал говорить, произносил заученные слова и пытался убедить себя в том, что так нужно. Для него нужно, для матери его нужно…

Матери кто-то рассказал. Когда Лешка вернулся домой, она не поздоровалась с ним, не ответила ни на один его вопрос. Молча накрыла на стол, молча убрала грязные тарелки и помыла посуду. Когда Лешка утром проснулся — матери дома не было. На перемене после третьего урока его вызвал директор и сказал, что его мать сегодня утром попала под машину. Насмерть.

— У тебя еще есть родственники? — спросил директор.

Лешка хотел ответить, что да, что есть дед, но вспомнил, что дед Николай — отец его отца.

— У меня нет родственников, — сказал Лешка.

Через три дня его отправили в детский дом.

… Самолет резко встал на крыло, развернулся, двигатель вдруг стих, и стало слышно, как ветер свистит в расчалках между крыльями. Лешка вскинулся, сердце колотилось быстро-быстро, лупило изнутри в грудную клетку, пыталось подпрыгнуть и выскочить наружу через горло. Лешка выпрямился, подставил горящее лицо под холодный ветер.

Костенко оглянулся через плечо, лунный свет отразился на стеклах летных очков. Лешка показал ему большой палец правой руки, Костенко кивнул и отвернулся.

Самолет снижался, но как ни старался Лешка, рассмотреть, куда именно планирует аппарат, он не смог.

Вот будет смешно, если наскочит самолет на дерево, подумал Лешка. Хотя да, в этой степи дерево еще нужно будет отыскать. Значит, наскочим на какой-нибудь плуг или там борону. Ее положили зубьями кверху, чтобы не мешала… Лешка давно уже научился бороться с воспоминаниями. Нужно отвлечься, думать о чем-то легком, заставить себя улыбаться — воспоминания отступят. Всегда отступали, до следующего раза.

Какая борона? Какая может быть борона в июле? Ее утащили на колхозный двор или на машинно-тракторную станцию. Командир посадит машину четко и аккуратно. Спланируем, приземлимся… Ну, тряхнет немного при посадке — и все.

Лешка взял в руки винтовку. Длинная «трехлинейка» никак не вмещалась в кабину, ни вдоль, ни поперек. Не хватало, чтобы при посадке она вылетела наружу… Хотя лучше, конечно, ее потерять, чем разбить о нее лицо.

Справа от самолета внизу мелькнуло светлое пятно — луна отразилась от поверхности какого-то водоема. Наверное, командир по нему ориентировался. Сам-то он из этих мест, здесь вырос, отсюда в летную школу уехал. Значит, опустит аппарат аккуратно, без аэродромной эквилибристики.

И…

Удар, самолет подпрыгнул, потом снова ударился шасси о землю, подпрыгнул еще раз…

Лешка одной рукой держал винтовку, другой вцепился в край кабины.

Еще удар.

Сели. Самолет пробежал еще несколько метров и замер.

Лешка попытался сплюнуть за борт, но во рту пересохло.

— Как дела? — спросил Костенко, стаскивая с головы шлемофон.

— Вот всю жизнь бы только и летал на «У-втором», — сказал Лешка. — Комфорт, уют, бортпроводницы с прохладительными напитками…

— Будешь ждать, пока трап подадут? — осведомился Костенко, выбираясь из кабины.

Видно, что давненько он не садился и не выбирался из «У-2», не сразу попал ногой на ступеньку, чуть не сорвался, удержался руками за край пилотской кабины.

Лешка подождал, пока командир выберется на землю, подал ему винтовку, а потом выпрыгнул и сам.

— Хорошо, — одобрил Костенко. — У тебя сколько патронов к винтарю?

— Пять в магазине. — Лешка забрал свое оружие, снял его с предохранителя. — Часовому у нас больше не положено.

— У меня — восемь, — сказал капитан, передергивая затвор «ТТ». — И это значит…

— Это значит, что в перестрелку нам лучше не вступать, — закончил за командира Лешка. — А если что — смело действовать штыком и прикладом. У меня как раз есть оба. А у вас?

Костенко хмыкнул.

— Что делаем дальше? — спросил Лешка, пытаясь высмотреть, в какой стороне находится деревня, но ничего не смог разобрать. Несмотря на громадную луну в небе, видимость была метров на сто, дальше все терялось во мраке. — Где эта Чисто… как ее?

— Чистоводовка, — сказал Костенко и указал рукой вправо. — Вот там она, метрах в пятистах.

— Большая деревня? — Лешка вдруг осознал, что находятся они за линией фронта и что вполне можно нарваться на немца.

Лешка перешел на шепот.

— А немцев в ней нет?

— А черт его знает, — пожал плечами Костенко. — Когда сегодня пролетали — вроде ничего такого не видел. Ни машин, ни телег, ни зенитного огня. От трассы деревня в сорока километрах, от железной дороги — в пятидесяти. Фронт через эти места прошел с неделю назад. Может, немцев тут и нет. Что им тут делать?..

— Оккупировать, — сказал Лешка шепотом. — Они же оккупанты.

— Значит так. — Костенко взглянул на часы. — Остаешься здесь, ждешь…

— Ну? — изумился Лешка. — Вот так вот сижу и жду? И зачем?

— Не понял? — чуть повысил голос капитан. — Младший сержант Майский, выполняйте приказ.

— А если нет? — осведомился Лешка. — Если не выполню? Мы же с вами, товарищ капитан, вроде как в самоволке. И даже преступники. Я вон часовому по голове дал, а вы аппарат угнали. Какой такой приказ?

— Лешка, не зли меня…

— Я и не злю, я головой работаю и вам предлагаю. Что я тут делать буду? Ждать? Это чтобы со мной чего-либо не случилось или с самолетом? Если у вас что-то не так, то я никуда улететь в любом случае не смогу — не обучен. Да и не заведу эту шарманку в одиночку. Так? Если кто-то на аппарат наткнется, я, конечно, героически выстрелю пять раз и пойду в штыковую атаку, но и вы, значит, улететь не сможете. — Лешка вздохнул. — Я уж лучше с вами, товарищ капитан. На шухере постою. Знаете, как я на шухере умею стоять? У нас в детском доме никто лучше меня на нем не стоял… Ни разу пацанов никто врасплох не застал. Честно-честно… Даже когда в засаду мусорскую попали, так я заметил и…

— Так ты еще и малолетний преступник ко всем твоим достоинствам, — обреченным тоном произнес Костенко. — И… Я с тобой потом разберусь.

— Ага, после победы, — быстро согласился Лешка. — Лучше скажите, в какой дом двинемся?

Костенко вздохнул.

— Ну, товарищ капитан… — протянул Лешка. — Ну, в самом деле…

— Крайний дом, — сказал Костенко. — Зайдем со стороны огорода, собаки нет…

— А дом какой?

— Какой-какой, что, сверху не видел, какие тут дома? Мазанка с соломенной крышей. В деревне, когда я последний раз приезжал, было только два кирпичных строения — клуб и школа. Зато какие тут баштаны…

Костенко снова посмотрел на часы.

— Значит, сейчас — почти два часа ночи. Лучше бы нам обернуться за час, не дольше. А потом рванем домой, хотя и так и так придется линию фронта пересекать уже засветло.

— Проскочим, — уверенно сказал Лешка. — Лишь бы здесь все получилось.

Получится, мысленно пообещал Костенко и двинулся вперед, к деревне. Не может не получиться. Два белых, один красный — нужна помощь.

Капитан держал пистолет в опущенной руке, шел ровным шагом, не ускоряясь. Это при лунном свете поверхность кажется ровной и гладкой, а на самом деле… Под ногу попал сухой комок земли, капитан вполголоса выругался.

Спокойно, не психовать. Может, вообще просто нелепое совпадение. Тетка Гарпина стирала белье, потом повесила сушить, и случайно получилось… А он войдет в хату, здрасьте, дорогие родственники… Тетка будет рада, и дед Сидор тоже. С ходу предложит выпить самогона, который гнал до войны, не обращая внимания на попытки участкового поймать нарушителя государственной монополии…