Васина Поляна - Левиан Чумичев

Шептания, шушуканья пошли по цеху.

Однажды Ленька увидел, как с галерки кубарем скатился Саня Лебедев и унырнул во фроловскую дежурку.

Ленька зашел туда — Сашка плакал.

Спрятал голову в подставленные руки, а его худенькие плечи мелко подрагивали.

— Саш, Сашка, — пытался растормошить друга Ленька. — Ну ты че, из-за этого фрица, что ли? Алка же — она не предатель! Да я сейчас…

— Не надо, Леня! Ничего не надо.

«Вот чудачина этот Сашка. Как за других, так он хоть на кого полезет, хоть кого отчехвостит, а тут…»

Пошел Ленька на галерку.

Они в табельной сидели. Немец держал в своей лапище Аллину руку и перебирал-шевелил ее пальцы.

— Ты, фриц недобитый! — сказал Ленька. — Хочешь, я тебе морду набью?

— О, теперь два Отелло уже! — сказал немец и очень миролюбиво улыбнулся. — Я не есть Фриц, я есть Адольф.

Леньку и вовсе закорежило от такого имени и на протянутую дружественно немецкую ладонь он даже не взглянул.

— А тебе-то, Алла, не стыдно?

— Ленечка, милый, не надо, пожалуйста.

— Чего не надо-то? И так уж в цехе… болтают…

— Да, Леня! Вчера Потапова со штамповки назвала меня немецкой овчаркой. — Алла всхлипнула.

Немец громко затараторил:

— Скоро будет хорошо. Мы едем по домам. Мой дом в советской зоне. Будем ездить гости. Вы к нам, мы к вам!

— Ага, обрадовался, — ощерился Ленька. — Мой батя пятый год из-за тебя с головой мается, а я к тебе в гости поеду…

— Леня! Я тебе клянусь, ничего плохого между мной и Адольфом не было. Честное-пречестное слово. Не сердитесь вы все на меня. И Сашеньке передай…

Немец что-то быстро-быстро заговорил по-немецки. Алла ответила ему по-русски:

— Конечно, Адольф. Ребята знают, что мы говорим с тобой об искусстве. И они не очень сердятся на меня.

Но все-таки, уходя, Ленька сказал Алле:

— Тебя Сашка Лебедев… такой парень… а ты…

Откровенно-то говоря, уж кому-кому, но немцу-то надо было врезать… Но ведь по всему видно, что Алка эта Кильчевская сама к Адольфу тянется…

А скоро крутые дела начались в штамповочном инструментальном хозяйстве.

Но сперва воскресенье необыкновенное случилось. Уж такое воскресенье…

В одну из суббот не только по восьмому цеху, но и по всему заводу распространился слух, что завтра на футбольном поле парка «Победа» состоится международный турнир по футболу. Будут участвовать команды Австрии, Германии, Венгрии и команда «Звезда» Черновской фанерной фабрики.

Дело в том, что и в Большом Городе, и в Черновке располагались огороженные заборами казармы пленных. Здесь кроме немцев, правда отдельно от них, жили венгры (их местные мадьярами называли) и австрийцы.

Пленные работали не только на заводах, но и строили дома. Строили, надо сказать, отлично. Получить ордер в такой дом считалось великим счастьем.

Первое послевоенное озлобление против пленных, когда пацаны кидали в них камнями, а взрослые, особенно женщины, слали вслед проклятия, такая сердитость уже прошли. Все чаще на улицах можно было видеть пленных без конвоя.

А когда в кинотеатре «Победа» (кстати, тоже построенном руками пленных) шла трофейная картина «Девушка моей мечты», немцы валом валили с сеанса на сеанс.

Но вот совершенно неслыханное дело — международный футбол!

По жребию выпало «Звезде» играть с венграми, а немцам с австрийцами. А потом уж, после перерыва, должны играть между собой победители.

Стадион был полнехонек. Никаких раздевалок не было, и поэтому команды вместе со своими болельщиками располагались в гуще деревьев, там футболисты переодевались, подгоняли форму.

Первыми на поле выбежали наши и венгры. Наши крикнули «физкультпривет», а венгры что-то непонятное вроде «гип-гип-ура».

Ленька и Сашка Лебедев пристроились за воротами венгерского вратаря. Многие заводские пришли посмотреть на этот необычный футбол, даже старик Мясоедов здесь был, отсутствовал только Козлов.

Мадьярский вратарь был высоким, поджарым парнем… И если у некоторых игроков на ногах были обыкновенные ботинки, то на вратаре красовались бутсы и даже гетры со щитками.

А Ленька с Сашкой устроились за воротами, чтобы получше разглядеть, как Петя Выборнов будет забивать голы этому мадьяру. Петя был в «Звезде» лучшим центрофорвардом, а в защите славился Андрей Михайленков, здоровенный, кряжистый парень, по годам еще ожидающий призыва в армию.

Началась игра, и сделалось что-то непонятное. Наши никак не могли пробиться к воротам венгров, а те то и дело врывались в штрафную площадку «Звезды». Михайленков трудился в поте лица, а Петя Выборнов одиноко стоял в центре поля, но мяч к нему почему-то не попадал. А когда он оказался с мячом и бабахнул-таки своим любимым резаным ударом в верхнюю левую девятку, вратарь в длинном прыжке красиво забрал мяч.

Петя пободался было между рук вратаря, но тот держал мяч высоко, на Петю не обращал внимания. А когда вратарь что-то громко крикнул, все венгры бросились вперед, а один маленький коротышка оказался у углового флага. До него-то, точнехонько в ноги, и допнул мяч венгерский вратарь. Причем пинал он не просто с руки, а в тот момент, когда мяч, чуть подброшенный вверх, касался земли.

Пройдет несколько лет, и в начале пятидесятых годов начнет греметь слава венгерской сборной футбольной команды. И сколько бы ни вглядывался Леонид Иванович Лосев в телевизионное изображение венгерского вратаря, он будет узнавать в нем того парня, что стоял в далеком сорок восьмом в воротах на недоделанном стадионе в парке «Победа».

…А мяч попал точнехонько к коротконогому игроку, тот пасанул в штрафную, и кто-то из венгров забил гол.

Это было так неожиданно, что стадион примолк, а ликовали только пленные венгры.

Как ни старались отквитаться наши ребята, у них ничего не получалось.

Кое-кто начал грубить. Судья грозил пальцем, назначал штрафные, но венгры, казалось, берегли силы и только точно-точно пасовали мяч друг другу. Наконец Андрей Михайленков не выдержал, в штрафной площадке он так поддел коротконогого мадьяренка, что того унесли с поля, а в ворота «Звезды» назначили одиннадцатиметровый удар.

Тогда еще судьи отсчитывали дистанцию шагами.

Судья сделал от ворот одиннадцать шагов, поставил мяч, а бить пенальти прибежал венгерский вратарь. Он отошел для разбега, хитро глянул на русского коллегу, разбежался, махнул правой ногой, но она почему-то не попала по мячу, его коснулась левая нога. И получилось так, что наш вратарь лежал в одном углу, а в другой угол у всех на глазах медленно-медленно вкатывался в ворота мяч. Вратарь судорожно вскочил, кинулся в другой угол, но было уже поздно… Венгры выиграли 2:0.

Немцы как-то легко обыграли австрийцев. У победителей отличался тот самый Адольф. До перерыва немцы забили три мяча, один им не засчитали, но все равно в их победе никто не сомневался.

А в перерыве Ленька и Сашка своими глазами видели, как к немцам-футболистам подошла Алка-табельщица и при всех, принародно, поцеловала Адольфа…

И они ушли со стадиона, и Сашка, и Ленька.

На другой день в цехе только и разговоров было о том, как необычно здорово, оказывается, умеют играть мадьяры, а их вратарь не только не пропустил ни одного мяча, но и сам задолбал два пенальти, один «Звезде» и один немцам.

Об этом говорили днем, а вечером слесарь Козлов сдал в ОТК двадцать пять кронштейнов Д-127. Все, как всегда, по восемь — десять, а Козлов двадцать пять! Нормы на кронштейны были высокими, заработки получались очень даже неплохие, а у Козлова… Он и на следующий день предъявил тридцать штук готовеньких кронштейнов.

Вокруг козловского верстака закружил беспокойный, внимательный нормировщик. Щелкал своим секундомером, глаз не отрывал от козловских тисов, а тот работал хоть и споро, но не спеша, в курилку два раза ходил, нормировщика с собой приглашал, угощал папиросами «Пушка».

Старый Мясоедов выговаривал не столько Сашке Лебедеву, сколько самому себе:

— Обогнал нас Козлов. Штамп-самоделку сварганил, а воскресной ночью, видно, надавил деталей сот несколько.

— Обыск надо сделать у него в тумбочке, отдать штамп на поток! — горячился Сашка.

— Ишь ты, раскулачник какой, — ворчал Вениамин Иванович. — Нам с тобой поручили, мы пурхаемся, а он уже испек, пусть времянку, но испек…

Расценки на Д-127 все равно снизили, теперь, чтобы зарабатывать по-прежнему, надо было сдавать по 13—15 штук. Такое количество кронштейнов почти никто осилить не мог, а Козлов предъявлял ОТК уже по пятьдесят деталей за смену.

В день, когда Мясоедов и Лебедев испытывали свой штамп, около пресса собрались не только слесаря, не только цеховое начальство, но и главный технолог пришел, и еще какие-то люди из заводоуправления.

Штамповщица нажала педаль, верхняя плита медленно навалилась на нижнюю, втулки вошли в колонки, пуансон с матрицей чмокнулись, и на пол упал готовенький кронштейн Д-127. Через две секунды еще один кронштейн родился, еще…