Анатолий Папанов. Снимайте шляпу, вытирайте ноги - Ю. Крылов

«В этом эпизоде, — вспоминает М. Линецкая, — театральная природа игры Папанова обернулась кинематографической комедийностью напористо и ярко. В дымном сиянии костров под грохот там-тама и вой музыки вождь племени восседал и правил. Он весь лоснился и сиял — глазами, щеками, зубами, предвкушая лакомство человечиной. Он держал между пальцами сигару размером с дирижабль. Все у него было преувеличенным — и шкура диковинного зверя, слегка прикрывавшая чудовищно мускулистое тело, и ожерелье из зубов с черепом посередине, и смех, оглушительными раскатами уходящий в ущелье, — он долго там грохотал, перекликаясь с эхом…»

Фильм этот быстро сошел с экранов, критикой был признан не самым удачным (мою работу, правда, одобрили), но эти съемки были огромной радостью для меня. Сценарий Л. Зорина, молодой интересный режиссер Эльдар Рязанов, встреча на съемочной площадке с Ю. Яковлевым и С. Юрским — да к тому же первая моя серьезная работа в кино!

Э. Рязанов: «Мы поняли друг друга. Началось содружество. После „Человека ниоткуда“ снял его в короткометражной ленте „Совершенно серьезно“. Его и Сергея Николаевича Филиппова. Это была прекрасная пара. Потом снял Папанова в картине „Дайте жалобную книгу“. И наконец, в „Берегись автомобиля“».

Конечно, своим приходом в кино я обязан Эльдару Рязанову. Очень интересной для меня была роль Сокола-Кружкина в комедии «Берегись автомобиля», вроде бы и комическая, но и глубокая — на словах идейный, честный человек, а на деле — жулик, спекулянт, умелый демагог… Было где развернуться фантазии — придумать облик его, например повязанная носовым платком голова и галифе, заправленные в носки; его черты, манеры, грубые интонации и лошадиный смех.

Однако вообще в кино в чем-то повторялась моя история с театром. Я долго не был востребован этим видом искусства, потом, после первых фильмов, меня стали приглашать исключительно на комедийные роли, и такие приглашения поступали одно за другим. Позже мне пришлось в серьезных ролях буквально преодолевать, переламывать представление о себе как о комедийном актере… Даже тогда, когда уже вышли на экраны картины «Живые и мертвые», «Наш дом», «Иду на грозу», «В городе С».

Есть такое выражение — «мода на артиста», когда одного и того же актера снимают десятки раз подряд в похожих ролях. Герой как бы автоматически переносится из фильма в фильм, и мы видим на экранах не человеческую индивидуальность, а штампованный лик актера. Сам же актер попросту «изнашивается». А сколько бывало случаев, когда популярными именами спасали плохие картины?

Снимаясь часто, я больше всего боялся «износиться». И все же, если говорить откровенно, не раз снялся там, где не следовало бы. Режиссер Хейфиц как-то отозвал меня в сторонку и сказал: «Что вы делаете, ну что же вы мелькаете везде, Анатолий Дмитриевич? Мелькнули где-то, какой-то характер нашли интересный, а потом на серьезную роль вас и взять нельзя — вы уже эту краску использовали по мелочам. Берегите себя, культивируйте, и уж потом, когда придется…»

Зрителям запомнилась моя работа в кинофильме «Бриллиантовая рука». Там я задумал гротесковый характер, лобовой и примитивный. Тем, что получилось в фильме, я недоволен. Видимо, было несоответствие образа с моими внутренними и внешними данными. Обидно, что зрители часто вспоминают среди других моих работ именно эту… Вообще, мне не слишком интересно воплощать на сцене и экране персонажей, для изображения которых требуется какая-то одна краска. Я всегда старался этого избегать. В «Родной крови» я играл отца, оставившего семью в трудные годы во имя собственной карьеры — роль отрицательная, эпизодическая. Он должен был подчеркивать достоинства положительных героев, в первую очередь главной героини — эту роль блистательно исполняла Вия Артмане. Она играла жену моего персонажа и мать его детей. Но мне хотелось показать хотя бы начало его прозрения, понимания своей неправоты — ведь после смерти его бывшей жены он видит, какое тепло, какая любовь были в семье, где его, родного отца, заменил детям другой человек. Я придумал герою облик, жесты, интонации, которые работают на впечатление о нем как о человеке ограниченном, черством, эгоистичном. Он тщательно подстрижен и выбрит, жестикулирует однообразно, говорит монотонно — но красиво, грамотно, как опытный юрист. Создается образ человека-машины. Однако — то голос дрогнет в разговоре с человеком, заменившим его детям отца, то слишком уж пристально начинает вглядываться в него, будто силясь понять что-то…

М. Линецкая: «Артист идет к объяснению поступков своего героя путем сложным, окольным. И там, за околицей прямолинейных решений, мы видим не схему отрицательного злодея, железобетонно противостоящего добру, а человека, вызывающего не только презрение и осуждение, но и жалость, но и желание в собственной сделать некоторые коррективы. Столкнувшись с истинной любовью, бескорыстием и преданностью, отец начинает понимать, как мелко, тоскливо, подло прожил свою жизнь, собственной рукой оттолкнув подлинное счастье.

Папанов вошел в фильм мягко. Он как бы притушил все буйные актерские краски свои, сыграл роль под сурдинку. Он обнаружил глубинный пласт образа, и второстепенный весьма схематичный персонаж обрел черты жизненной достоверности».

Играя Кису Воробьянинова, я не хотел сделать его карикатурным. Мне хотелось показать человека очень изнеженного, за которого всегда все делали прислуги и няньки, — поэтому в новых обстоятельствах, попав во власть хваткого Остапа Бендера, он совершенно потерялся. Сцена, где Воробьянинов просит милостыню, унизительна для него, он подавлен, разбит…

М. Захаров: «Я утвердил Папанова на роль Воробьянинова без проб. Его текст состоял преимущественно из двух слов: „Да уж“, — но я знал, что для каждой сцены он отыщет свою интонацию».

Э. Рязанов: «Могут спросить меня, а сейчас почему не снимаете Папанова? Потому что не хочу предлагать ему то, что уже было у него. Неловко. Может быть, я ошибаюсь, но когда режиссер приглашает актера на „повторение пройденного“ — в этом есть элемент неуважения к актеру.

Вообще, на мой взгляд, Папанову надо сниматься у режиссеров, которые не боятся производить с актером самые неожиданные, самые невероятные, немыслимые метаморфозы. Как это сделал однажды Александр Борисович Столпер, пригласив Папанова на роль генерала Серпилина. Ну кто, скажите, до премьеры фильма „Живые и мертвые“ представлял себе Папанова в этой роли? На киностудии многие пожимали плечами. А Столпер этого не замечал. Взял да и открыл совершенно другого Папанова…