БП. Между прошлым и будущим. Книга 1 - Александр Половец

Спустя год после знакомства мне звонит один, мерзковатый такой, чиновного типа человек из СОХНУТа, который только что был в Новосибирске. «Я вот тут вам звоню, потому что у вас странные приятели». Я говорю, что я от своих приятелей не отказываюсь. «Вы такого Басалаева знаете?» — «Ну, это просто мой друг, о чем говорить!» — «Он вам просил передать приветы и все прочее, а также сказал, что, может быть, вам будет интересно: Вовка Басалаев только что финансировал Всероссийский конкурс фортепьянных дуэтов».

Ты слышишь, о чем идет речь? Я думаю, что он меня простит, если прочитает, даже не зная полностью значения всех этих слов. Но ему друзья сказали: там референтная группа, с которой дружит директор филармонии, пытается устроить конкурс — и Басалаев дал им на это деньги. То есть те же российские Щукины и Морозовы — вот кто меценаты сегодня, и они тоже появляются уродливым путем. Но они появляются! И вот это вселяет в меня ужасный оптимизм.

История четвертая

С коммунистами… или с бандитами?

— Игорь, вот тебе еще цитата — из тебя же. — Я выудил из стопки его писем ко мне листок, начинавшийся так:

Какого и когда бы ни спросилиОракула о будущем России,То самый выдающийся оракулНевнятно бормотал и тихо плакал…

Это — примерно годичной давности. И потому закономерен вопрос — каким будущее России представляется тебе сегодня?

— Не знаю точно, но только думаю, что взрыва там не будет. Что я в этот раз там увидел — это апатия чудовищная. Все от всего устали, никто ни во что не верит. Массовый энтузиазм пропал, который нужен для сколачивания сопротивления… Если придут чиновные, тихие, ползучие группировки типа коммунистов — вот это будет чудовищный кошмар. Но кто на самом деле придет, я не знаю… Мне все правительства там несимпатичны.

— Выходит, твое ощущение оптимизма очень условно…

— И все равно это оптимизм. Смотри-ка, я ведь посещаю невероятное число российских городов, и после каждого концерта пью с новыми русскими разного возраста. А они почти все говорят одно и то же: эта вот жировая прослойка, я не знаю, как ее назвать — бизнесменов, мафии — настолько сильна, что возврата к прежнему абсолютно нет. Но кого они выберут себе в руководство?

Я общался с вице-губернатором одной из гигантских областей, симпатичным человеком. Он, крепко поддавший, хорошо относился к моим стишкам и поэтому был абсолютно раскован. Он, собственно, такой же, как Володя Басалаев, только из гигантской управленческой структуры — но вот куда он повернет, я не знаю… Поэтому говорить о будущем можно лишь совершенно неопределённо. Чиновника можно склонить и на такое, и на этакое, и вообще на все, что угодно. Оптимизм же мой основан на том, что это дико талантливые люди. Ну просто видна эта, животная что ли, энергия.

Знаешь, есть прирожденные организаторы: от них пахнет такой животной энергией! Но в какую сторону и кто их склонит идти, я не скажу. Беседовал я совсем недавно с одним думским человеком, и он очень спокойно так, холодно — это был даже не цинизм, а констатация, он даже сам не слышит, что говорит, — поведал о том, что его знакомые, тоже крупные бизнесмены, не знают, с кем идти: с коммунистами или с бандитами. Речь идет не о нравственности, а о выборе разумного пути для выживания… Так что все там как бы непонятно. Но оптимизм все равно есть — потому что у людей другая походка, потому что у людей другие лица. Такое количество молодых, которые совсем уже другие!

Правда, жизнь за последние два года стала значительно хуже. Я за поездку бываю в семи-восьми городах. Человек живет сегодняшней почвой, на которой он стоит, сегодняшними реалиями и перспективами на будущее. А почва у него из-под ног выбита самым чудовищным образом — потому что всеобщее подорожание, отсутствие работы и прочие беды. И перспектив нет никаких, так что, действительно, люди в жутком состоянии.

Но это не гибель, это не смерть, это не крах, это какая-то глубокая болезнь, при которой внутри что-то все равно вырастает. Жуткое количество предпринимателей, часть из них действительно процветает. Я недавно статью прочитал, что, мол, убита вся поросль молодых бизнесменов. Говорят, что нет совсем производства, что все живут в долг, разворовывают и продают это разворованное. Но все равно, где-то возникает новый завод, какой-то завод перестраивается.

Приведу тебе простой пример, хотя он показателен. Приезжаю я в Екатеринбург в позапрошлом году, остается два дня до концерта, и вместо того, чтобы я по городу ошивался, меня везут в загородный бывший профсоюзный санаторий на берегу роскошного, дико красивого озера. Встречает нас человек, у него на обеих руках нету кистей, он их отморозил в лагере. Лет ему 70, наверное. Так он — владелец всего этого санатория. Все это было при советской власти построено: обшивка деревянная, деревянные панели, прекрасная кормежка. Сам он вкалывает с семи утра: уезжает на рынок (а там все дорого, не всем доступно), привозит оттуда продукты.

У него семейный подряд. Мы с ним разговариваем, ведет он нас на берег озера, говорит: вон напротив пороховой завод стоит, и еще завод (называет — такой же военный) — тоже стоит. Ну, меня это как-то не волнует, я вокруг смотрю и вдруг вижу вокруг озера еще пять-шесть таких же старых санаториев — несколько двухэтажных зданий с выбитыми стеклами, обшарпанные. А его заведение — вот в таком прекрасном виде. Даже не вспомню сейчас, как его зовут… Я ему говорю: смотрите-ка, у вас так хорошо (а мы уже поели, в баньке помылись), а вот там — почему же там так плохо? «Потому что, — отвечает, — у меня рук не хватает, чтобы это все прикупить, и всем этим заниматься».

Везде вдруг находится нужный человек. А там, где он находится, уже все поднимается, поднимается, поднимается… В том же Екатеринбурге мужик, который меня принимал, был, по-моему, зам. главного инженера на кирпичном заводе. Они, когда была приватизация, всем коллективом купили этот завод и производят огнеупорный кирпич, которым торгуют во всем мире. Людей мало осталось ужасно, вот что я тебе хочу сказать. Там, где появляется человек или группа людей, там тоже все возникает, независимо от государственного устройства. Их будут душить налогами — но они все равно будут расти. Свобода — она сама себе удобрение для почвы жизни.

— Игорь, а что бы ты посоветовал евреям, живущим сегодня в России? Уезжать ли, оставаться ли там?

— Мы, евреи, — конечно, загадка. Сейчас российских евреев уже невольно соотносят с немецкими: тем также можно было уезжать — до 78-го года. После макашовского выступления и всего остального, казалось, должно было увеличиться количество выезжающих. Но ни в СОХНУТе, нигде в те дни не появились толпы уезжающих. Чуть-чуть, на десяток возросло в каждом городе число людей, которые приходят как бы понюхать и поспрошать, «как там», но при этом совершенно не собирающихся ехать. Потому что пришли из Израиля миллионы, а может, и десятки миллионов писем о том, как там плохо.