Отрезок пути - Iris Black

– Можешь заглянуть к нам, если хочешь, – предлагает миссис Уизли, выпустив, наконец, единственную дочь из объятий. – Уверена, мальчики будут рады.

– Спасибо за приглашение, миссис Уизли, но я лучше отправлюсь домой, – вежливо отказываюсь я.

– Ну, разумеется, ты, наверное, соскучился по бабушке, – она понимающе кивает. – Тогда в следующий раз.

– Конечно.

Я прощаюсь с Джинни и ее родителями и отхожу в сторону. Хвататься за портключ пока рано. Он привязан ко времени, а, поскольку случиться может всякое, время срабатывания мы выбирали с запасом. Поэтому мне придется где-то ошиваться около часа. Значит, нужно аппарировать – не торчать же на платформе. Здесь тоже Пожиратели всюду шныряют, могут что-то заподозрить. Куда бы податься? Не так уж много я знаю укромных мест… А что, если?..

Мысль превращается в действие так быстро, что я даже не успеваю ее обдумать, как оказываюсь возле хорошо знакомого тщательно законспирированного входа в больницу Сент-Мунго. Почему бы и нет, в самом деле? Северус, правда, настаивал, чтобы я отсиделся где-нибудь подальше от людских глаз. Но, с другой стороны, когда еще мне представится возможность повидаться с родителями? Возможно, вообще никогда. Бабушка появится здесь только на Рождество, так что в дверях я с ней точно не столкнусь…

Я решительно захожу внутрь. В вестибюле столько людей, что просто не протолкнуться. Это меня не удивляет – время сейчас такое. Многие плачут, другие пытаются держаться спокойно. Двое молодых целителей с усталыми лицами склоняются над потерявшей сознание молодой женщиной. Я поспешно миную вестибюль, стараясь никого не задеть в толпе, и поднимаюсь по лестнице на пятый этаж. Сейчас посижу с родителями минут десять, а потом отправлюсь куда-нибудь на окраину Лондона, где меня никто в жизни не увидит.

Когда я уже собираюсь зайти в палату, в голову приходит мысль, от которой меня бросает в дрожь. Мерлин, какой же я дурак! Да, бабушка сегодня не придет. А как насчет целителей, которые хорошо меня знают? Они ведь наверняка расскажут ей, что я здесь был! В то время как я, по ее мнению, сейчас нахожусь в школе!

Я лихорадочно озираюсь. Пока никто из знакомых мне не попался, значит, есть еще шанс незаметно смыться. Я уже собираюсь броситься бежать, когда дверь палаты резко открывается, и оттуда выходит высокий смуглый широкоплечий мужчина в одежде целителя. Я вздрагиваю от неожиданности.

– Привет, – дружелюбно здоровается он и внимательно ко мне приглядывается. – Ты ведь Невилл Лонгботтом, не так ли?

Я нервно сглатываю и киваю. Ну все. Мне конец. Северус открутит мне голову. Да что там Северус, я сам себе ее откручу. Болван несчастный.

– Так и будешь топтаться на месте?

Хороший вопрос. И что делать? Этого человека я раньше не видел, но он почему-то меня узнал. Впрочем, я на маму похож, так что ничего странного. И если я сейчас уйду, он тем более запомнит меня и наверняка спросит у бабушки, всегда ли ее внук такой невменяемый. В общем, терять уже нечего, поэтому я захожу в палату вслед за ним.

Мама и папа, как обычно, ко всему безучастны. В глазах нет ни проблеска разума, ни желания жить. Уже не в первый раз я думаю, справедливо ли это по отношению к ним – позволять им существовать в таком состоянии. Я бы так не хотел. Это не жизнь. Но ведь не можем же мы, в самом деле…

– Алиса сегодня весь день смотрела в окно, словно ждала кого-то. Я, правда, не очень хорошо осведомлен об их привычках, – целитель виновато разводит руками, – но вчера, по крайней мере, такого не было.

– С ней это бывает, – вздыхаю я. – И не только когда я прихожу.

Он выходит из палаты, чтобы не мешать. Надо же, какой тактичный! Не припомню, чтобы до него хоть кто-то об этом беспокоился. Тем более, здесь и другие пациенты есть. И их намного больше, чем в прошлый раз. Война как-никак.

Я поворачиваюсь к родителям. Сейчас, когда нет бабушки, я даже не знаю, что мне делать. Я еще ни разу не навещал их без нее. С ней все четко – поздороваться, посидеть рядом, попрощаться, уйти. Я молчу. Ради чего это все? Ради них? Они ведь даже ничего не понимают. Значит, ради себя. Интересно, это можно назвать эгоизмом?

В детстве я еще на что-то надеялся. Я смотрел на них и не понимал, почему ничего нельзя сделать. Ведь они живы и выглядят здоровыми! И даже как будто реагируют на происходящее. Я думал, что их рассудок можно вернуть, просто никто пока не знает, как это сделать. До сих пор я периодически пытаюсь себя этим успокоить. Но какой в этом смысл? Можно вернуть то, что украдено, потеряно или спрятано. Но то, что раздавлено, растоптано, уничтожено, вернуть нельзя. Поэтому сейчас есть только оболочка, а под ней – пустота. Наверное, я всегда это понимал в глубине души. Это как мои старые часы, на которые я случайно наступил, когда мне было тринадцать. Я испугался, что бабушка рассердится, и попытался починить их. Мне это даже удалось – часы до сих пор выглядят, как новые. Но вот показывать правильное время они уже не будут никогда. Только феникс может возрождаться из пепла. Человеческому рассудку это не под силу.

Мама достает из-под подушки очередную обертку от жевательной резинки и протягивает мне.

– Спасибо, мам, – благодарю я и прячу ее в карман.

Папа рисует пальцем круги на белоснежной простыне, а его взгляд блуждает по палате, ни на чем не задерживаясь. Мама напевает что-то невразумительное и бессмысленно разглядывает трещину в полу. Мне хочется сбежать отсюда и никогда больше не возвращаться.

Не говоря ни слова, я резко поднимаюсь и пересекаю палату, направляясь к выходу. Наверное, мне стóит аппарировать сейчас домой, раз уж я натворил столько глупостей. А Северусу отправить записку с портключом.

– Эй, ты! – окликает меня требовательный голос. – Тебе ведь нужен мой автограф, не так ли?

Я останавливаюсь возле радостно улыбающегося Локхарта и сдерживаю усмешку. Вот уж кого болезнь практически не изменила – оболочка была, оболочка и осталась.

– А давайте! – неожиданно для себя говорю я. – Возможно, я даже не стану его сжигать.

– Зачем сжигать мой автограф? – испуганно спрашивает он, прижимая к себе пергамент.

Ну вот и для чего я вообще с ним заговорил?

– Ну… э-э-э… видите ли, это такой древний ритуал… – у меня просыпается вдохновение, – только для очень ценных вещей. С его помощью можно принести жертву древним духам. А они за это отблагодарят… хм… ценными дарами и почестями.

– Правда? – восторженно восклицает Локхарт, улыбаясь еще шире.

Я не успеваю ответить. Тихий смех за спиной заставляет меня подскочить на месте.

– И что же ты натворил, Невилл Лонгботтом? – строго спрашивает целитель. – Теперь он непременно попытается устроить здесь пожар.

Муховертку мне в задницу! Может, меня Крэбб проклял на вокзале? Творю сегодня черте что… Я поворачиваюсь к целителю, приготовившись выслушать упреки. Но никакого упрека в его глазах нет – наоборот, ему, кажется, весело.

Я снова перевожу взгляд на Локхарта и удивленно моргаю – он смотрит на целителя с таким восторгом, с каким даже на него самого, наверное, еще никто не смотрел.

– Гилдерой, – строго говорит целитель, – что ты здесь устроил, скажи на милость? – он указывает на разбросанные пергаменты и колдографии.

– Это автографы! – радостно сообщает Локхарт.

– Какая неожиданность. И почему же ты разбрасываешь такие ценные вещи? Вдруг на них кто-нибудь наступит? Это никуда не годится, знаешь ли.

– Конечно! Я сейчас уберу!

– Вот и займись, – целитель одобрительно ему улыбается и поворачивается ко мне: – Не желаешь чашку чаю?

– Э-э-э…

– Если никуда не торопишься. Я, в общем, не настаиваю.

Я бросаю взгляд на часы. До отбытия портключа больше сорока минут. А если домой возвращаться, так вообще нет никакой разницы. Я киваю. Он делает приглашающий жест и проходит в примыкающий к палате кабинет, попутно поправив одеяло какой-то бледной женщине с остекленевшим взглядом. Локхарт провожает его влюбленными глазами. Я качаю головой, стараясь не слишком удивляться, и тоже покидаю палату.

Мы оказываемся в просторном помещении, похожем на кабинет мадам Помфри, только намного больше и лекарственными зельями почему-то почти не пахнет. На многочисленных стеллажах в идеальном порядке расставлены склянки с зельями, мазями и всем, что только может потребоваться целителям. Отдельно лежат толстые папки – истории болезней.

– Присядь пока, – он указывает на стулья и стол возле большого окна, – я попрошу кого-нибудь меня подменить.

Я ставлю сумку на пол, сажусь за стол и подпираю руками подбородок. Надо же, куда меня занесло! И зачем только я такой дурак? Определенно, Северус, избаловал меня своим хорошим отношением. Вел бы себя как раньше, глядишь, я и не превратился бы в полного тупицу. Как же не хочется возвращаться домой! Что я скажу бабушке? И как потом буду смотреть в глаза Северусу? Разве что… этот тип выглядит так, как будто с ним вполне можно договориться. Может, попросить его прикрыть меня?