Путь Любопытства. Дилогия (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович

– Амулет сигнальной пары? – так же резко подобрался Мийол.

– Конечно.

Возможность общаться с фамильяром на пятистах шагах – это хорошо, но всё же порой как‑то маловато. К тому же вопрос общения Эшки со всеми остальными оставался в подвешенном состоянии. Поэтому Васаре, изучив по мере возможностей резонансный уловитель Акрата, стала подбирать решения этого вопроса. Пока наилучшим приближением служила уже упомянутая пара сигнальных амулетов. По сугубой их простоте, граничащей с примитивностью, по незримой нити резонансной связи пока что возможно было пересылать лишь простейшие сигнальные импульсы. И в ограниченном числе (из‑за чего идея Ригара с телеграфным кодом  оказалась отложена в пользу самой простой системы условных сигналов). Но даже такого примитива хватило, чтобы Эшки, улетевшая за шесть или семь тысяч шагов от «Хитолору», смогла заранее заметить давно, по чести, ожидаемое событие и предупредить о нём.

– Так, – сказал Мийол. – Придётся нам поспешить. Не хочу сейчас общаться с этими… – он словно пожевал что‑то, но всё же остановился на нейтральном именовании, – …латифундистами. Пусть сперва Лиэвен с ними поговорит, объяснит ситуацию.

Вот таким‑то образом курасы едва успели подняться на борт «Хитолору», как Васька уже подняла яхту в воздух. Но невысоко, буквально на пяток шагов. И направила её в сторону залива вдоль русла Аккаль. Об этом попросил Мийол: мало ли, вдруг да среди новых лиц окажется кто‑то вроде Рикса, не любящего высоту? Хотя нынче Воин к ней попривык, но то нынче. А вот первый полёт лучше начинать с малого.

К счастью, опасения не оправдались. Ну, Мииратош ни на миг не оробел – наоборот: как только днище оторвалось от земли, так прилип к ограждению на фордеке, в самом любимом месте Мийола, и принялся вертеть головой, разглядывая привычный пейзаж с необычного ракурса. Да и Сиашерен от него не отстала. Тоже бросила свой скромный узелок с мягкой рухлядью прямо на палубу, добро ещё, что чистую – и прилипла к ограждению рядом с парнишкой. Хотя подходила к краю палубы всё же с некоторой опаской.

– Пойдём, – сказал маг самой старшей из троицы, Эонари. – Нам не один день лететь, ещё успеешь полюбоваться. А пока лучше разместить вас в свободных каютах.

– Хорошо, господин.

– Эх. Не нравится мне это обращение. Зови уж лучше по имени: Мийол. Или, если всё же всерьёз возьмёшься за магию, – учитель.

– Но… воля ваша, гос… Мийол.

– Привыкай. Мы тут не особо блюдём все эти статусные заморочки. Отец с сестрой – они семья, пусть и не кровная. Моя команда, Шак с Риксом – считай, тоже семья. Вместе в диколесье ходили, из одного котла ели. Поэтому общаемся по заветам ларенцев: уважение без унижения. Гм, так… свободны вот эта каюта, эта и эта. Какую выберешь?

– Мийол…

– Эонари? – повернулся маг.

И совершенно внезапно, без малейшего предупреждения, ощутил словно бы мягкий удар в грудь. В самое сердце.

– Раз здесь все как семья – наверно, можно показывать лицо? – как‑то робко и с лукавинкой спросила девушка, слегка наклоняя влево голову… уже не прикрытую платками.

«Как там старик про свою несравненную Улааси Чиэле говорил? Бойся заглянуть курасе под платок: если найдёшь старуху – ужаснёшься, если найдёшь молодуху – вовсе пропадёшь.

И я, похоже, пропал…»

Охотник 5: женщины и рифы

– Ты её не любишь, – отрезал Ригар неожиданно резко.

– Но ведь…

– Сперва. Дослушай! Ученик.

Мийол аж опешил. Отец сыграл старика Хита столь неожиданно и удачно, что… что это наверняка входило в его планы. Точно: вон, ухмыльнулся краем рта…

– Так вот, ты её не любишь. Ты – в неё влюблён.

– А разница‑то какая?

– Довольно простая. Сейчас объясню. Только… знаешь, чтобы с одного раза дошло и мне не пришлось повторять, а то и спорить… включи‑ка ненадолго Ускорение Магических Действий .

– Сделано.

– Вот и отлично. А теперь слушай. Хм… сперва о любви. Она, сынок, является чувством глубоким, долгим, прочным, идущим от разума и от души. Это стойкая привязанность, которую можно испытывать не только к человеку – вполне можно любить и какое‑то занятие, к примеру, магию или чтение. Или даже абстракции, вроде родины или справедливости. А если уж говорить о людях… Васька тебя любит и ты любишь её. Может пройти год, может пройти десять лет, но это вряд ли изменится. Настоящая любовь, как я уже сказал, штука стойкая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ригар вздохнул. Нахмурился, потом улыбнулся. Продолжил:

– А влюблённость – это увлечение. Моментальное, поверхностное, обычно лёгкое. Но иногда и более мощное, граничащее с помешательством. И это по сути чистая телесность. Игра либидо . Направленная на то, чтобы твой вошедший в самую пору организм перестал страдать фигнёй и оставил потомство с подходящей особой противоположного пола. Сломал культурные, моральные и прочие запреты, если те мешают. Занялся сексом. Это очень правильная реакция, кстати, нужная. Без неё люди давно вымерли бы. А тело имеет немалую власть над разумом и душой, поэтому влюблённость действует ярче и резче, чем любовь. Она давит на все кнопки и перекраивает все реакции. Влюблённый идеализирует потенциальную пару, преувеличивает её реальные достоинства и приписывает ей даже мнимые. Фиксируется на ней, постоянно думает про неё, не может выкинуть из головы… потому что не хочет выкидывать. Власть тела, сынок, это власть тела. Твоей же нейрофизиологии, твоих гормонов. Большая власть. И я бы советовал тебе поддаться своему телу… хотя решать не мне, а вам с Эонари. Но раз уж она сама, своей рукой и без просьб, показала лицо…

– Я понял.

– Тогда подумай ещё вот о чём. Влюблённость – она на время. И она может позднее стать любовью. Той самой глубокой и прочной привязанностью души и разума. Но… может и не стать. Чаще всего не становится. Временный дурман с идеализацией пройдут, наваждение растает. А разочарованный влюблённый с ужасом обнаружит, что объект его страсти в качестве субъекта, как личность, не очень‑то хорош. Что они слишком разные. Или даже несовместимые. Что секс‑то, конечно, был волшебный, но жить надо с разумным человеком, а не с… первичными половыми признаками. Такое бывает часто. В таких случаях лучше всего, если цель влюблённости – то есть зачатие ребёнка – не достигнута. Тогда пара может спокойно разбежаться по углам и прекратить общение, а не строить эрзац‑кривулину семьи на токсичном фундаменте из всяких «ты должен!», «что подумают люди?» и «это же наш ребёнок!» вместо настоящей любви.

Ригар помрачнел. Видно, снова что‑то вспомнил из своего богатого опыта.

– Поверь: это очень, вот просто очень скверный фундамент. Ни родители, ни их дитя не будут счастливы расти в такой, кхек, «семье». С позволения сказать. Влюблённый живёт одним мгновением, но ты же сейчас держишь заклинание? Можешь оценить перспективы?

– Держу и могу.

– Тогда давай я ещё кое‑что добавлю. Цель влюблённости, её биологическая миссия – ну, помимо секса и рождения детей – это создание любви. Потому что мало зачать, надо потом ещё вырастить, воспитать, научить. Работа на долгие годы, а значит, без любви тут лучше не начинать. Так вот. Вы с Васаре уже любите друг друга. Вы уже прошли проверку временем. Но есть одна серьёзная засада: меж вами нет влюблённости. Потому что вы слишком привыкли друг к другу, вместе выросли, не реагируете друг на друга, как реагируют влюблённые. Это, кстати, частая беда, и у этого тоже есть своё биологическое обоснование. Ведь вместе обычно растут члены одной семьи, кровная родня. А природа ставит барьеры на пути инбридинга. Старается подавить лишние реакции. Языком алхимии говоря, родственная любовь отчасти ингибирует влюблённость. Делает так, чтобы братья не брюхатили сестёр, а отцы – дочерей, ибо ничего хорошего из этого обычно не выходит. Но вы‑то не родные. А где не работает влюблённость, там может сработать кое‑что иное. Поэтому перед тем, как своей влюблённости в Эонари поддаться, а то и вместо этого, я бы тебе посоветовал к Васаре заглянуть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})