Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Гляди, Славка, чтобы они за лужок не сбегали. – Баба Фрося произнесла громкое наставление уже из кабины бензовоза. – А то не соберешь потом. В девять, как смеркаться начнет, домой гони. Я часам к десяти вернусь вечером. На последнем автобусе приеду. Коров подоить успею.
Дядя Вася прибежал из дома, через дорогу от нашего, с бумажным кульком из магазинной бумаги. Её никогда не выбрасывали, а заворачивали в неё по случаю что-нибудь своё. Бумага была прочная, надежная, хоть и не красивая. Сейчас дядя мой взял дома «тормозок». Еду какую-то в дорогу.
И мы разошлись. То есть, разошлись с машиной я и козы. А они с нами на бензовозе разъехались.
Лежал я на травке лицом к небу и думал о многом. О дружках своих городских. Парятся, несчастные, в окружении горячего от солнца асфальта. А может, наоборот, прохлаждаются в Тоболе на нашем обрыве. О девочке думал своей, которую любил, по-моему. Она, наверное тоже уехала в деревню маленькую возле Борового. В деревню Озерную. И хорошо ей там, как мне во Владимировке. А это меня радовало. Вот вернемся к осени и я ей, видимо, скажу всё-таки, что влюбленный я в неё. А то живет и не знает главного. К руке моей была привязана длинной верёвкой главная коза Зинаида Сергеевна. На шее у неё болтался колокольчик, который звенел и тогда, когда она голову наклоняла, и когда поднимала. А остальные от неё далеко не уходили. Пока веревка не натягивалась, я мог вообще на них не смотреть. Все паслись культурно и аккуратно. Рядом. Лежал я и вспоминал всякое-разное. Собрание сегодняшнее. Я раньше на такие торжества не попадал. И было мне так приятно от того, что рабочим людям нравится соревноваться и побеждать. По спорту я уже убедился в том, что победа или даже призовое место в тройке очень укрепляет дух, уверенность и производит внутри тебя силу. Всякую. Физическую добавляет и моральную. То как раз, что хоть кому надо иметь в достатке, а лучше вообще в избытке. Не помешает. Провалялся я так на солнышке, вздремнул даже, но успел, тем не менее, много ещё передумать всякого. А потом смеркаться стало. Я дернул основную козу за веревочку, поднялся и слегка потянул её на себя. Коза напоследок отщипнула большой пучок травы, пошла ко мне, а остальные, тоже прихватив полные рты травки на дорогу, пошли за нами. Хорошо, легко и спокойно пасти коз. Я загнал их в стойло и пошел в дом. Панька, похоже, был в пимокатной. Оттуда слышались глухие удары деревянного молотка по полусухим валенкам, которые дед молотком подгонял под вставленные в валенки колодки. Я сунул руку на полати печные, нащупал большой кулёк с табаком, отсыпал себе на три примерно закрутки. Потом за сундуком взял один из старых численников за пятьдесят восьмой год, оторвал четыре листочка и пошел к огородчику малому, где можно было спрятаться за две прижатые боками бочки и спокойно покурить. Расслабиться.
Бабушка приехала, как и собиралась, к десяти, Панька пришел из мастерской, Шурик вернулся из Рудного. Он всегда поздно приезжал. Работа электрика – до семи. Ну и восемьдесят километров с пересадкой в Кустанае с автобуса на автобус. Пока поужинали, пока поболтали каждый о своём, да друг дружку порасспрашивали, как день прошел, он и прошел. Бабушка помолилась на все пять образов, дед покурил на завалинке, я недолго книжку почитал. Из города привез. И не помню сейчас – какую. Шурик ушел почти до утра к подружке. Любовь у него проявилась. Ошибочная, как вывернулось попозже. А мы все легли спать, не зная ещё, что ночи сегодня не будет. Точнее – ночь никто не отменил, но оставил всех без сна и покоя.
Около двух часов, когда Панька счастливо храпел у меня под боком от хорошо сделанной днём пимокатной работы, бабушка Фрося получила от Господа милость – отдохнуть замечательно и делала это уже долго и толково. А я почему-то уморился от чтения при блёклом свете лампочки в шестьдесят свечей и вырубился с книгой в руке.
Так около двух часов ночи раздался грохот в сенях и в комнату с разрывающими душу и слух рыданиями ворвалась Валя, младшая Панькина дочь и жена дяди Васи.
– Ваську!!! – вскрикивала она внутри рыданий.– Ваську моего!!!
Дед ссунулся с печки.
– Никшни! – рявкнул Панька – Орёшь! Ваську – чего? Бабёнка чужа увела? Ась? Не слышу. Чего сбабахнулось-то? Толком говори. Не мельтеши тут!
– Убили Ваську! – зарыдала Валентина, осушая лицо ситцевым в горошек платком. – Как есть, убили насмерть!
Вышла бабушка из своей комнатки в ночнушке.
– Где убили? Когда? Кто? – она на ходу набрасывала на себя сверху юбку, кофту и платок на голову.
– Не знаю-ю-ю-у! – забилась в истерических рыданиях Валентина и улетела, открыв телом дверь, во двор. Бабушка за ней выбежала. Дед сполз с печи в кальсонах и тельной нижней рубашке. Оделся и спросил меня.
– Шуркина молодуха ведаешь где проживает?
– Знаю, – испуганно сказал я. Мне и в голову не могло прийти, что дядю Васю, здоровенного мощного мужика, можно убить. Мне казалось, что его и поцарапать-то было не под силу даже жене его.
– Айда бегом туда! Шурку от сластей отрывай. Пусть сей минут домой вертается торопко. Скажи, что беда, видно, у нас в семье.
Я нацепил трико, кеды и убежал.
– Вы чего взбаламутились!? – говорил Шурик на бегу. – Убили бы, по его паспорту и правам уже милиция была бы у Паньки дома. Тут что-то другое. А вот что и где искать его, – думать будем. Панька где?
– Курит на завалинке. Тебя ждет.
– Ладно,– Шурик перешел на быстрый шаг, а мне все равно пришлось бежать легонько. – Разберемся.
Через пять минут собрались все. Стали думать, попутно успокаивая Валентину.
– Что убили, это навряд ли, – говорил дед, затягиваясь махрой .– Шурка прав. Милиция была бы уже по адресу прописки. По бабам Васька наш не шалун. Не увлекается ентим безобразием. Остается одно. Нет два. Или в аварию попал. Или поломался на трассе. Ждем утра. Не объявится, сунемся искать. Всем понятно? Тогда спать всем.
– Не, я пойду, – Шурик потянулся с улыбкой. – В пять тридцать ей на дойку, а я уже буду дома. Там и решим, когда начинать и что делать.
– Ну, вы спите покедова, а я так посижу, – всхлипнул Валентина. – На скамеечке. Может к утру и сам объявится, если недалеко поломался.
И все разошлись. Покоя не было. Но и тревоги явной почему-то тоже.
– Получится спать, спите, – спокойно сказал Панька и лёг
