Ближе к истине - Виктор Ротов

— Ну как же?! — обиделась Прокопьевна. — Уж кому-кому, а нам понятно — две недели без воды. Я две недели не мылась!

— Не в этом дело, бабуля, — повернулся Августович. — Я про трубу. Вот как главная труба поведет себя, так и будет. Хорошо поведет — хорошо всем будет; плохо — труба всем. А как она может вести себя, если вся проржавела? Это сверху. А внутри!.. Вот вы говорите, что бутылка водки четыреста рублей стоит. А я скажу, много ума не надо, чтоб и в мильен ее вогнать. Он же ведь, главный наш… Кгм, кгм, кгм! Стояк. Скажем так. За доллары покупает все, потому как зарплату получает долларами. Я в Москве недавно был у братухи, там навалом этих магазинов, где торгуют за доллары. В них — что твоя душа желает! Братуха говорит — долларовая интервенция!..

— Хоть интервенция, хоть оккупация, — вдруг вмешался в разговор молодой помощник Августовича, у которого двойная должность шофер — сантехник. — Лишь бы бабки платили хорошие.

— Да! — сказал Августович, глядя на ржавую трубу в нише. — Сам гнилой и все отводы у него и соски гнилые…

— Зато коммунистов шугнул! — сказал молодой. — А порядок в стране и справедливость он наведет.

— Да, с такими как ты наведешь, — покачал головой Августович.

И про политику ни слова!

— Лучше про любовь, — выдвинул я свою формулу.

— Во! — обрадовался Августович. — Бабуля, что вы помните про любовь?

— Какая там любовь?! Какая справедливость? Какой порядок? — накинулась Прокопьевна на помощника Августовича. — То, что творится в стране, вы называете порядком? Или справедливостью? Только что по радио сказали — президент отменил свой приказ об отмене повышения цен на бензин, который подписал перед референдумом. О чем вы говорите?!

Шофер — сантехник смотрел на нее, снисходительно улыбаясь. Мол, что ты, бабуля, вякаешь. Я понял — это убежденный демократ. Который за бабки согласен на интервенцию и даже оккупацию. Но про политику ни слова. Я говорю бабуле:

— Вы в молодости была красивая.

— Была, — кокетливо соглашается она.

— На закуску что поставим?

— Картошку жарю.

— Хорошо!

Услышав эти слова, Августович оживился, заработал быстрее.

И вот его помощник побежал в подвал, чтобы включить воду. Включил. Августович постучал ему условных три раза ключом по трубе, мол, порядок, в новых швах течи нет. Помыли руки, свернули шланги. Бабуля метнула картошку на стол, из холодильника достала остуженную. И тут в ванной у нее обнаружилась большая лужа. Прорвало «сосок». Молодой помощник позеленел. Перекрыл входной кран у нее и развел руками:

— Все! Это уже пусть делает РЭУ. Мы напрыгались.

— Ну как же! — заломила руки бабуля. — Я две недели не мылась!

— Не знаю. Идите в РЭУ, добивайтесь.

— Что ж ты такой бездушный, сынок?! Я же две недели… Я же вам и картошки нажарила, и бутылочку…

— Я не пью, потому как за рулем, — отмежевался ка

тегорически шофер — сантехник. — Это же надо ванну снимать!..

— Может «хомут» поставим? — утирая пот рукавом, сказал Августович. — Нельзя же вот так…

— Какой хомут? Там только тронь — все посыпется.

— Попробуем. Не получится, тогда уж.

— Ну ты даешь, Августович! Оно тебе надо?..

Бабуля плакала в прихожей, приговаривая:

— Вы же знаете это РЭУ. И пожаловаться некому. Раньше хоть…

— А вы думали как?! — безжалостно добивал ее шофер — сантехник. — Привыкли, чтоб вам на блюдечке…

— Да ладно тебе! — сердито оборвал его Августович. — Я же говорю — стояк гнилой, соски прогнили, все валится. И про политику ни слова!.. — Он вздохнул тяжело, и я понял, что он не оставит бабулю в беде, добьет‑таки эту трубу.

— Не будем про политику, — сказала смеясь и плача бабуля. — Лучше про любовь. — А я, дура, и картошки нажарила, и редиски купила, и чай свежий заварила!.. У всех вода будет, а у меня!.. — И она затряслась от нового приступа смеха сквозь слезы.

«Кубанские новости», 14.12.1993 г.

ТАК УРА ИЛИ КАРАУЛ?

Минувший 1992 год, словно кость в горле у народа, — никак не пройдет: Россия-92 — это Ельцин плюс Гайдар, плюс бурбулизация всей страны. В 1993 году пошел процесс вытаскивания кости из горла. Россия-93 — это опять Ельцин минус Гайдар и минус бурбулизация всей страны. Плюс череда внеочередных Съездов народных депутатов. На которых, в общем‑то, верно был поставлен диагноз болезни нашей несчастной Отчизны, но кардинальное лечение опять отложено: не хватило голосов. Печально! Ведь возбудитель инфекции выявлен точно: «На державном троне, приподдато, идолом артачится бревно». (Вал. Сорокин. «Правда», № 67). Но…

В общем, обидно за державу. Развалили. страну, растерзали, при этом делают вид, что ничего такого не про

исходит. Известный, отработанный прием иудиных выродков. По телевидению крутят нескончаемые игры одурачивания народа, беспардонно наглый ведущий «Поля чудес» — человек с замороженными глазами — тыча в телезрителя пальцем, истошно орет с телеэкрана, рекламируя какую‑то фирму. И в ответ звучат аплодисменты.

Аплодисменты, аплодисменты, аплодисменты. Под аплодисменты идет охмурение целого народа. Демонстрируется нагло дикий шабаш желтеньких и их продажных подпевал. Главный мотив этого шабаша: России нет, Америка есть. Даже верные стражи русской идеи и те буквально хлюпают пессимизмом. Газеты невозможно читать: со страниц даже «просоветских» изданий раздается по всей России похоронный звон. Они открыто возвещают о развале, распаде, деградации, катастрофе и вообще о конце России. И тут же изумительные заверения в том, что‑де Россия непременно возродится, неминуемо воспрянет, духовно обновится. Так за что же нам, грешным, молиться — «за здравие» или «за упокой»? Что кричать — «ура» или «караул»?

Ведь всякому', даже ежу, как принято сейчас говорить, понятно, что с криком «караул» крепостей еще никогда не брали. С криком «караул» никогда не ходили в атаку и никто никогда не побеждал. Между тем почитаешь ту же «Литературную Россию», которая в общем‑то стоит вроде на патриотических позициях, и на душу ложится тоска. Там стихи: «России нет…» Как это понимать? Ведь Россия есть, никуда она не делась. Только мы, россияне, испаскудились, измельчились. И если мы довели страну до ручки, то при чем же здесь Россия? За нами придут следующие поколения людей, они разберутся что к чему. И нечего за Россию этак расписываться — «России нет…»

«Советская Россия» опубликовала рисунок, которому присуждена вторая премия. Там «врата», ведущие к Богу, к рынку и к коммунизму. У ворот, ведущих к Богу, наследили люди, которые ползли к нему на четвереньках, да и сгинули в землю, воздев руки к небу. Рынок изображен в виде вороха костей и черепов, а от коммунизма следы резко повернули назад. Выход? Выхода нет.

С таким могильным юмором людей не поднимешь на борьбу. С таким юмором дорога одна — в скотство. Или к тому «равновесию», которое изображено на другом рисунке, туг же: двое за пивным столом рассуждают: «Скоро все уравновесится, каждый бедный сам повесится».

Глядя на эти «шедевры», отмеченные премиями, думаешь об авторах — им лишь бы блеснуть остроумием.

Уважаемые редакторы, думайте, когда публикуете двусмысленные вещи. А то ведь за жаждой позабавить задуренного читателя можно проглядеть Отчизну.

В начале мая прошлого года и в конце марта этого года (повторно) прошло три встречи с Виктором Астафьевым. По часу каждая. В прошлом году это было накануне съезда писателей СССР. Напомню, Виктор Петрович тогда стоял в оппозиции к авторам «Слова к народу». Отсюда и происходит невиданная «щедрость» телевидения «Останкино» к патриарху русской литературы. Я ждал этих «Встреч», предвкушал удовольствие от общения с любимым мастером слова. Но вот грянули «Встречи». В первой же Виктор Петрович резко и недвусмысленно отказал русскому народу в возрождении. Во второй вообще обвинил русский народ в маразме. Третью я не стал смотреть. Маялся несколько дней обидой на него и дошел до того, что сел и написал ему письмо. Мол, что же вы делаете, Виктор Петрович?! Он ответил: «Мой архив хранится в Пушкинском доме, что в Санкт — Петербурге. Я непременно направлю туда и Ваше послание, чтобы потомки, если нашей несчастной стране доведется выжить, знали и ведали, в какое подлое время нам выпало жить и работать, с какими маразматиками и дикарями общаться и тратить на них выстраданное слово».

Так считает Виктор Петрович. А остальные сто пятьдесят миллионов?

Во все времена на Руси писатели почитались как нравственные наставники. И между ними и народом всегда было взаимное уважение. Виктор Петрович приписал целому народу маразм и предрекает ему исчезновение. Нравственно ли это? Не говоря уже просто об этике. Не думаю. Но если такой человек, как Виктор Петрович Астафьев, поднял руки вверх, то караул, ребята!