Экономика каменного века - Маршал Салинз

Нет сомнений, что предшествующее изучение подарка и церемониального обллена ОС" ТГляет нас неподготовленными к пониманию profondeurs* этого отрывка. И всеЛЛке ЭТОТ Текст снова рассказывает об обмене, который даже при поверхностном рассмотрении об-' Неруживает формальное подобие трансакций таонга и «кормления хоу». Заклинание, М"' реданное жрецом ученику, возвращается к жрецу, приобретшее дополнительною ЦеН"' НОСТь, причем, при посредстве третьей стороны. Очень даже может быть, что тцц л ЧВСТИ Текста Ранапири являются вариациями на одну и ту же тему, объединяемые не только СО" Держанием, но и троекратным повторением одной и той же структуры трансакций г."

   *  йубим (фр.),

   *  КОИ1ЧИО, 1Д*сь есть также повествовательный мост между частью о передаче навыков магии и ч<. 10 Ц*р«монии: [грвая часть кончается помещением маури, которое есть ключевой элемент дл» ай части.

Экономика каменного века

Сказанное подтверждается драгоценным свидетельством, опять-таки предоставленным Ферсом (Firth, 1959a, pp. 272-273), по-видимому, по материалам, собранным Бестом (Best, 1925a, pp. 1101-1104). Сравнивая обычаи маори с общепринятой меланезийской практикой передачи магической силы, Ферс был поражен фактическим отсутствием у маори каких-либо обязательств платить «учителю». С точки зрения маори, такая компенсация должна была бы ухудшить заклинание, даже вывести его из «повиновения» или свести к нулю — за одним исключением. Учитель, передававший наиболее страшные формы черной магии (many), получал в виде платы жертву'. Ученик должен был убить близкого родственника — акт жертвоприношения богам, который должен был придать силу заклинанию, так как он возмещал дар (Best,'1925a, р. 1063). Или, возможно, когда тохунга станет старым, смертоносное знание будет направлено против него — в доказательство тому, что, увы, культы ученых повсюду одинаковы. В данном Бестом описании этих обычаев звучит та же самая трансакционная каденция, что и в пассаже о подарке, и начинается все с той же ноты «невозвращения»:

Старики Тухое и Ауа объясняют это следующим образом: за услуги жреца-учителя не положено платы. Если бы она была, то искусство магии и т. п„ приобретенное учеником, не было бы эффективным. Он не был бы способен убить человека посредством магических заклинаний. Но если ты учишься у

меня, тогда я скажу тебе, что нужно делать, чтобы обнаружить («выпустить») свою силу. Я скажу тебе цену, которую ты должен заплатить за инициацию — я скажу так: «Равноценным приобретению знания, раскрытию твоих

способностей должен быть твой отец», или твоя мать, или другой близкий родственник. Тогда задействованные силы будут эффективны. Учитель называет цену, которую ученик должен заплатить. Он выбирает ближайшего родственника ученика как величайшую жертву, которую тот может заплатить за приобретенные знания. Близкий родственник, возможно мать, лежит перед учеником, чтобы он мог убить, ее посредством своих магических чар. В некоторых случаях учитель может направить ученика убить его самого, учителя. Вскоре он должен быть мертв... «Плата, сделанная учеником, была потеря близкого родственника. Что до оплаты вещами, что толку в них. Хай аха'.» (Best, 1925a, р. 1103).

Располагая этими деталями, мы уже можем точно утверждать, что морфологическое сходство всех трех частей текста Ранапири несомненно. При передаче магии many, как и при обмене ценностями или при жертвоприношении птиц, непосредственное возмещение первоначального дара исключено. В каждом случае реципрокация происходит при посредничестве третьей стороны. Это посредничество в каждом случае дает прирост к первоначальному подарку: в результате передачи от второй стороны к третьей некая ценность или побочный эффект присоединяются к вещи, переданной первой стороной — второй. Так или иначе, первому получателю (среднее звено) угрожает опасность (смерть), если цикл не завершен. Конкретно в тексте о магии: тохунга дает заклинание ученику; ученик возвращает его посредством жертвы, усилив его, если магия удалась —'«заклинания ученика становятся очень мама» — или же он гибнет, если ошибается. Жертва принадлежит тохунга как компенсация за обучение. В качестве альтернативы ученик возвращает свое теперь уже могущественное заклинание престарелому тохунга, иначе говоря, он убивает его.

Дух дара

Расширенное значение хау

Вернемся теперь к хау. Ясно, что мы не можем оставить этот термин лишь со светским значением. Если хау ценностей, находящихся в обороте, означает прирост, полученный в ходе этого процесса, конкретный продукт, получившийся от конкретной вещи, то, тем не менее, существуют еще и хау человека, и хау леса, они облада-Ю1 духовным качеством. О каком духовном качестве идет речь? Многие замечания Bee-id об обсуждаемом предмете наводят на мысль, что «хау как дух» имеет какое-то ошошение к «хау как материальному приросту». Объединив эти представления, мы сможем придти к более широкому пониманию этого таинственного хау.

Уже теперь нам понятно, что хау не является духом в общепринятом анимистическом значении этого слова. Бест однозначно говорит об этом. Хау человека — совершенно другая вещь, чем его ваируа, или чувствующий дух, — «душа» в обычном антропологическом употреблении. Я привожу цитату из одного из наиболее понятных толкований ваируа:

В слове ваируа (душа) мы имеем термин маори для обозначения того, что антропологи называют душой, то есть дух, который в момент смерти покидает тело и направляется в духовный мир или бродит вокруг своего бывшего дома на земле. Слово ваируа означает тень, бестелесный образ; иногда оно применяется для обозначения отражения*, и в этом качестве оно были принято как название живого духа человека... Ваируа может оставлять тело в течение жизни; это происходит, когда человек спит и видит во сне далекие места или отсутствующих людей... Ваируа считается чувствующим духом, который покидает тело во время сна и предупреждает физическую субстанцию о приближающихся опасностях, о зловещих знаках, посредством видений, которые мы называем снами. Жрецы высокого ранга внушали мне, что все вещи имеют ваируа, даже те, которые мы считаем неодушевленными предметами, например деревья или камни (Best, 1924, vol. 1, pp. 229-301)."

Хау, с другой стороны, относится в большей степени к сфере аниматизма, чем анимизма. В этом качестве оно тесно связано с маури, так что, фактически, в описаниях »тнографов невозможно отграничить одно от другого. Ферс отчаялся найти определенные различия между ними на основе «перекрывающих» друг друга и аналогичных дефиниций Беста — «невразумительное проведение разграничения между хау и маури, сделанное нашим наиболее выдающимся этнографическим авторитетом, позволяет заключить, что эти термины в своем нематериальном значении являются почти синонимами» (Firth, 1959a, р. 281). Но, как замечает Ферс, некоторые отличия все же

* В «иди, например.

" Т»ким образом, Мосс, переведя хау просто как дух и рассматривая как tien (fames [связь душ

(фр.) — Примеч. пер.}, в конечном счете, был не вполне точен. Кроме того, Бест неоднократно

ГОНорит, что следует отличать хау (и маури) от ваируа на том основании, что хау, которое прекращает

ЕЮ* существование со смертью, не может покинуть человеческое тело под страхом смерти,

1 отличие от ваируа. Но здесь Бест оказывается в затруднительном положении, так как материальное

Лроя»л»ние человеческого хау может использоваться при колдовстве. Поэтому ему пришлось само-

SC(6l противоречить, говоря о том, что некоторая часть хау может быть отделена от тела или что I С С , используемое при колдовстве, не является «настоящим» хау,

Экономика каменного века

временами проступают. Применительно к человеку, маури выступает как более активный принцип, «активность, которая „движется" внутри нас». Применительно к земле или лесу слово «маури» часто используется для обозначения материального вместилища, в которое внедряется хау. Вместе с тем, понятно, что «маури» также может относиться к чисто духовному качеству земли, а, с другой стороны, хау человека может иметь конкретную форму — например, волосы, ногти, плевки — ив таких формах использоваться при колдовстве. Не по мне расшифровывать эти лингвистические и религиозные тайны, столь характерные для маорийского «esprit theologique etjuridique encore imprecis». Лучше я обозначу более очевидный и четкий контраст между хау и маури. с одной стороны, и ваируа — с другой, контраст, который, кажется, проясняет ученые слова Тамати Ранапири.

Хау и маури как духовные качества одинаково ассоциируются с плодородием. Бест часто говорит об обоих как о «витальных принципах». Из многих его наблюдений ясно, что плодородность и продуктивность были необходимыми атрибутами этой «витальности». Например (курсив в последующем тексте мой):

Хау земли — это ее витальность, плодородность и так далее, а также качество, которое мы можем, я думаю, выразить только словом престиж (Best, 1900-01, р. 193).