Хрустальный шар (сборник) - Станислав Лем

Когда мотор остыл, окрестности изменились. Было безветренно. Стояла абсолютная тишина. В нескольких шагах в сторону от шоссе за группой старых деревьев тянулись легкие пряди тумана. Небо на западе нависало красной стеной. Веланд затоптал окурок, потянулся и обошел машину. Он посмотрел на лампочку, горящую над табличкой с номером, и презрительно пожал плечами, как будто произнося: «Проклятая старая развалина!» С этого момента он начинал игру, и хотя вокруг не было ни души, чтобы лучше вжиться в роль, действовал так, будто в самом деле произошла поломка. Веланд еще раз заглянул под капот, посмотрел на руки, нет ли на них следов масла, и, определив нужное направление, решительно двинулся прямо через поля.

Было тихо. Тучи, как пылающие лилии, падали в темноту. Его окружила пустота. Раньше ее нарушал рокот мотора. Веланду показалось, что он стал первым человеком, шагавшим по этой мрачной пустоте. Где-то глухо отозвалась болотная птица. Ее голос, придавленный сырым воздухом, летел низко над землей.

Когда он отошел на несколько сотен шагов, то обернулся. Машины уже не было видно. Темнота была такая, что можно было идти с закрытыми глазами. Через четверть часа должна была взойти луна. На земле пару раз слышалось коварное шипение. Веланд направлял туда луч света от охотничьего фонаря. Очень зеленая трава густо покрывала поверхность болота. Под ногой она медленно и мягко прогибалась. Из глубины изредка доносилось бульканье. Что-то там напрягалось, переливалось. Веланду стало не по себе. Не лучше ли было идти по шоссе? Что за идиотизм – срезать путь в незнакомой местности! В мыслях он проклинал собственную глупость. Каждый шаг мог стать последним. Может, лучше вернуться к машине?..

Он шел дальше. Нужно было подняться на холм. Почва становилась суше. Грубые, жесткие стебли травы били по ногам. Он посмотрел на компас, чтобы определить, движется ли он в нужном направлении, и ускорил шаги.

Вершина холма выделялась на фоне неба, покрытого белыми ночными облаками. Вдруг тучи вспыхнули, и большой диск луны выступил из-за их краев. Длинные колеблющиеся тени побежали по траве. С вершины холма ничего не было видно, а ведь постоялый двор должен был находиться внизу. Веланд двинулся дальше.

Еще несколько раз почва издала шипение и просела, как натянутое на воде полотно, и, наконец, когда ему уже показалось, что он давно прошел постоялый двор и углубляется все больше в сторону непроходимых болот, впереди замаячило что-то более темное, чем ночь. Облака закрыли луну, и трудно было ориентироваться. Веланд вытянул руки, дотронулся до шершавой стены, обошел ее и остановился.

Перед ним дымилось серое пожарище. От обгорелых бревен поднималась тонкая струйка дыма. Отдельные искры, как бодрствующие светлячки, уносились вверх, вырисовывая золотистые параболы, и исчезали. Там, где прежде стоял большой дом, стлалось карминовое сияние. Веланд сделал два шага.

– Эй, – закричал он, – есть здесь кто-нибудь?

Что-то заскрипело у него за спиной. Он обернулся. Свет, исходивший от пожарища, так его ослепил, что он ничего не увидел. Только через некоторое время он заметил прямоугольные очертания сарая. Большие ворота слегка приоткрылись, и над самой землей показалась голова, укутанная закопченным платком.

– Что здесь произошло? – спросил, подходя, Веланд. – Я хотел переночевать…

– Дом сгорел, – прохрипела она.

Это была очень старая женщина. Красный отсвет углей тонул в глубоких складках ее лица, сморщенного, как сухой фрукт.

– Нельзя переночевать? – разочарованным тоном спросил Веланд.

– Дом сгорел, – повторила она. – Хозяин поехал в город. Никого нет.

– А вы кто? – спросил Веланд.

Нужно было идти, но какое-то любопытство его удерживало.

– Я? – Она на минуту замолчала. Налетел ветер, и шевельнулась прядь ее седых волос. – Мать.

– Это был несчастный случай?

– Поджог, – ответила она спокойно, так спокойно, что Веланд испугался.

Молчание затянулось.

– Значит, нельзя заночевать? – пробормотал он, чтобы только что-то сказать.

– Дом сгорел, – повторила она с тем же спокойствием.

– А здесь поблизости нет другого дома? Я приехал издалека, машина моя сломалась, не знаю окрестностей, – быстро заговорил Веланд.

Теперь он не мог уже уйти, должен был дождаться ответа.

– Нет, нету, – покачала она отрицательно головой.

Веланд остолбенел. Этого план не предвидел. Просто уйти или настаивать? Дорогу он нашел бы сам.

– Как это нет? – сказал он. – Нет ни одного дома?

– Дом?..

За ней, в глубине раздался хриплый рев. Веланд вздрогнул и тотчас тихо выругался, поняв, что это всего лишь корова.

– А… дом? – сказала старуха. – Есть дом. Там, за Скалой Епископа.

Она высунула через щель руку. Ладонь была большая, как мужская, и выглядела словно темная рукавица, надетая на тонкую светлую палку.

– А, есть дом. Так там можно переночевать? – полувопросительно бросил Веланд, с облегчением собираясь уходить.

– Там, – повторно показала направление, – но ходить туда нельзя. Там Жакоб Шарден.

– Почему? Он что, тоже сгорел? – спросил Веланд. Спокойствие старой женщины начинало его злить.

– Он никого не принимает.

– Меня примет, – бросил Веланд, все больше злясь. «Зачем я разговариваю с ней?» – возмутился он про себя, однако, подтянув ремень рюкзака, спросил: – А что за тип этот Шарден?

Ему пора было идти, но он стоял. Может, потому, что старая женщина смотрела ему в лицо. Голову она слегка наклонила. Смотрела снизу вверх так пристально, что Веланд второй раз почувствовал беспокойство. За отвернувшимся воротом показались ее плечи. Она начала дрожать. Тряслась все сильнее. Слезы блеснули в ее глазах, но это еще был не плач. Веланд оцепенел.

– Муравьи… – вымучила она наконец.

– Что?!

– Он… пасет…

– Что делает? – непослушными губами спросил Веланд.

– Муравьев. Пасет муравьев…

Веланд кашлянул, энергично поправил ремень рюкзака, кивнул старухе и спросил:

– Это там, да?

Он пошел, она ответила вслед:

– Там, за Скалой Епископа.

Она снова начала трястись, как бы сдерживая неожиданный кашель, и вышла наружу, до пят укутанная в одеяло, колючее от приставшей соломы. Веланд прошел уже несколько шагов и неожиданно понял: это был не кашель, а смех.

Он резко обернулся. Она все еще стояла на том же месте и смотрела на него. Губы ее беззвучно шевелились. Дрожь пробежала у него по спине, и он быстро зашагал прочь.

IV

Скала Епископа – это группа крутых известковых пиков. В свете луны она выглядела как беловатый и призрачный скелет летучей мыши, плотно сложившей гигантские костистые крылья. В нескольких сотнях шагов за сожженным постоялым двором дорога исчезала в тени скалы. Здесь росли низкие кусты, через которые Веланд пробрался с трудом. Его одежда намокла от упавших с листьев капель росы. Когда он миновал эту низину, вдруг показался дом. Свет луны окрасил в белый цвет окружавшую его высокую стену. У дома были плоская широкая крыша и темные окна. Приблизившись, Веланд заметил, что над стеной натянута стальная сетка с мелкими ячейками. Кирпичи были соединены цементом и не оштукатурены. В глубине сада залаяла собака. Голос у нее был грубый, как у медведя. Доктор пошел вдоль стены. Странное дело, на четыре фута от стены трава не росла, как будто была выжжена. Мелкий щебень (или уголь) хрустел под ногами. Наконец показалось углубление, обозначенное густой тенью. В стене была калитка. Она была похожа на шлюз: массивная дубовая дверь, обитая жестью, плотно подогнанная к нише. Сбоку виднелся звонок. Веланд нажал на него раз, другой, потом третий. Собака яростно лаяла. Ни намека на движение. За спиной у Веланда была низина, наполовину залитая черной тенью, а за ней каждый стебель травы виднелся ясно, освещенный мертвенным сиянием. Там фосфоресцировали Скалы Епископа. Вдруг среди полной тишины раздался голос: