Кукла - Болеслав Прус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я не поеду на бал.
Слуга с удивлением развел руками и расставил ноги.
- Что это вы, барин, сегодня выкидываете? - закричал он. - В уме вы, что ли, повредились?.. Пан Ленцкий так просил...
Вокульский стремительно вышел из комнаты, хлопнув дверью перед носом развязного лакея.
"Ага! - подумал я. - Значит, князь спохватился, что Стах может не прийти, и прислал будущего тестя с извинениями. Прав Шуман, что они не хотят его выпускать из рук, ну, да мы, голубчики, у вас его вырвем!"
Четверть часа спустя мы уже были у пани Ставской. Чудо как нас приняли! Марианна посыпала пол в кухне песочком, пани Мисевичова нарядилась в шелковое платье табачного цвета, а у пани Ставской были в тот вечер такие прелестные глаза, румянец и губки, что, право, можно дух испустить от счастья, осыпая поцелуями эту дивную женщину.
Я не хочу ничего себе внушать, но, ей-богу, Стах весь вечер поглядывал на нее весьма внимательно. Он даже не заметил, что Элюне повязали новые ленты.
Ну и вечер был! Как пани Ставская благодарила нас за игрушки, как накладывала Вокульскому сахару в чай, как задела его несколько раз рукавом... Теперь-то уже Стах наверняка сюда зачастит, сначала со мною, а потом и без меня.
Во время ужина злой, а может быть, добрый дух направил взгляд пани Мисевичовой на газету.
- Смотри, Элена, - сказала она дочери, - сегодня у князя бал.
Вокульский нахмурился и, отведя взор от личика пани Ставской, уставился в тарелку. Решившись действовать храбростью, я заметил не без иронии:
- Воображаю, какое прекрасное должно быть общество у этого князя! Наряды, тонкое обхождение...
- Не так-то оно прекрасно, как кажется, - заметила старушка. - За наряды частенько не плачено, а насчет обхождения... Конечно, иное дело в гостиных с графами да князьями, а иное - дома, с бедными мастерицами.
(О, как вовремя выступила старушка со своей критикой!) "Слушай, слушай же, Стах!" - подумал я и опять спрашиваю:
- Значит, великосветские дамы не очень-то обходительны с мастерицами!
- Какое! - отвечала пани Мисевичова, махнув рукой. - Я знаю одну портниху, которую засыпают заказами, потому что она большая искусница и дешево берет. Частенько, вернувшись от иной дамы, она горючими слезами обливается. Сколько ведь намучается, дожидаясь с примерками этими, с переделками да со счетом... А каким тоном они разговаривают, как грубы и как торгуются... Эта портниха говорит (вот не сойти мне с этого места!), что легче иметь дело с четырьмя еврейками, чем с одной важной дамой. Хотя и еврейки нынче пошли не те: стоит какой-нибудь разбогатеть, как она изъясняется только по-французски, а торгуется и капризничает не хуже тех.
Хотел было я спросить, не шьет ли и панна Ленцкая у этой портнихи, да пожалел Стаха. И без того он переменился в лице, бедняга!
После чая Элюня разложила на ковре свои новые игрушки, поминутно издавая радостные возгласы; мы с пани Мисевичовой расположились у окна (никак не отвадишь ее от этой привычки!), а Вокульский и пани Ставская уселись на диван: она с каким-то вязанием, а он с папиросой.
Старушка с таким жаром принялась мне рассказывать о том, каким великолепным уездным начальником был ее покойный супруг, что я почти не слышал, о чем беседовали пани Ставская с Вокульским. А разговор, кажется, был интересный, так как беседовали они вполголоса:
"Я видел вас в прошлом году в Кармелитском костеле, у гроба господня".
"А я вас лучше всего запомнила, когда вы летом приходили в тот дом, где мы жили. И мне показалось, сама не знаю почему..."
- А сколько возни бывало с паспортами!.. - продолжала свое пани Мисевичова. - Бог весть кто получал, кому их выдавали, на чью фамилию...
"Разумеется, всегда, когда только вам будет угодно", - говорила, зарумянившись, пани Ставская.
"...И я не покажусь вам назойливым?.."
- Прекрасная пара! - тихо сказал я пани Мисевичовой.
Она поглядела на них и со вздохом сказала:
- Что с того! Даже если б несчастного Людвика уже не было в живых...
- Господь милостив, не будем терять надежду...
- Что он жив?.. - спросила старушка, отнюдь не выказывая восторга.
- Нет, я не о том... Но...
- Мама, мне хочется спать, - заявила Элюня.
Вокульский встал, и мы простились.
"Кто знает, - подумал я, - не попался ли уже наш осетр на удочку?"
На улице все еще сыпал снег. Стах отвез меня домой и, не знаю зачем, дожидался в санях, пока я не войду в ворота.
Я вошел, однако в подъезде задержался. И только когда дворник запер ворота, я услышал, как на улице зазвенели бубенчики отъезжающих саней.
"Вот ты каков? - подумал я. - Посмотрим же, куда ты теперь отправишься..."
Поднявшись к себе, я надел старое пальто, цилиндр и, преобразившись таким образом, через полчаса снова зашагал по улице.
В квартире Стаха было темно: значит, он куда-то поехал, но куда же?
Я кликнул извозчика и несколько минут спустя остановился неподалеку от дома, в котором жил князь.
У подъезда уже стояло несколько карет, другие только подъезжали, но второй этаж был ярко освещен, играл оркестр, и в окнах время от времени мелькали тени танцующих.
"Там панна Ленцкая", - подумал я, и сердце мое почему-то сжалось.
Я оглянулся вокруг. Фу ты, как снег валит! Еле-еле можно различить трепещущие на ветру огоньки фонарей... Пора спать.
Я перешел на другую сторону, чтобы сесть в свободные санки, и... чуть не столкнулся с Вокульским. Он стоял под деревом, весь осыпанный снегом, и не отрываясь глядел на окна.
"Вон оно как?.. Так нет же, голубчик, сдохнешь, а женишься-таки на пани Ставской!"
Перед лицом подобной опасности я решил действовать энергично. На следующий же день я отправился к Шуману.
- Знаете, доктор, - говорю ему, - что случилось со Стахом?
- Что же, ногу сломал?
- Хуже. Правда, хотя князь приглашал его дважды, он на бал все-таки не поехал; однако около полуночи, в метель, стоял перед его домом и глядел на окна. Вы понимаете?
- Понимаю. Для этого не надо быть психиатром.
- Поэтому я твердо решил женить Стаха еще в этом году, и не позднее дня святого Яна.
- На панне Ленцкой? - встревожился доктор. - Не советую вам вмешиваться.
- Не на панне Ленцкой, а на пани Ставской.
Шуман схватился за голову.
- Сумасшедший дом! - пробормотал он. - В полном составе... У вас, Жецкий, несомненно, водянка мозга.
- Вы меня оскорбляете! - крикнул я, выходя из себя.
Он стал против меня, вцепился в лацканы моего сюртука и с яростью заговорил:
- Послушайте, почтеннейший... Я употребляю сравнение, которое вы должны понять. Допустим, у вас ящик, полный... ну, хотя бы кошельков; можно ли в тот же ящик положить - ну... хотя бы галстуки? Нельзя. Итак, если у Вокульского сердце полно панной Ленцкой, можно ли втиснуть туда пани Ставскую?
Я разжал его пальцы, вцепившиеся в мои лацканы, и ответил:
- А я выну кошельки и положу вместо них галстуки! Понятно вам, господин ученый?..
И тотчас ушел, потому что мне наконец надоели его грубости. Воображает тоже, будто умней его и на свете нет!
От доктора я поехал к пани Мисевичовой. Ставская была у себя в магазине, Элюню я спровадил в другую комнату, к игрушкам, а сам подсел к старушке и без долгих слов приступил к делу:
- Как вы полагаете, уважаемая пани, Вокульский - достойный человек?
- Ах, милый пан Жецкий, как вы можете об этом спрашивать? Когда мы жили в его доме, он снизил нам квартирную плату, Элену спас от такого позора, устроил на службу с жалованьем в семьдесят пять рублей в месяц, прислал Злюне столько игрушек...
- Простите, - перебил я. - Итак, если вы тоже считаете его благородным человеком, то позвольте сказать вам, под величайшим секретом, что он очень несчастлив...
- Во имя отца и сына... - перекрестилась старушка. - Это он-то несчастлив, он? Когда у него магазин, и торговое общество, и такое огромное состояние!.. Он несчастлив, хотя только недавно продал такой дом? Разве что у него есть долги, о которых я не знаю...
- Долгов у него нет ни копейки, - говорю я, - а после продажи магазина у него наберется добрых шестьсот тысяч, хотя два года назад у него было всего тысяч тридцать - разумеется, не считая самого предприятия... Но, сударыня, деньги - это не все. Если у человека, кроме кармана, есть еще сердце...
- Да ведь я слышала, что он женится, к тому же на красавице, панне Ленцкой?
- В том-то и горе: Вокульский не может, не имеет права жениться...
- Разве у него есть какой-нибудь изъян?.. Такой крепкий мужчина...
- Он не имеет права жениться на панне Ленцкой, она ему не пара. Ему надо бы такую жену, как...
- Как моя Элена... - подхватила пани Мисевичова.
- Вот-вот! - вскричал я. - И не такую, как она, а именно ее... Элена Ставская должна стать его женой!..
Старушка расплакалась.
- Знаете ли, милый пан Жецкий, - заговорила она, всхлипывая, - это моя заветная мечта... А что нашего дорогого Людвика нет в живых, я готова дать голову на отсечение... Сколько раз он мне снился, и всегда или голый, или совсем на себя не похожий...