Гезат (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

154

Византий почти не изменился за те лет шестьдесят, что я здесь не был. Местные жители все так же собирали пошлины с проходивших мимо судов и перевозили желающих с одного берега пролива на другой. Разница была только в том, что теперь Византий — собственность Римской республики, а не под протекторатом ее, как раньше. Поскольку я полноправный гражданин в отличие от большинства местных, даже богатых, городские власти встретили меня радушно. Впрочем, богатому человеку рады везде.

Я купил большой двухэтажный дом с садом в центре города и несколько виноградников в его окрестностях. Виноделие сейчас самый выгодный бизнес, если таковым не считать войну. Образ жизни вел замкнутый. Не потому, что боялся, что меня будут специально разыскивать. Просто устал от многолетних скитаний, решил полежать в семейном кругу на софе, изготовленной по моим эскизам. Соседям говорил, что пишу мемуары о походах под командованием Гая Юлия Цезаря, благодаря чему ко мне относились с особым почтением: мало того, что старший командир, так еще — какая редкость! — человек творческий. Это они не знали о Квинте Туллие Цицероне.

Кстати, мой бывший командир, сосед и собеседник был убит своими рабами через полтора года после моего отъезда. В Риме образовался новый триумвират в составе Гая Юлия Цезаря Октавиана, Марка Антония и Марка Эмилия Лепида, которые включили обоих братьев Цицеронов в проскрипционные списки, то есть объявили вне закона. Любой мог убить их и получить за это вознаграждение. Не знаю, что отстегнули рабам-убийцам и отстегнули ли хоть что-то, но уж точно они отомстили хозяину за его доброту. Марка Туллия Цицерона порешили центурионы, специально прибывшие для этого на его виллу под Формией, и доставили Марку Антонию отрубленную голову и руки, за что им отвалили тысячу денариев. Злые языки утверждали, что Фульвия, жена Марка Антония, втыкала иголки в язык отрубленной головы, наказывая так за излишнюю болтливость при жизни.

Меня в этих списках не было. Не поверите, но я пожалел. К тому времени тихая, размеренная, скучная жизнь в Византии чертовски надоела мне. Поскольку виноградник давали много вина, решил продать его выгоднее. Для этого надо было отвезти в районы, где виноград пока что не выращивают, то есть на север. Заодно мне хотелось посмотреть, что сейчас происходит на исконно русских землях. Римляне вслед за греками называли скифами всех, кто живет в Северном Причерноморье, но я-то знал, что скифов там почти не осталось. Где-то в лесостепной зоне и севернее должны жить предки тех, кого позже будут называть славянами. Несмотря на то, что наука в начале двадцать первого века утверждала, что славяне появились из неоткуда (не было их — и вдруг бац!), я уверен, что люди пока что производятся только одним способом, а значит, у славян должны быть папы-мамы, дедушки-бабушки…

Деньги у меня были, поэтому снял стапель и за зиму построил парусно-гребное судно, небольшое, быстроходное и маневренное, предназначенное для плавания и по морю, и по рекам. Оно получилось водоизмещением тонн семьдесят, с двумя трюмами и мачтами, несущими косые паруса, и шестнадцатью веслами. Помня, когда половодье на Днепре, я весной нанял экипаж, нагрузил судно вином и отправился в рейс.

Начало было прекрасным. В день отплытия ярко светило солнце, на небе ни облачка, дул попутный юго-западный ветер силой баллов пять, так что мы легко преодолели встречное течение в Босфоре. Черное море тоже встретило ласково. На хорошей скорости, узлов двенадцать, мы понеслись под парусами на северо-восток. Ночью шли по компасу. Ветер убился баллов до двух, скорость упала узлов до трех-четырех. До рассвета на такой скорости не доберемся до берега, поэтому я со спокойной душой лег спать.

Если на берегу мне постоянно снилось, что я плыву по морю, то теперь — что сражаюсь на суше. Во время боя увидел пращника, который охотился за мной, и погнался за ним. Как это обычно бывает во сне, ноги были вялыми, поэтому никак не мог догнать, хотя пращник тоже бежал медленно. Он постоянно оглядывался и злорадно улыбался. Лицо показалось мне знакомым, но как бы собранным из двух — Квинта Туллия Цицерона и Марка Юния Брута. Я уже почти догнал его, занес саблю для удара — и свалился с кровати, несмотря на то, что имела высокий бортик.

Я лежал на палубе и пытался сообразить сначала, где я, а потом, что произошло? Масляный светильник, который вечером свисал с подволока вертикально вниз и слегка покачивался, теперь почти лежал на нем и не двигался. Где-то рядом бурно и шумно затекала вода. С главной палубы доносились испуганные призывы спасаться. Матросы, не привыкшие к таким судам, с большим недоверием относились к моему творению, были уверены, что обязательно утонет. Посейдон или Нептун услышал их молитвы — мое судно лежало на левом борту. Может быть, налетел шквал, сильно накренил, из-за чего сдвинулся груз… Впрочем, теперь было не до выяснения причины. Оверкиль пока не случился — и слава богу! Я быстро оделся, напялил сверху спасательный жилет, нацепил оружие, запихал в сумку деньги, немного еды и серебряную флягу с водой.

К тому моменту, когда я выбрался из каюты, расположенной на правом борту в кормовой части судна, в нее уже начала затекать вода. Небо заволокли тучи, поэтому было темно, хоть глаза выколи. По шуму волн и свисту ветра догадался, что море штормило, но не так, чтобы очень, все-таки не Северная Атлантика. Значит, по мою душу…

Двенадцативесельного баркаса, который стоял во время перехода на лючинах второго трюма, на месте не оказалось. Видимо, пока я собирался, матросы открепили его, погрузились и уплыли. Зато тузик все еще был на лючинах первого трюма. Волны уже заливали его. Я разрезал кинжалом веревки, крепившие лодку, столкнул ее в море, запрыгнув на ходу. Волны как-то сразу оттащили нас от тонущего судна, уже через пару минут я не видел его. Хотя, судя по тому, как ветер вдруг стих, могло произойти перемещение. Прощай, Римская республика! В следующей моей эпохе, если таковая случится, ты, скорее всего, будешь уже Римской империей.