По следам карабаира. Кольцо старого шейха - Рашид Кешоков

Они сели на скамью. Жунид посмотрел в небольшое окошко, из которого были видны узкоколейка, тюки, за которыми пристроились его друзья, и носовая часть наливного судна, возле которого суетились люди, видимо, готовя его к отплытию, потому что какой-то загорелый матрос в серой брезентовой робе уже ослаблял швартовы.

— Руководство порта и этого причала поставлено в известность о вашей миссии? — спросил Шукаев.

— Разумеется. Правда, мы в подробности не вдавались, потому что сами их не знаем как следует Но начальство порта осведомлено о нас.

— Значит, если этот Хасанов окажется Пашой-Гиреем Акбашевым, надо брать его сразу, — сказал Дараев. — Иначе до него в конце концов дойдет или он почувствует слежку.

— Да, — согласился Жунид, — рисковать нет смысла.

— Сейчас приближается перерыв, — сказал капитан, посмотрев на часы — Сюда начнут собираться люди. Должен прийти и Хасанов. Он обыкновенно обедает здесь, в вагончике.

— Тогда мы зря сюда пришли, — встал со скамьи Шукаев. — По-моему, чем меньше портовиков будет знать о нас, тем лучше.

— Если хотите, можем пройти в диспетчерскую, тут рядом. Оттуда хорошо будет видно когда рабочие пойдут на перерыв.

В диспетчерской одно из окон выходило как раз в сторону вагончика. Капитан что-то шепотом сказал немолодому мужчине с желтым больным лицом, который сидел у селектора, давая команды крановщикам и поминутно отвечая на телефонные звонки. Тот кивнул, ответив на их приветствие и одновременно на слова капитана, и снова занялся своим делом, не обращая внимания на незваных гостей.

Жунид и Вадим устроились у окна.

Пробили склянки.

— Сейчас пойдут, — предупредил капитан. — Будьте внимательны.

Хасанов появился последним Возле вагончиков, развернув брезент на бетонном основании причала, расселись грузчики, крановщики, операторы докеры — в промасленных потертых комбинезонах, с зычными голосами, всегда отличающими людей, связавших свою судьбу с морем, и занялись трапезой. Только тогда из-за груды ящиков неторопливой походкой вышел человек в зюйдвестке, довольно чистом синем комбинезоне и кирзовых сапогах. На лацкане комбинезона поблескивало несколько значков. Жунид приник к стеклу.

— Это Хасанов, — почему-то понижая голос, сказал капитан.

— Шрам… смотри, Вадим!

— Вижу.

У бригадира было лицо спокойного, уверенного в себе человека. Слегка седеющие виски, черные горские усики и синеватый подбородок, как у людей, носивших долгие годы бороду. Породистый, с горбинкой, нос, ничего не выражающие нагловатые глаза. На левой щеке — клинообразный шрам.

Шукаев медлил, продолжая всматриваться в лицо приближающегося к будке человека.

— По-моему, он, — шепнул Дараев.

— Он! — уже уверенно сказал Жунид. — Будем брать.

Когда они вышли из диспетчерской, Хасанов стоял к ним спиной, о чем-то разговаривая с закусывающими портовиками. Потом поднялся в вагончик. Через минуту вышел оттуда с газетным свертком, осмотрелся и направился к штабелю тюков, за которыми стояли Арсен и Абдул.

— Пошли, — сказал Жунид.

Увидев приближающихся к нему людей, Хасанов прикрыл глаза рукой от солнца, немного помедлил и, встретившись взглядом с Шукаевым, неожиданно и быстро метнулся к тюкам. Мгновенно потеряв его из виду, они сначала не поняли, куда он исчез.

Подбежав, Жунид увидел небольшой коридор между тюками, в котором заметалась спина Хасанова.

Дараев вынул из кармана свисток и поднес к губам.

— Не надо, — остановил его Жунид. — Не будем устраивать лишнего шума. Входа в этот просвет я не видел, а у выхода стоят Арсен и Абдул.

Паша-Гирей Акбашев (он же бригадир грузчиков Хасанов) говорить наотрез отказался.

— Как хотите, — пожал плечами Жунид, допрашивавший его в присутствии Дараева и усатого капитана. — Как хотите. Только зря. Нам известны все ваши похождения, начиная с побега седьмого апреля из тюрьмы. Дальше последовали ограбление кассира мебельного магазина в Чите, затем прибытие в Дербент, кстати, проводник вагона, в котором вы ехали на Кавказ, узнал по фотографии и вас, и Гумжачева. При обыске у вас найден этот пистолет… — он кивнул на стол, где лежал парабеллум. — Из него застрелен инкассатор дербентского отделения Госбанка. Убийство вы совершили с Гумжачевым по требованию Омара Садыка. Будулаев в этом тоже участвовал… Пули подвергнуты баллистической экспертизе… Я имею в виду пулю, извлеченную из тела инкассатора, и ту, которую Хапито выпустил из этого парабеллума в Сахата Кабдугова. Теперь их сличат с каналом ствола: это лишь вопрос времени. Как видите, карты открыты. Мне незачем играть с вами в прятки.

— Зачем вы установили контакты с турецким судном «Севаз»? — спросил Дараев, воспользовавшись паузой.

Акбашев насмешливо посмотрел на Вадима Акимовича.

— Все в подручных ходишь, капитан? — голос у Паши-Гирея был низкий, глухой, как будто в горле у него что-то застряло. — Самостоятельных дел не доверяет начальство?

— Не нужно иронизировать, Акбашев, — перебил его Жунид. — Вадим Акимович давно работает сам. Сейчас он помогает мне по старой дружбе. И еще потому, что вся ваша шайка состоит из уголовников, знакомых и ему, и мне по делу карабаира.

— На этот раз придется попотеть, я вам ничего не скажу. А до остальных не добраться.

Жунид встал. Тут было все ясно. Паша-Гирей не из тех, с кем годятся на допросе обычные следственные хитрости и уловки. Этот если сказал, что ничего не скажет, значит, ничего не скажет.

— Ладно. Обойдемся без ваших показаний. Но не хочу, чтобы вы пребывали в заблуждении. Ваши сообщники арестованы. Буеверов, Бекбоев — он, правда, умер в больнице от раны, — Нахов, Щеголевы, Будулаев, Аушев, Васюкова. Феофан убит. Омар Садык отправил его на тот свет, присвоив все деньги, похищенные у кассира Шахарской ткацкой фабрики…

— Убийство Барсукова и Кумратова полностью раскрыто, Акбашев, — добавил Дараев.

Паша-Гирей молчал.

— Куда нам теперь его? В Дербент? — спросил капитан, когда Акбашева увели.

— Нет. В Черкесск., Но прошу вас — с усиленной охраной. Паша-Гирей — мастер устраивать побеги…

В Новороссийске им пришлось провести неделю. Целая неделя вынужденного бездействия. Психологически она оказалась гораздо труднее, чем два минувших месяца, до отказа наполненных событиями, суетой, обысками, допросами и разъездами.

Они упорно и терпеливо ждали Омара Садыка.

Жунид и Вадим, правда, не теряли времени даром, подчищая «концы», как выражаются иногда профессиональные криминалисты. Оба сидели у телефонов, звонили, записывали, еще раз «обговаривали» выясненные факты. Пришла через Дербент телеграмма из регбюро Черкесского управления, сообщавшая, что по картотеке на уголовников и рецидивистов, имевших имена с частицей «хан» проходило трое: бандит из действовавшей в тридцатые годы в Чечено-Ингушетии шайки Азамата Мамакаева, расстрелянный в 1934 году вместе со своим главарем; звали его Хандух; затем — Хантук Биев, абазинец по национальности — домушник, умерший в 1939 году в тюрьме, и наконец — мулла из Догбуха Балан-Тулхи-Хан, он же Лялям Балаев, осужденный по делу карабаира и досрочно освобожденный благодаря настоятельным требованиям Азиатской мусульманской лиги.

Это обстоятельство еще больше укрепило Шукаева и Дараева в мысли, что Омар Садык — не тот человек, за которого он себя выдавал в Дербенте. Вполне возможно, что он и есть Лялям Балаев.

Дозвонившись до Черкесска, Жунид узнал от Гоголева, что Чернобыльский выписался из больницы и находится дома. За домом наблюдали. Ювелир пока ни с кем не общался. Паритовы, давшие подписку о невыезде, раза два появлялись в управлении, слезно молили положить конец их неопределенному положению и, либо посадить в тюрьму, где они чувствовали бы себя в большей безопасности, либо дали бы им охрану. Оба, как видно, смертельно боялись мести Омара Садыка или кого-нибудь из его людей.

Нахов по-прежнему молчит. Женщины — Улита и Васюкова — препровождены в подследственную.

— В деле Барсукова и Кумратова мне неясна только одна деталь, — сказал Дараев, когда они вернулись однажды из порта, куда ходили проверить посты, расставленные на третьем причале. — Как Рахману удалось задержать их обоих в столовой настолько, что они опоздали на поезд. Времени у них было достаточно. Кумратов имел часы.

— Не знаю, — ответил Жунид, подходя к окну их гостиничного номера. — Я тоже думал об этом. Они ничего не пили: да и предложи им Бекбоев выпивку, это насторожило бы их. А с часами Кумратова он, наверное, что-то сотворил.

— Возможно, мы так и не узнаем этого. Кто, кроме Рахмана, может это знать. А он уже не заговорит никогда…

— Может, и так, — зевнув, сказал Шукаев и, сев в кресло, стал расшнуровывать туфли. — Давай вздремнем часок. — Вечно не высыпаюсь…