Сборник материалов Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников - Your Name

— Накануне трагедии, — показывает Катков, — в госпиталь явился немецкий офицер и приказал сосредоточить всех раненых в одном из корпусов, где, как он заявил, будет госпиталь для русских. Когда это было сделано, к госпиталю подъехали эсэсовцы, оцепили корпус, в котором мы начали сосредоточивать раненых, и подожгли его зажигательными бомбами, а тех, кто, спасаясь от огня, пытался выскочить в окно, расстреливали из автоматов. Назавтра немцы начали обходить помещения остальных корпусов — палата за палатой, подвал за подвалом. Подойдя к какому-либо помещению, они вначале бросали туда несколько гранат, давали очередь из автоматов и затем, войдя в помещение, добивали тех, кто ещё оставался в живых. Каким-то чудом уцелевшие раненые рассказывали мне потом, что впереди немцев шёл офицер, который освещал карманным фонарём все углы. Подходя к каждой кровати и убедившись, что человек мёртв, он говорил: «Капут» и шёл дальше.

Не довольствуясь этими зверствами, немецкие изверги распяли одного из тяжело больных, прибив его гвоздями к стене во дворе госпиталя. Вокруг распятого собралась кучка немцев, они весело хохотали, а многие фотографировали свою жертву.

Все присутствующие с огромным удовлетворением восприняли приведённые свидетелем Катковым факты исключительной самоотверженности и патриотизма русских женщин. Рискуя жизнью под немецкими пулями, женщины, фамилия которых, к сожалению, остались неизвестны, проникали на территорию госпиталя, приносили раненым, уцелевшим от расправы, еду , ухаживали за ними, как родные матери и сестры.

Следующей допрашивается свидетельница Сокольская, работавшая медицинской сестрой в 1 сортировочном госпитале. Её показания полностью подтверждают всё, о чём говорили на суде предыдущие свидетели.

— Я находилась 14 марта в помещении госпиталя, когда раздался взрыв. Это немцы бросили зажигательные бомбы. В здании начался пожар. Раненые, спасаясь от мучительной смерти в огне, сползали с кроватей, но большинство тут же падало. Но и тем из них, кто добрался до окон, не удалось спастись. Немцы подстерегали их и расстреливали из автоматов.

Свидетельница Сокольская рассказывает о неслыханном преступлений гитлеровцев во дворе госпиталя. В одном из подвалов они нашли человека, который ещё был жив. Несчастного выволокли во двор и хотели тут же пристрелить. Один немец уже поднял было автомат, но другой ему что-то сказал, и оба громко захохотали. Первый немец куда-то убежал и быстро вернулся с молотком и гвоздями. Оба немца набросились на полуживого человека и, сорвав с него одежду, начали прибивать его к стене на потеху себе и другим немецким извергам.

Сильнейшее впечатление на всех присутствующих произвело краткое показание свидетельницы Козловой. Во время кровавой бойни, учинённой гитлеровскими извергами, в госпитале погиб её муж, который находился там на излечении.

— Когда я пришла в госпиталь, — рассказывает Козлова, — я не узнала здания. Вместо корпуса высились обгоревшие развалины. Внутри здания я увидела множество трупов. Ими было завалено всё помещение. Чтобы пройти из одной комнаты в другую, приходилось буквально шагать по трупам, среди них я нашла обезображенный труп своего мужа.

О кровавой растраве с советскими людьми, учинённой фашистами в Сокольническом лесопарке, показал проживающий на территории парка свидетель Беспалов. Из окна своего дома, на расстоянии каких-нибудь 150 метров, он трижды видел, как гитлеровские звери уничтожили несколько тысяч советских граждан, в том числе много детей, женщин, стариков.

— Несколько часов, — рассказывает Беспалов, — немцы возили арестованных к заранее приготовленным ямам. Всем было приказано раздеваться. Тех, кто сопротивлялся, избивали и насильно, сорвав одежду, живыми втаскивали в ямы и затаптывали ногами. Вещи, отобранные у раненых, немцы собрали, погрузили на машины и с песнями уехали.

Через несколько дней в то же место была привезена большая партия женщин и детей. Лес огласился громкими криками и плачем.

Немцы избивали свои жертвы прикладами, топтали ногами, а детей вырывали из рук матерей. Многие гитлеровцы развлекались тем, что ещё до начала массового расстрела избирали себе жертву и расстреливали её из пистолета. Затем всех загнали в яму н расстреляли из автоматов.

— Возле моего сада, — показывает Беспалов, — немцы выкопали яму огромных размеров. В течение трёх дней они свозили сюда арестованных советских граждан. Среди них были и военнопленные, и женщины, и маленькие дети, и глубокие старики. Невозможно описать душераздирающие сцены, которые здесь разыгрывались. Люди плакали, прощались друг с другом, матери и отцы прижимали к груди детей, некоторые, отчаявшись, плевали в физиономии своим палачам, бросались на них с кулаками. Всех обречённых гитлеровцы загнали в яму, забросали ручными гранатами и одновременно выпустили по ним несколько автоматных очередей.

Такая же расправа, как показывает далее свидетель Беспалов, была учинена немцами над большой группой советских женщин, которых они собрали якобы для заготовки леса.

На вопрос председателя суда подсудимый Буланов подтверждает показания свидетеля и говорит, что он сам неоднократно возил в Сокольнический лесопарк осуждённых на расстрел советских граждан.

Следующим допрашивается свидетель Сериков. Он воспроизводит в своих показаниях обстановку, в которой производилось переселение тысяч харьковчан из городских квартир в бараки тракторного завода. С наступлением темноты переселяющимся было запрещено двигаться по улицам, заходить в дом, чтобы обогреться, им также не разрешали. Люди были раздеты и разуты. В это время стояли лютые холода, и многие замерзали прямо на улице. С наступлением рассвета то тут, то там можно было видеть трупы замерзших людей.

Свидетель показывает далее о тот, что он видел бараки, битком набитые трупами.

— Однажды,— говорит Сериков, — комендант погнал меня «а работу расчищать бараки. Я лично выносил из бараков обгоревшие трупы и складывал их в траншеи. Несколько раз я наблюдал, как к баракам, где были сложены трупы, подъезжали немецкие солдаты и поджигали их.

Свидетельница Подкопай, проживающая в Харькове на Рыбниковской улице 8, где помещался гараж гестапо дополняет вскрытую на суде картину массового уничтожения советских людей посредством «душегубки».

— Во дворе гаража, — говорит она, — было много машин. Но одна из них обращала на себя особое внимание это была машина с огромным кузовом, окрашенным в тёмносерый цвет. Я спрашивала шофёра гестапо Бойко, что это за машина. Он сначала отмалчивался, говорил, что это секрет, а потом всё-таки рассказал: «Эта машина, — сказал мне Бойко, — предназначена для того, чтобы отравлять людей газом».

— Однажды я стояла на дворе, когда подъехала «душегубка». Всех немедленно загнали в помещение. Из окна я видела, как немецкие солдаты вытаскивали из машины трупы. Впоследствии я узнала, что «душегубка» отправилась в очередной рейс, но по дороге испортилась и была возвращена в гараж для ремонта.

О зверском истреблении больных показал свидетель Гайдамак, проживавший на территории больницы Липецкого района, Харьковской области.

— Однажды мы увидели, — показывает Гайдамак, — что на территорию больницы пришёл большой отряд немецких солдат. Мы все бросились по домам прятать свои пожитки, так как шали, что раз пришли немцы, значит начнутся грабежи. Немцы приказали нам всем закрыть окна, запереть двери и предупредили, что всякий, кто выглянет на улицу, будет расстрелян. Вскоре после этого раздался ружейный залп. Я потихоньку выглянул в окно и увидел, что немец ведёт по больничному двору за ограду группу полураздетых больных. Снова раздался залп. Он повторялся много раз. Больные кричали, вырывались из рук палачей, — но немцы, подталкивая и избивая их прикладами винтовок и автоматов, принуждали идти к месту казни. Эта кровавая расправа продолжалась, пока не стемнело. Вскоре после этого многие работники больницы рассказывали мне, как происходило дело. К главврачу явился немецкий офицер и предложил отравить больных ядом. Когда главврач отказался, офицер заявил: «Ну, в таком случае я сам их уничтожу». Он приказал всему медицинскому персоналу оставаться на местах, а сам направился во двор больницы и руководил расстрелом. Так было расстреляно 435 больных, в том числе много женщин.

Вечернее заседание 17 декабря

На вечернем заседания 17 декабря допрашивается свидетель Головко, работавший врачом Липецкой больницы.

— 21 ноября 1941 г., — показывает свидетель, — в больницу явилось трое немецких офицеров — один капитан и два лейтенанта. Один из них заявил мне, что имеется распоряжение об уничтожении всех больных, находящихся на излечении в нашей больнице, и предложил мне взять на себя отравление их ядом. Я горячо протестовал и заявил, что обязанность врачей лечить, а не травить людей. Тогда офицер спросил: «Может быть, кто-либо из медперсонала вашей больницы возьмёт на себя выполнение этого задания?»