Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правители и высшие сановники европейских стран, конечно, не довольствовались плодами бетховенского гения; им нужно было своими глазами посмотреть на это чудовище, вызывавшее всюду множество толков, анекдотов и восторгавшее знаменитых современных музыкантов. Почти целый год Бетховен принужден был проводить вечера у своих титулованных меценатов, где знатных иностранцев развлекали музыкой, а в особенности лицезрением великого симфониста и, порой, его игрой. Бетховен не мог противиться желанию этих сановников, но, конечно, неохотно уступал им, и готов был даже разработать канон на тему, записанную им в свою памятную книжку и снабженную юмористическим текстом с намеками на приставки von и zu к именам членов конгресса.
Наиболее блестящую обстановку среди этих меценатов имел уже знакомый нам князь Андрей Кириллович Разумовский, племянник законного супруга Елизаветы Петровны и сын фаворита Екатерины II. По случаю пира, задуманного Александром, князь построил близ своего дворца, на берегу Дунайского канала, роскошный павильон, вмещавший 700 человек; 30 декабря здесь собралось все, что было в Вене наиболее блестящего и выдающегося в отношении чинов, титулов и капиталов. Пир прошел на славу, но утром следующего дня, около 6 часов, павильон был объят племенем, а за ним сгорел также дворец князя, где хранились драгоценные редкости, вазы, камеи, мраморные изделия, и со всем этим сгорел также зал, где не раз Бетховен с Шупанцигом, Вейсом и Крафтом исполнял свои произведения камерной музыки.
Отовсюду летели к Бетховену выражения внимания и уважения, знакомые и незнакомые хотели видеть его или одарить чем-либо; даже графиня Эрдеди, отвернувшаяся от капризного, невыносимого композитора, прислала в подарок «34 бутылки вина» и возобновила дружбу с ним.
Одной из поклонниц своих он пишет:
На ваши строки, многоуважаемая баронесса, полные незаслуженных мною похвал, отвечаю по-немецки, потому что легче выразить свою мысль на родном языке. Хотя моя личность значительно повредит тем преувеличенным достоинствам, которые вы приписываете мне, но буду очень рад навестить вас или, если вам угодно, видеть вас у меня. С величайшим удовольствием готов быть вашим преданным слугою.
Людвиг ван Бетховен.
Гр. Лихновскому Бетховен сообщает о другом случае чрезмерных дифирамбов, претивших его скромности:
Многоуважаемый и любезный граф!
Только что получил прилагаемую при сем рукопись. Я просил автора быть как можно скромнее в отношении меня, и вы будете также этим довольны. На днях посещу вас вновь. Будьте уверены, что ничто не может сравниться с моей признательностью и уважением к вам, и что они всегда будут таковы.
Любите вашего… друга Бетховена.
Второпях
Второпях
Prestissimo…
Еще в 1809 году, поселившись у графини Эрдеди, оказывавшей композитору множество услуг, он жаловался Цмескалю на ее прислугу, приписывая распущенность и дерзость последней бестактным поступкам графини; верный своему нраву артист, постоянно бранивший слугу, наконец, позволил себе такую выходку в отношении к своей хозяйке, что она выгнала его из дома. По обыкновению, гнев его быстро миновал, и раскаяние подсказало просьбу о прощении.
К графине Эрдеди.
Любезная графиня! Я ошибся, это верно. Простите мне! Я же не имел намерения сделать вам неприятность. Только вчера вечером мне стало все известно, и очень сожалею о том, что поступил так. Прочтите хладнокровно ваше письмо и посудите сами: заслужил ли я его, и не отплатили ли вы мне этим в шесть раз больше, чем моя невольная обида. Пришлите мне сегодня же мое письмо обратно и напишите мне только одно слово, что вы вновь добры ко мне; ужасно страдаю от всего этого. Если вы этого не сделаете, то я не в силах ничего делать, пока все будет так продолжаться. Жду вашего прощения.
Однако графиня, долго терпевшая капризы своего любимца, не простила ему последнего поступка и лишь шесть лет спустя восстановила дружеское к нему отношение; в чем заключался этот поступок – неизвестно, так как лишь из переписки графини с Бетховеном можно было бы его определить, а письма композитора к ней, перешедшие после ее смерти, в 1837 г., к ее управляющему, были сожжены женой последнего; лишь немногие из них были до того списаны биографами Бетховена; что касается писем графини к нему, то, конечно, судьба их в квартире композитора была не лучше.
Первый шаг к примирению, сделанный графиней Эрдеди, привел артиста в восторг, и он спешит отплатить ей отсылкой всех своих произведений, появившихся в период пятилетней ссоры, посылает ей забавные каноны и т. п.
В письмах к ней он сообщает о безнадежном состоянии больного чахоткой своего брата Карла; упоминает о виолончелисте Линке, об управляющем Шперле, о магистре Браухле, воспитателе детей графини и их учителе музыки; извещает о намерении посетить ее в Иедлерзее (ее имении, находившемся в расстоянии одного часа езды к северу от Вены), для чего не нужно экипажа (der Wagen), а нужна смелость (die Wage).
Вена, 29 февраля 1815 года.
С большим удовольствием, уважаемая графиня, прочел ваше письмо, возобновляющее нашу дружбу. Давно я мечтал увидеть вас и ваших милых деток, потому что, хотя много перестрадал, но не потерял своей привязанности к детям, к красотам природы и к друзьям. Трио, и все, что еще не напечатано, милая графиня, все к вашим услугам. Как только будет написано, вы все получите. Не без участия и сочувствия часто справлялся о вашем здоровье, а теперь явлюсь лично к вам и буду счастлив вашим доверием. Мой брат писал вам; будьте к нему снисходительны, ведь он действительно несчастный страдалец. Многообещающая весна, надеюсь, окажет благотворное влияние на ваше здоровье и поставит вас в лучшие условия. Будьте здоровы, любезная и уважаемая графиня. Поклон вашим милым детям, которых мысленно обнимаю. Надеюсь вас видеть вскоре.
Ваш истинный друг Людвиг ван Бетховен.
Г-же графине Эрдеди, урожд. графине Ницкой.
Милая, милая, милая, милая, милая графиня. Я должен принимать ванны; только завтра покончу с ними. Поэтому не мог сегодня видеть вас и дорогих вам лиц. Надеюсь, вам лучше. Если добрым людям говорят, что другие тоже страдают, то это не есть утешение, но никогда не следует пренебрегать сравнением. А тогда становится ясно, что мы все больны иною болезнью, мы заблуждаемся. Возьмите лучшее издание квартета, а плохое
