Трудные дети (СИ) - Людмила Молчанова

   Еще бы я забыла.

   - Конечно.

   - Ну тогда завтра и приходите, - бодро закончил Иван Федорович. - До скорой встречи.

   Ничего не дается просто так. И хотя маститый профессор занимался со мной бесплатно, по доброте душевной, мне все равно приходилось сильно тратиться и затягивать пояс своих штанов еще туже, хотя, казалось бы, куда уже.

   Все, когда ходят в гости, приносят что-то к чаю. Это своего рода традиция у таких старых интеллигентов, как мой профессор или даже моя бабка. Сколько раз мне приходилось наблюдать, как гости костлявой курицы приносят печенья, торты, рулеты и прочие лакомства. Считалось дурным тоном прийти с пустыми руками, и я отчетливо понимала, что профессор, пусть и не скажет ничего в лицо, мысленно во мне разочаруется. А этого никак нельзя было допускать.

   К тому же немаловажную роль играл внешний вид, еще точнее - одежда. Ну не могла я прийти к деду в рваных штанах и старой, изношенной кофте. Во всяком случае, не настолько изношенной. Пришлось ехать на развалы и в секонд-хэнды и обзаводиться скромной длинной юбкой, черными вельветовыми штанами, в которых мои ноги смотрелись двумя палками, белой блузкой с кружевом и кофтой с коротким рукавом и под горло. Все рассчитано так, чтобы представить меня скромной девушкой, доброй и обязательно идеалисткой. И чтобы моя мечта была именно идеалистической, никак не связанной с материальными благами. Да ради бога, собственно. Мне нетрудно сказать о том, что я мечтаю о мире во всем мире и полете на Марс.

   Оставшись на мели и купив на последние деньги полбуханки хлеба и три супа быстрого приготовления, я начала собираться на свое первое и важное занятие. Надела юбку, кофту с воротом, собрала волосы в пучок и похлопала себя по щекам, чтобы разогнать бледность. Ушлая бабуська мигом нарисовалась в дверях моей комнаты и уперла руки в бока.

   - Куда ты собралась? Ночь на дворе.

   - Не ночь, а восемь вечера.

   - Ты забыла, что в девять я закрываю замки и ложусь спать?

   - Нет, я помню.

   - Тогда куда ты собираешься? - с претензией повторила она и с явным недовольством скривилась, став похожей на морщинистый изюм.

   - По делам. Вы не дадите мне ключи?

   - Нет, - произнесла она прежде, чем я успела договорить. - Еще не хватало, чтобы ты сюда своих отморозков поприводила.

   - Каких отморозков?

   - Уличных.

   Захотелось ее послать. Вместо этого я поглубже вздохнула, расправила цыганскую юбку, накинула джинсовку, чтобы не замерзнуть, и подхватила свой пакет с лежавшими там тетрадкой, ручкой и печеньями.

   - Я пошла.

   Она недовольно сопела, громко дышала и, казалось, каждой клеточкой тела выражала свое неудовольствие и резкое "фи". И еще ей конечно же было интересно, куда я направляюсь в таком виде. Не отличаясь тактом, старуха в приказном тоне поинтересовалась о целях моего ухода.

   - Не ваше дело, - как можно вежливее отозвалась в ответ. - У меня вообще-то есть своя жизнь. Это вы в четырех стенах сидите, а я девушка молодая, мне гулять и отдыхать надо.

   Рассказывать ей о профессоре я не собиралась. Вполне возможно, что она его знает. Раз уж к ней столько головастых дядек и тетек ходит, то почему бы и нет? А с этой вредной бабки еще станется, если что, взять и испортить мне все планы. Она тоже головастая, придумает что-нибудь, и я в один момент лишусь своего профессора, который для меня затратный и во всех смыслах дорогой подарок.

   Дедок встретил меня приветливо и был искренне рад видеть. Даже помолодел, выглядел бодрячком, козленком скакал по квартире, суетился. Для приличия, конечно, заверил, что печенья ни к чему были, но тут же побежал на кухню ставить чайник. Я сглотнула слюну. Хоть немного, но наемся.

   Я очень боялась показаться совсем тупой и слишком умной. В первом случае он мог во мне разочароваться, во втором - усомниться. Но обошлось, к тому же Иван Федорович на меня не наседал.

   Не сказать, что он занимался со мной чистым русским языком. Мы не писали диктанты, не учили правила, а скорее, просто разговаривали. Сначала меня такое безумно злило и вызывало раздражение. В конце концов, я трачу последние деньги на печенья не для того чтобы лясы точить, а чтобы получать знания. Но постепенно осознала, что дедок все правильно делает. Он рассказывал о книгах, о которых я не слышала, фильмах, которых не видела, работе, о которой не имела ни малейшего представления.

   Иван Федорович относился ко мне мягко, очень бережно, все боялся, что я переучусь. Так и говорил:

   - Сашенька, вы выглядите усталой. Наверное, на сегодня хватит.

   Но я была не согласна. Я тратила большие для меня деньги не для того, чтобы через час уйти. Поэтому растягивала бескровные губы в чересчур радостной улыбке и убедительно отвечала:

   - Нет, что вы, я совсем не устала. И знаете, вы так интересно рассказываете, что время пролетает незаметно. Расскажите еще о чем-нибудь.

   Наше первое занятие закончилось около одиннадцати вечера. Дедуля порывался меня проводить, вызвать мне такси - которое оплачивать буду я - и конечно, пришлось отказаться.

   - Спасибо вам, - поблагодарила его перед тем, как уйти. - Мне очень понравилось!

   - Не передумали еще к нам поступать? - с доброй усмешкой подкалывал дедуля.

   - Нет. И не передумаю. Я очень хочу.

   - Ну, дай бог, чтобы вы действительно не передумали, Сашенька. Давайте тогда в следующую пятницу с вами встретимся, хорошо?

   - Да, конечно.

   - Вы только позвоните мне.

   Снова тратиться.

   - Обязательно, - и пока он еще чего-нибудь не выдумал, я поспешила повернуть замок и выйти в полумрак лестничной клетки. - Спокойной ночи.

   - Всего доброго.

   Я вся была на подъеме, в эйфории, сил столько появилось в крови, что даже голод отошел на второй или третий план. Домой шла пешком, улыбалась изредка и грызла одну печенюшку, которую стащила под шумок у профессора. Моя голова кипела от полученных знаний. Ведь последние несколько месяцев я только и делала, что жила инстинктами - поесть, поспать, держать себя в руках, найти денег, снова поесть. А сейчас вроде бы чем-то отвлеклась, практически физически чувствовала, как колеса моего пока еще драндулета с мягким шуршанием поехали вперед по гравию тяжелой дороги к лучшей жизни. Я двигалась и я жила.

   Дойдя до дома к двум ночи, я наткнулась на запертую дверь. Кто бы сомневался. Эта бабка - ходячее зло. Но если сказала - не пустит, значит не пустит.

   Ноги гудели, руки слегка тряслись от слабости, так же как и колени. Во рту после долгой дороги пересохло, а еще хотелось спать. Не видя другого выхода, я спустилась на второй этаж, собрала газеты из почтовых ящиков и постелила их у двери нашей квартиры. Без сил сползла по стене, в последний момент положив на кипу газет джинсовку, и сразу уснула, уткнувшись лбом в колени.