Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Семенов Юлиан Семенович

Он отошел от них подальше, пару минут потоптался на ступенях, чувствуя, как остывает в нем жар мимолетного соблазна, потом отправился в учительскую пить чай. По дороге завернул в туалет и увидел сидящего на подоконнике Филимонова.

– Ты чего здесь? Кончилась беседа? – спросил Владимир Львович, становясь к писсуару.

– Меня тошнило, – гордо ответил Филимонов.

Это был пароль, открывающий все пути, гарантирующий сочувствие и содействие взрослых, но Владимир Львович отнесся к нему без должного почтения. Он молча ушел, Филимонов снова остался один в туалете.

Сидя на подоконнике, он смотрел в грозовое небо. Оно лежало над городом, как пальто. Иногда, вспарывая подкладку, по нему скользили белые ножницы молний.

Окно выходило на улицу. У светофора, вскидывая багажники, с пронзительным визгом замирали машины. Водители озабоченно смотрели на дорогу, зная, что сейчас хлынет дождь, на мокром асфальте увеличится длина тормозного пути.

Загорелся зеленый, в потоке автомобилей Филимонов увидел машину скорой помощи и тут же, зажав левую руку в кулак, загадал желание. Этот способ он узнал от Векшиной, она его научила, что, если на улице увидишь скорую помощь, нужно зажать кулак и не разжимать его, пока мимо не пройдут три человека в очках. Тогда кулак следует быстро разжать, произнести желание вслух, и оно исполнится.

Филимонов загадал, чтобы этого лектора из ГАИ убило молнией.

Почти сразу после этого по тротуару под окном прошел один очкарик, через минуту – второй, но третий не появлялся. Прохожих становилось всё меньше. Пальцы, сведенные в кулак, вспотели и начали затекать.

В коридоре раздались уверенные шаги, приблизились и замерли у входа в туалет. Дверь распахнулась, ударившись ручкой о стену, но никто не вошел. Наступила тишина, затем знакомый женский голос приказал:

– А ну, выходите!

Голос принадлежал завучу Котовой, которой боялись все, даже Надежда Степановна. Филимонов затаился. Он только что нашел у себя в кармане и съел конфету «мятный горошек», Котова могла подумать, будто он съел ее специально, чтобы от него не пахло табаком. Он несколько раз сглотнул пересыхающую от волнения слюну, тихо подышал, проветривая рот. Выходить было страшно.

Никто не вышел, и Котова вошла сама. Она была единственной в школе женщиной, способной войти в полный старшеклассников мужской туалет, когда оттуда тянет табачным дымом. Другие учительницы в таких случаях звали физрука или военрука.

Сейчас в туалете было пусто, дымом если и пахло, то застарелым. Пятиклассник Филимонов одиноко стоял у окна.

– Почему не на беседе? – спросила Котова, доставая из футляра очки, чтобы проверить, нет ли на стенах порнографических рисунков и надписей.

Филимонов объяснил, как уже привык объяснять. Он замер в ожидании, что она сейчас наденет очки и станет третьей по счету.

– А что у тебя в руке? – заинтересовалась Котова.

– Ничего, – ответил Филимонов одними губами.

– Неправда. Я вижу, в кулаке у тебя что-то есть. Это сигарета?

– Нет.

– А что?

– Ничего.

– Покажи, – потребовала она и наконец сделала то, чего от нее ждал Филимонов.

В тот же момент, резко растопырив пальцы левой руки, он прошептал свое желание. Котова увидела пустую ладошку, но слов не расслышала. Всё заглушил раскат грома.

7

Тех, кто пьяным садился за руль, в Сингапуре арестовывали и сажали в тюрьму на пятнадцать суток. Для доходчивости Родыгин назвал эту цифру, хотя понятия не имел, какой срок заключения предусмотрен соответствующей статьей сингапурского уголовного кодекса, в журнале «За рулем» об этом не говорилось. Никакой особой оригинальности тут не было, если бы не одна пикантная деталь: таких водителей сажали в тюрьму вместе с женами.

– А дети как же? – спросила прозрачная девочка за вторым столом.

– Детей забирают бабушки и дедушки, – нашелся Родыгин.

– А если они уже умерли?

– Тогда какие-то другие родственники временно переезжают к ним домой или берут детей к себе.

– А если никого нет?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Тогда их на полмесяца сдают в детский дом.

– И заставляют надевать всё детдомовское? Или разрешают ходить в своем? – поинтересовалась соседка Векшиной.

– Разрешают, – успокоил ее Родыгин.

– Это только у нас всех стригут под одну гребенку, – саркастически сказал мальчик с еврейскими ушами.

– Помолчи, – велел ему Родыгин.

Он посмотрел на пустой стул Филимонова и продолжил:

– Когда муж пьет, в этом часто виновата жена. Именно женщина создает семейную атмосферу, в которой мужчина или тянется к спиртному, или нет. Значит, жена должна отвечать перед обществом за своего мужа. Так считают в Сингапуре. А вы как считаете?

На своих беседах он всегда ставил перед детьми проблемные ситуации, обучал, воспитывая, и воспитывал, обучая, как делают лучшие учителя-методисты.

– Ну? – с провоцирующей улыбкой спросил Родыгин. – Правильно ли сажать в тюрьму жен вместе с мужьями?

Грудастая Вера сказала, что правильно, муж и жена – одна сатана. Остальные девочки настороженно молчали. Один мальчик возразил Вере, сказав, что в Сингапуре поступают неправильно, но не сумел объяснить, почему он так думает. Другой мальчик пришел ему на помощь и объяснил, что с женой этому человеку в тюрьме будет не так скучно.

– Ага, – кивнул Родыгин. – По-твоему, присутствие жены облегчит ему наказание, а ты хочешь, чтобы оно было более суровым. Так?

– Так, – согласился мальчик и добавил, что одному в камере плохо, а вдвоем, царапая чем-нибудь острым по камню, можно играть в «балду» или в «морской бой».

– Или в крестики-нолики, – подсказали с заднего стола.

Список доступных узникам развлечений начал разрастаться, наконец соседка Векшиной взглянула на проблему с другой стороны. Она сказала, что для любящих людей настоящим наказанием должна быть разлука, и класс притих, потрясенный глубиной этой мысли.

Слышнее стали за окнами порывы ветра, унылый звон полых металлических стоек под баскетбольными щитами.

В тишине поднял руку лопоухий мальчик.

– Что еще? – обреченно спросил у него Родыгин.

Тот встал и сказал, что ребята не сказали, что в тюрьме эти муж и жена могут играть в шахматы, сделанные из хлебного мякиша. При царе в тюрьмах революционеры всегда играли в такие шахматы, он читал об этом в книжке «Грач – птица весенняя».

– В Сингапуре едят рис, рис! – крикнула ему Векшина.

– А плоды хлебного дерева? – парировал мальчик.

– Там рис, рис, рис, рис! – захлебываясь слезами, повторяла Векшина и не могла остановиться.

Родыгин положил руку ей на голову.

– Что с тобой?

Векшина почувствовала, как у нее цепенеет шея. Казалось, на голове лежит кусок льда. Такой холод мог исходить только от очень большого начальника, даже испачканные мелом брюки не колебали его величия. Этот человек вполне мог перенести в их город законы Турции и Сингапура.

– У нее папа алкоголик, его прав лишили, – сообщила соседка Векшиной.

Родыгин понял, что в целом классе одна эта стриженая девочка с ключиком на шее в состоянии оценить всю чудовищную действенность сингапурского наказания.

– Не плачь, – сказал он. – Твой папа пройдет курс лечения и снова сядет за руль. А ты, кстати, можешь ему в этом помочь. Знаешь, как?

Векшина не ответила. Она сидела, уткнувшись лицом в стол, плечи ее вздрагивали от рыданий.

– Кто знает, как Векшина может помочь своему папе излечиться от алкоголизма? – спросил Родыгин.

Ответ был настолько очевиден, что никто не стал высказывать его вслух. Сразу в нескольких местах несколько голосов доложили:

– Она и так хорошо учится.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Родыгин слегка смутился.

– Я не одно это имел в виду. Я имел в виду, что дети тоже могут повлиять на атмосферу в семье, не только жены.

– А есть страны, где и детей вместе с родителями сажают в тюрьму? – спросила соседка Векшиной.

– Таких нет, – ответил Родыгин.