Троя. Герои Троянской войны Книга 1 - Ирина Измайлова

– Дедушка Агелай! – радостно закричала Елена, выбегая вперед.

– Добро пожаловать! – проговорил старик, казалось, даже не удивившись при виде невероятной процессии и не встревожившись, хотя идущий впереди великан с гигантским копьем мог бы вызвать его опасения. Можно было подумать, что он предвидел появление этих гостей, – Добро пожаловать, внучка Елена. Тебя и не узнаешь... Добро пожаловать, путники!

– Мы пришли с миром! – сказал Ахилл. – У нас раненые, и нам негде жить.

– Я вижу, – старик свистнул своим собакам, те отбежали назад и завертелись вокруг пастуха. – Моя хижина готова дать вам приют. Входите.

Глава 10

У Агелая, действительно, было две хижины. Одна, старая, почти вросшая в землю, служила для хранения запасов зерна, орехов, овечьих шкур, сюда же в самые ненастные дни пастух загонял свой скот. Во второй хижине жил сам Агелай. Обе постройки были сложены из самых примитивных кирпичей – в этих местах их лепили из глины пополам с навозом и травой и просушивали в земляных печах. Снаружи жилая хижина была, к тому же, укреплена щитами, сплетенными из ивняка. Росший вокруг нее дикий виноград своими гибкими лозами намертво соединял плетенки и в летнее время совершенно скрывал стены хижины. Сейчас лозы с пожухлыми листьями, как темные змеи, ползли по стенам, свешивались с кровли, а кровля была, как у большинства подобных хижин, травяная, и старик менял ее каждый год. Позади загона для скота были вырыты два вместительных погреба.

– Я сейчас не один, – сказал Агелай, пропуская гостей в невысокий дверной проем. – Но поместимся все...

Помещение внутри было очень просторным. Оно освещалось одним небольшим окошком, которое на ночь прикрывалось ставнем, да отверстием над очагом, что располагался почти возле самой двери. Пара лежанок, плетеный сундук без замка, несколько глиняных горшков и кувшинов, аккуратно поставленых вдоль стен, грубый деревянный стол, тоже сдвинутый к стене, пара лавок возле него, – вот и все убранство хижины. Но все было чистое и опрятное, чисто выметен был и земляной пол.

Войдя сюда с яркого дневного света, путники сначала увидели лишь очертания предметов. Потом разглядели, что на одной из лежанок, той, что стояла у дальней стены, лежит человек, прикрытый одеялом из козьих шкур до самых глаз. Видны были лишь спутавшиеся светлые волосы, да откинутая в сторону исхудавшая рука.

Между тем Агелай проворно внес в хижину несколько травяных тюфяков и меховых одеял.

– Сейчас я устрою лежанки для раненых, а уж потом подумаем, как разместить всех! – проговорил старик, аккуратно, без суетливости, укладывая тюфяки на пол. – Сколько у вас раненых? Трое. Одна свободная лежанка есть. Ну, а вот и еще две постели. Огонь в очаге горит, в хижине тепло. Сейчас принесу молока, а потом устрою и остальных. О, да у вас ребенок!

Он произнес это, увидев входящую в хижину Авлону, которая вместе с Критой уже привязала лошадей и пришла помочь взрослым.

– Я – разведчица амазонок! – проговорила девочка твердо. – Я еще не прошла посвящения и не бывала в сражении, но уже многое умею, и амазонки мне доверяют. И я не хочу, чтобы меня звали ребенком!

– Ну что же, как прикажешь! – улыбнулся старик, и его большая седая борода засияла вместе с его добрыми голубыми глазами. – А молока ты тоже не хочешь?

– Молока хочу, – честно сказала Авлона.

Когда раненых устроили как можно удобнее, и все путники с великим удовольствием выпили по чашке густого козьего молока, – лишь тогда Агелай спосил Ахилла, кто они.

– Что вы из Трои, я понял. Пожар-то мне отсюда был виден – дым стоял до небес... И Елена с вами. Надо же – я думал, ахейцы ее увезут! Вижу, однако, ты и твои спутники – люди непростые. И выговор у тебя не такой, как у наших.

– Нас тут четверо ахейцев, которые так или иначе не поладили с царями и не уехали. Моя жена Пентесилея была царицей амазонок, и две девочки, что привели лошадей – амазонки, хотя младшая родом из Фив и тоже царского рода. Эта благородная женщина – царица Трои Гекуба. Царь Приам погиб на ее глазах, и она чудом избежала плена. Один из раненых – знаменитый воин Антенор, а этот юноша и двое других раненых – сыновья Приама. Неужели ты не узнал Гектора?

– О, боги! – вскрикнул Агелай, низко склоняясь перед героем. – Какие бедствия и несчастья приносите вы лучшим среди нас! Я много лет не видел тебя, шлемоблещущий Гектор, и кто же знал, что увижу в дни такой беды...

При этих словах на глазах Агелая проступили слезы. Как почти все троянцы, даже не живущие в Трое, он всем сердцем любил Гектора.

– Не плачь, добрый старик! – Гектор приподнялся и сел на своей постели, ласково протянув Агелаю руку, которую тот поцеловал и погладил. – Блистать мне сейчас нечем – ни шлема, ни славы, ничего... Тысячи троянцев погибли, тысячи в плену и в рабстве. Не знаю, где мои жена и сын... Но живы двое моих братьев, моя мать, и сам я жив благодаря моему великому другу.

– Твой друг очень похож на тебя, – произнес Агелай. – И рост, и стать... Кто же ты, добрый спаситель нашего защитника?

– Меня зовут Ахилл, – просто ответил герой. – Я был врагом Трои, но теперь я не враг. Не бойся меня.

– Вот и все, дедушка! – раздался вдруг тихий сдавленный голос. – Они оба здесь. Все здесь... Вот и конец!

– Кто это сказал? – вздрогнув, спросил Гектор.

И вдруг Авлона, сидевшая на лавке, взвилась со своего места:

– Тот самый голос! – закричала девочка. – Это он говорил с той женщиной, во дворце, в день праздника Аполлона! Это ему она сказала про тайну, которую знает Гектор! Это он!

– Да, это я! – проговорил человек, лежавший в глубине хижины, и козье одеяло откинулось, открывая его лицо и исхудавшие плечи.

В то же мгновение Гекуба страшно вскрикнула и, чтобы не упасть, села на край лежанки Деифоба. Почти тотчас крик вырвался и у Елены. Она бросилась к лежащему, взмахнула руками, пошатнулась.

– Парис! Ты?!

– Духи Тартара! – взревел Ахилл и тоже рванулся вперед, но Гектор перехватил его руку.

– Мама! – произнес он, указав глазами на Гекубу.

И Ахилл сразу остановился.

– Это я, – повторил Парис, обводя глазами всех стоящих, сидящих, лежащих вокруг него людей, всех, чьи взгляды скрестились на нем в эти мгновения. Даже Деифоб, задремавший было после чашки теплого молока, привстал и смотрел на брата то ли с изумлением, то ли с отвращением. Он тоже слышал разговор возле шатра и знал невероятную и позорную правду.

Среди наступившего общего молчания заговорил Агелай. Его голос был тих и печален.

– Парис сказал мне, что очень виноват. Он и раньше был виноват, и все, что случилось, случилось по его вине. И по моей... Но об этом потом. Он пришел ко мне в ночь падения Трои. Пришел раненый, сильно хромая. Но ранили его не в ту ночь. Рана на бедре уже сильно гноилась, и плоть вокруг нее начала отмирать. А за эти дни у него совершенно отнялись ноги, и половина тела онемела и перестала чувствовать. Он сказал, что это – яд...