Тысяча и один день. Первый из могикан. Властелин пустоты - Александр Громов

Несколько секунд мы настороженно изучаем друг друга, не двигаясь с места. Автомат, отнятый мною у той дикой кошки, и бекасник Мустафы производят на встреченную нами артель самое благоприятное впечатление. Вожак молча делает знак: пошли, мол, с нами, не пожалеете… Отрицательно мотаю головой в ответ, и интерес к нам сразу пропадает. Вся компания втягивается в противоположный переулок.

Это далеко не первая встреча. Брошенные «человеческие» кварталы наводнены бандами. Резервации эксменов, наверное, совершенно опустели – все, кому не лень, пасутся здесь. Встречаются и мародеры-одиночки, но больше банд. Несколько одиночек пытались увязаться за нами и отставали, поняв, что у нас есть какая-то цель помимо грабежа. Дважды в нас стреляли из окон. Один раз мне пришлось дать короткую очередь в ответ. Не знаю, попал ли. Если да, то случайно, а скорее всего, просто образумил, показав, что худо-бедно умею не только нажимать на спуск, но и целиться. Что, кстати, эксмену совсем не полагается, поэтому никто из нас троих даже не задет…

Но чаще встречи оканчиваются миром. Идут куда-то трое странных, ну и пусть себе идут, раз никому не мешают. Добычи и развлечений в бабских запретных кварталах хватит на всех. Во как они, стервы, жили, во как! Нам бы так. Ничо, теперь и мы поживем как люди, жаль только, что один лишь день. Зато это наш день!

Пир во время чумы. И что-то мне это сильно напоминает, только масштаб не тот. Уж не Ананке ли?..

Мы вынуждены заложить большой крюк, обходя пожар. Опять горит целый жилой квартал. Длиннейшие, закрученные в тугие спирали языки пламени алчно облизывают стены многоэтажек. Ревет огонь, на верхних этажах воют мародеры, отрезанные пламенем. На асфальте труп старухи с разможженной головой. Рядом труп девочки лет восьми. Не хочется и смотреть. Почему они не эвакуировались? Отказались, не поверив в страшное? Не досталось места в убежище? Ловлю себя на мысли: старухе повезло, она умерла быстро…

Стелющийся удушливый дым. Догорающие или только разгорающиеся здания. Островы сгоревших автомобилей. Бей, круши, однова гуляем! Единственный и последний разочек! Эх, и гульнем же, смертнички!..

Есть такие, кто, согнувшись, тащит барахло в сумках и наволочках, но их мало. Большая часть громил просто громит. Акт мести, так сказать. Они очень торопятся, боясь не успеть разгромить все до основания, не оставив и следа от атрибутов запретной для них и потому жгуче ненавидимой чужой жизни. Они знают, что ответное возмездие не заставит себя долго ждать.

Хотя, конечно, знают не все. Многие вдрызг пьяны и слезливо счастливы, иные допились до отключки, а этот вот, ахнув бутылку о стену, со всхлипами и собачьим подвыванием полосует себя осколками вдоль и поперек. Ему очень жалко себя, но разве не он теперь хозяин своей жизни, а? И жизни, и смерти, вот как! Попробуй только отобрать у него стекло – не сметь! Прочь, дети грязи! Я сам! Я все могу! И так могу, и этак могу-у-у…

С диким криком, кувыркаясь в свободном полете, скользит вдоль стены еще не дымящегося здания нелепое тело и звучно впечатывается в мостовую. Эксмен, однако. Пьяный самоубийца? Выброшен подельниками? Осознал ближайшую свою перспективу? Кто его знает, теперь не спросишь…

А кое-где над городом уже кружат вертолеты. Не те, что нас гоняли, другие. Очень скоро к столице подтянутся покинувшие убежища войска, в ключевых местах будут выброшены десанты и спустя малое время наступит логический финал. Между прочим, я совсем не уверен, что будут пощажены те робкие, кто поостерегся покидать городские эксменские резервации. Скорее уж в живых будут оставлены те, кто еще уцелеет к тому моменту, когда мстительницы утомятся мстить, а начальство прикрикнет на них в том смысле, что надо же кого-то и оставить, как можно скорее употребив для насущных работ…

Но кружащие без ясной цели вертолеты мне уже очень не нравятся. С часу на час начнется. Я надеялся, что нам будет отпущено больше времени.

– Тим! – раздраженным голосом зовет Шпонька.

– Ну? – Я оборачиваюсь.

– Куда мы идем?

– Прочь из города, куда же еще. Он нам помог, а теперь мешает.

Ответ удовлетворяет Шпоньку только на минуту.

– Ти-и-им!

– Чего тебе?

– Нам не туда. – Он уверенно тычет своей арматуриной в боковой переулок. – Вот так будет гораздо ближе.

– С чего ты это взял, раз в Москве впервые?

– По солнцу определился.

Надо же. Следопыт какой. И солнца-то почти не видно – в городе его то дом застит, то дым…

– Пожалуй, ты прав, – признаю я.

– Ну?..

– Знаешь, ты иди, если хочешь. Я не держу. А у меня тут еще есть одно дело. Нет, даже два…

– Какие у тебя могут быть дела?

Шпонька обижен, как ребенок. Он устал, он готов расхныкаться, и арматурину ему нарочно подсунули чересчур тяжелую. А тут еще взрослый умный дядя не желает посвящать его в свои взрослые мысли и планы… Обидно!

– Дело второе – найти транспорт, – терпеливо объясняю я ему. – Пешком уходить рискованно – далеко…

– А первое дело?

– Найти роддом или больницу с родильным отделением. Хочу проверить одну любопытную гипотезу.

– Другого времени ты не нашел? – теперь уже не выдерживает Мустафа. Мои товарищи переглядываются: не спятил ли я ненароком?

– Только сейчас и можно ее проверить. Другого времени не будет.

– Хм, – в сильном сомнении качает головой Безухов. – Ладно, веди. Вон там впереди – не больничные ли корпуса?

– А я, по-твоему, куда иду?!

Вблизи корпуса и впрямь оказываются больницей, причем пока еще не разграбленной и не подожженной. Это ей только предстоит. Когда безумные толпы громил обнаружат, что все спиртное в магазинах и квартирах уже разграблено, они непременно вломятся сюда за очищенным этанолом. Пока что больницу спасает высокая ограда, запертые калитки и стальные ворота. Высадить их нечем, а карабкаться через забор – лень. Поблизости полно более доступной добычи.

Мне тоже лень карабкаться, и я без слов преодолеваю забор нырком через Вязкий мир. Мустафа и Федор телепортируют следом за мной столь уверенно, будто занимались этим с пеленок.

Вот насчет пеленок мы сейчас и проверим…

Больничная территория пуста, как после чумы. Где тут родильное отделение? Ага, вот указатель…

– Ищите, – бросаю я, потирая ушибленное плечо. Вздумал ломать входную дверь, а она не заперта.

– Что искать?

– Звукоизолированное помещение, вернее всего, подземное…

– Почему звукоизолированное? – недоуменно поднимает брови Шпонька, но я отмахиваюсь от него, как от мухи. Нет времени разжевывать и в рот класть. Пусть мыслит сам, и если сумеет меня опровергнуть, может быть, сэкономит нам время…