Трудные дети (СИ) - Людмила Молчанова

   - Странный дядька, - глубокомысленно изрекла я, разглядывая захлопнувшуюся дверь за одним из гостем, вылетевшим от нас в растрепанных чувствах. - Нервный такой. А вы его еще обидели.

   - Не сахарный, - жестко отбрила старушка. - За этим и пришел. Ишь ты, учить меня вздумал.

   - А кто это был?

   - А, знакомый один, - отмахнулась она как от ничего не значащего. - Дурак дураком, даром что профессор.

   - Что вы говорите? - резко заинтересовалась я и даже шею вытянула, старательно вспоминая весь разговор бабуськи с дедком. - Надо же!

   - Ты слюни-то подбери. Гляньте на нее, губу раскатала.

   - Ничего я не раскатывала.

   - У тебя ума только полы мыть и пыль протирать. Неуч! Чайник пойди лучше поставь. Соображалки хватит?

   - Хватит, - передразнила ее, но аккуратно. Правда, стоило выйти в коридор, как вся сдержанность испарилась и я со злостью процедила себе под нос: - Карга старая.

   - Я все слышу! - весело откликнулась старуха. - Не вякай там. И поставь, наконец, чайник!

   Что-что, но скучать в этом доме мне не приходилось.

   Глава 47

   Оглядываясь назад, я радуюсь тому, что моя жизнь напоминала в то время полосу препятствий. Немного лицемерно, потому что, повернись время вспять и окажись я снова в том году, конечно, многое бы изменила. Возможно, где-то сгладила чересчур острые углы, где-то повела себя мягче, а где-то наоборот - жестче и решительней. Одним словом, все сделала бы для того, чтобы моя дорога не была такой ухабистой и петляющей.

   А так как никакой машины времени не существовало, то приходилось довольствоваться тем, что есть. И находить плюсы в том, что было.

   Мне приходилось сосредотачиваться только на выживании и думать только о том, как не умереть с голоду. Да, жизнь у словесной экзекуторши имела много плюсов - вода, комната, тепло, но не было главного - денег. А бабка проявила себя достаточной эгоисткой, которая желала, чтобы я работала на нее и только на нее.

   - Не нравится тебе здесь - выметайся, - коротко отрезала она и морщинистой рукой, унизанной перстнями, указывала на дверь.

   Возможно, устройся я на вторую или третью работу, было бы легче. А так мне приходилось жить и питаться на жалкие семьсот рублей. Стоит сказать, что есть и трогать какие-либо продукты Элеоноры Авраамовны не разрешалось. На кухню она меня не пускала совсем, только если мне нужно было что-то себе приготовить. При этом бабка шаркала вслед за мной, усаживалась на стульчик, величаво выпрямив спину, складывала руки на столе и принималась наблюдать. И гипнотизировала меня до тех пор, пока я не уходила с ее кухни. Потом она как специально гремела кастрюлями и хлопала дверцей холодильника - удостоверялась, что я не взяла ничего чужого.

   Хотя сама бабка питалась очень и очень хорошо. Если вначале я относилась к ее еде невозмутимо, то чем сильнее становился голод и усталость, тем тяжелее было ходить по магазинам, покупать еду для старухи и знать, что ничего из этих яств никаким боком не достанется мне. Я пробовала украсть, но красть было совершенно нечего, разве что овощи, которые чаще всего мы покупали замороженными. Если были свежие - можно как-то изловчиться.

   Помню, возвращалась с рынка, нагруженная пакетами с картошкой, капустой, морковкой и еще по мелочи. Есть хотелось со страшной силой, живот крутило, а думать получалось только о еде.

   Тогда я, решившись, вытащила кулек с морковкой, аккуратно развязала узел, стараясь не порвать тонкий целлофан, и достала одну, самую маленькую. Честное слово, даже не получалось вспомнить, как она была съедена, я как будто выпала из реальности и сознание потеряла.

   Стало только хуже. Я уже была близка к той стадии, когда организм начинает активно питаться самим собой, и вроде бы голод притупляется. А теперь снова раздразнила себя, живот со страшной силой жалобно заурчал и хотелось еще и еще. Получилось сдержаться, спрятать мешочек в пакет и вернуться к бабке.

   Я не знаю, как она догадалась, что именно сегодня я украла у нее еду. На пороге меня встретила, поглядела пристально поверх очков и пошла на кухню, где достала пищевые весы.

   - Сдачу, - протянула руку, и я вывалила ей всю мелочь и несколько бумажек. - Теперь дай мне картошку.

   Поочередно мне пришлось протягивать каждый из пакетов, и она их взвешивала, придирчиво вглядываясь прищуренными глазами на цифры.

   - Здесь не хватает, - махнула у меня перед носом морковью.

   - Я причем? Значит, вам не довесили. Вы сказали - я купила, - окрысилась я в ответ. - Не сваливайте с больной головы на здоровую.

   - Ты съела?

   - Нет.

   - Не ври.

   - Слушайте, - источая праведное возмущение, воскликнула, - я вашу морковку даже не трогала. Я сказала два килограмма, и та тетка их взвесила.

   - Хорошо, - очень быстро сдалась бабка. - Ты не брала. Но здесь недовес, милочка. А я заплатила за два килограмма, поэтому будь любезна вернуть разницу.

   - Что?!

   - Деньги, Сашенька. Это послужит тебе уроком. В следующий раз будешь внимательнее.

   Пришлось вернуть, и съеденная чахлая морковка встала комом в горле. С тех пор я не брала у нее ничего, да и сама бабка усилила контроль.

   Было и хорошее - я договорилась с Иваном Федоровичем. Позвонила ему, правда, из автомата, потому что ушлая старуха пасла меня по-страшному. Рассыпалась в извинениях за долгое молчание, поинтересовалась о здоровье - как я поняла, старики эту тему любят, - уточнила про его книгу. В общем, дала целиком и полностью понять, что он и его дела мне важны. Дедуля быстро растрогался, размяк и буквально за несколько минут мы договорились о начале наших занятий.

   - Сашенька, но придется по вечерам. У меня же еще вечерники, - чуть виновато добавил дедуля. - Поэтому я поздно прихожу.

   - Ничего страшного, - напустив в голос сиропа и сахара, проворковала в ответ. - Я приду. Во сколько?

   - Давайте после восьми. Вы помните, где я живу?

   Еще бы я забыла.

   - Конечно.

   - Ну тогда завтра и приходите, - бодро закончил Иван Федорович. - До скорой встречи.

   Ничего не дается просто так. И хотя маститый профессор занимался со мной бесплатно, по доброте душевной, мне все равно приходилось сильно тратиться и затягивать пояс своих штанов еще туже, хотя, казалось бы, куда уже.

   Все, когда ходят в гости, приносят что-то к чаю. Это своего рода традиция у таких старых интеллигентов, как мой профессор или даже моя бабка. Сколько раз мне приходилось наблюдать, как гости костлявой курицы приносят печенья, торты, рулеты и прочие лакомства. Считалось дурным тоном прийти с пустыми руками, и я отчетливо понимала, что профессор, пусть и не скажет ничего в лицо, мысленно во мне разочаруется. А этого никак нельзя было допускать.