Песнь Люмена - M. Nemo

Есть холод, ни звуков, ни ощущений. Только продирающаяся внутрь мерзлота. Значит, организм ещё не полностью уснул. Выходит, он ещё жив, раз не погас ещё ум.

Да, должно быть, ещё жив. Холод вызывает дрожь, но двинуться с места невозможно.

Провал, порой это походит на засыпание и незаметное забывание. Как если бы всё и сам он растворяется во мраке заброшенной шахты. Выныривая из спасительного забытья, приходит осознание. Теперь он помнит, кто заточил его здесь и по чьей воле это произошло. Шахта расположена глубоко под землёй, её давно забросили, когда здесь кончилась разработка кристалла. Теперь только мёрзлый камень и впивающийся иглами иней властвуют в забытом подземелье.

Впереди пустота. Он не помнил удара, только падение.

И снова его нет.

Всё чаще и на дольше гаснет его ум. Дрожь давно прошла, холод почти не чувствуется. Но так пролежать он может ещё долго, только растворится в застывшем кругом ничто. Всполох, свист ветра. Нет, удара не было, только бесконечное падение и раскинувшаяся внизу темнота.

Теперь можно лежать тишине и слушать вспыхивающие образы. Так разлетается пепел от костра и агора теряет целостность. Ты получил свою правду и зная её, можешь посвятить ей вечность.

Лежать здесь, пока всё свершится. Немая ярость проходит по позвоночнику и вспыхивают в темноте глаза полные горячей злобы. Ты заточил меня здесь! И пока всё будет идти к ожидаемому, здесь мне лежать и осознавать это.

Впервые тело отреагировало и он выгнулся, пытаясь подняться. Упал обратно на раздробленные острые камни. Это был первый звук в скованной тишине.

Как можешь Ты наблюдать за всем и зная правду, позволять происходит этому?! Как можешь допустить?!

Отец! Низвергнутый Им, он всё ещё мог смотреть в темноту вместо неба и помнить. Сжимаясь от ярости и бессильно посылая тлеющий гнев в пустоту, он всё ещё помнил. И угасал, проваливаясь всё чаще, не осознавая себя, не ощущая холода.

Была только тьма.

Одна тьма.

И больше ничего.

Люмен уходил.

— Слышишь?

Смутное видение пробралось через густой покров и потревожило блаженное небытие.

— Слышишь.

Глаза под веками оживают, не ушедшее присутствие выдаёт дрожь ресниц.

— Ты не один, не бойся.

Среди всего появляются тени. Их присутствие проскальзывает вначале тихо и быстро, но тени сгущаются. Как острые грани выступают тёплые всполохи света. Из темноты выступает теплота и разряжает острый холод. Тепло касается щеки.

Кто-то склонился над ним и смотрит внимательно и с интересом. Другой обходит со стороны, шаги тяжёлые и нетерпеливые. Шорох камней под ступнями. Чужое дыхание всё теплее. Кто-то склонился ещё ниже.

— Не спит, — грубый мужской голос.

И красивый как талая вода:

— Знаю.

Как вспышка в голове: знаю. Кто бы это ни был, он обращается к нему всем своим существом и улыбается. Даже через закрытее глаза Люмен ощущал проясняющуюся улыбку. Она так и довлела среди его темноты.

Глаза открыты всего на миг: там свет матово-жёлтый и густота посреди света, всё размыто, неясно.

— Снова ускользает.

Обходит. Пол как будто уходит из-под него, свет и тепло становятся ближе. Запах измороженного камня резко схлёстывается с запахом огня. Это горят факелы, пламя трепещет и трещит, многократно усиленное глухой немотой кругом. Так каждое слово обрастает и утяжеляется, когда его произносят.

Прозвучал приказ:

— Уносите.

Тот же голос повторил:

— Не бойся, ты не один.

Как если бы знал, что сознание проясняется и способно впустить в себя сказанное. Пропасть подобралась стремительно, и всё мигом исчезло. В следующий раз Люмен снова различил свет перед глазами. Но глаз открыть так и не смог, сколько не пытался. Света было очень много, то был костёр и жар доходил аж досюда. Холод сменился этим жаром так резко, что поначалу это жгло, как если бы горел он сам. Постепенно тёплый покой вытеснил воспоминание о холоде. Остался только свет за закрытыми глазами.

Внезапно на фоне света появился тёмный сгусток. Тот был так знаком, так близок, как будто находился с ним целую вечность. Пятно становилось темнее. Это человек подходил ближе к лежащему на шкурах легионеру. Остановившись над ним, человек так и замер. От него исходило искрящееся торжество.

Костёр застонал, взметнувшись к небу.

Рука коснулась щеки, Люмен нахмурился.

Улыбаясь, тень отступала. Осторожно сменялись дни, звёзды явственно отражались в небе и туманность наползала, крылом касаясь всей кожи. Земли менялась, падающий далеко снег имел разную структуру. Они всё время куда-то шли. Не останавливались, но и не спешили. Редко когда голоса пробивались через покров, сковавший легионера, но иногда и ему удавалось разобрать обрывки улетающих слов:

— Вспышки учащаются.

Голос из огня.

— Он теперь не уйдёт, — взгляд, направленный на него. Долгий взгляд.

— Свора уже идёт по следам.

— Воистину пугливы и свирепы. — Смех предназначенный только ему. — Свора уже взяла след.

— Им стало известно достаточно скоро.

— За шахтой всегда наблюдали. Слышишь, им очень важно не отдать тебя мне.

— Думаешь, он слышит тебя?

Заинтересованное недоверие.

Яркая уверенность.

— Да.

Провал. Шум снега, снежинки трутся одна об другую, падая бесконечным покровом. Небо затянуто темнотой и холод скатывается с переполненных гор. Теперь он слышит как сани скользят по мягкому снегу и дыхание мчащихся вперёд собак. Его накрывает плотная ткань с ниткой скрутившейся в узел, та плотно прикасается к шее. Дышать получается глубоко, впитывая предутреннюю свежесть. Ночь скоро кончится. Собаки мчатся в сторону первой звезды.

Сани останавливаются.

— Теперь правь ты.

Быстрый поклон и второй сменяет того, кто так часто смотрит на него. Запах шкуры. Должно быть, ему удаётся открыть глаза. Но туманность тут же сливается в растянутое пятно и закатывается в темноту.

— Ничего, уже скоро.

Понимание вспыхивает гораздо позже.

— Хочешь остановиться? Сейчас? — Голос дрожит от напряжения. Во всём нём звенит сталь.

Звучит имя. Человека как-то зовут и тот отзывается.

— Нужно торопиться.

Быстрый взгляд на легионера.

— Это опасно.

— Он нам не опасен.

— Все они опасны.

Полыхнувшее веселье.

— Для начала можно удостовериться в лояльности, — последнее слово усилилось особой интонацией, — а потом уже целить.

— Это нужно сейчас. Отходите.

Все повинуются приказу. Их не много, не больше трёх, но каждый шаг за шагом уходит из поля восприятия в глухоту и немоту. Их больше нет, есть только близкое присутствие, ощущение прикосновения к волосам и морозное дыхание стужи, смешанное с огнём умных глаз.