Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. - Г. Костырченко

Трагическая гибель этих людей — это только видимая часть айсберга антиеврейских репрессий, имевших место в СССР. Менее известную, как бы подводную его часть, составляло множество других дел, сфабрикованных МГБ в связи с разгромом ЕАК. По таким «дочерним» делам было репрессировано в общей сложности 110 человек, из них 10 были расстреляны, 89 — приговорены к различным срокам заключения (от 25 до 5 лет), 1 — сослан, 5 — умерли в ходе следствия, в отношении еще 5 человек следствие было прекращено только после смерти Сталина[1147].

Репрессии коснулись не только носителей еврейской культуры. Как мы увидим дальше, в массовом порядке тем или иным преследованиям подверглись и ассимилированные евреи.

Глава V. Антисемитская агония диктатора.

Запуск механизма тотальной чистки и ее параметры.

КЛЮЧЕВАЯ РОЛЬ ПАРТАППАРАТА.

Исподволь начавшаяся еще в конце 30-х под прикрытием государственно-патриотической пропаганды антиеврейская чистка различных аппаратных структур, несколько усилившись в годы войны и сразу после нее, до поры до времени практиковалась в ограниченных масштабах, в основном в сфере, курируемой Агитпропом. Вплоть до осени 1948 года существовало некое равновесие в использовании властью партийно-политических и полицейско-репрессивных средств контроля над обществом. Этот относительно либеральный период, несмотря на уже начавшееся закручивание идеологических гаек, был связан с лидерством на Старой площади Жданова, с которым Сталин считался и к мнению которого прислушивался. Проводившиеся в это время пропагандистские кампании хоть и отличались широкой масштабностью и истерическим надрывом, но их жертвы отделывались, так сказать, «малой кровью» (увольнениями с работы, исключениями из партии и в редких случаях арестами).

Тем не менее даже несмотря на принятие, скажем, 26 мая 1947 г. указа «Об отмене смертной казни», подспудно шло постепенное ужесточение режима в целом. Проявлялось это прежде всего в том, что власть, уже не довольствуясь отдельными кадровыми пертурбациями, взяла курс на массированную чистку аппарата. По отработанной в прежние годы «технологии» первым делом началось «наведение порядка» в партийных рядах, в которых на 1 июля 1947 г. насчитывалось 6263117 членов и кандидатов в члены ВКП(б). На три четверти это были люди, вступившие в партию в годы войны и послевоенное время. Сигналом к негласной партийной чистке послужило постановление ЦК от 25 июля, почему-то названное «О дальнейшем росте партии и мероприятиях по политическому просвещению членов и кандидатов ВКП(б)». После его выхода ежемесячное количественное увеличение партии, составлявшее в первом полугодии 1947 года в среднем 30,3 тыс. человек, ко второму полугодию 1948 года сократилось до 5 тыс. человек. И если в 1947-м в ВКП(б) было принято 298392 человека, то в следующем году — 85308 человек. Причем в том же 1948-м из партии было исключено 146181 человек. Это был первый послевоенный год, когда количество выбывших из партии превысило, и притом значительно, количество принятых в нее. Такая тенденция сохранилась и в 1949-м. В тот год такие ведущие партийные издания, как «Правда» и «Большевик», запестрели в одночасье характерными заголовками: «О большевистском методе руководства хозяйственными органами», «Неустанно улучшать дело подбора и расстановки кадров» и т. п. Непосредственной подготовкой данной пропагандистской продукции ведал заместитель заведующего Агитпропом ЦК Л.А. Слепов, который и сам был автором некоторых навевавших скуку статей о «ленинско-сталинских принципах подбора и расстановки кадров по их политическим и деловым качествам»[1148].

По сути разворачивалось фронтальное наступление против становившейся все более влиятельной аппаратной бюрократии, и это официально мотивировалось необходимостью борьбы с хозяйственными злоупотреблениями и в особенности с семейственностью, кумовством и землячеством в номенклатурных структурах. Характеризуя механизм развития этого социального недуга применительно к послевоенному времени, Д.Т. Шепилов писал впоследствии:

«…Вокруг каждого высокопоставленного работника образуется артель «своих людей» — «рязанских», «тамбовских», «украинских», «наркомтяжпромовских»… В практике они именовались… «маленковский человек», “хрущевский человек”»[1149].

В министерствах, организациях, многочисленных конторах существовала, конечно, и «еврейская» семейственность. Это так называемое еврейское засилье, которое, собственно, и стало потом основной мишенью чистки, по сути являлось своеобразным проявлением групповой солидарности нацменьшинства, продиктованной необходимостью самовыживания в условиях все более усиливавшегося государственного антисемитизма.

Как и прежде, главным вдохновителем и организатором очередного приведения в чувство номенклатурной «проклятой касты» выступил Сталин, который ради укрепления своего авторитета «хозяина» в народе и поддержания управленческого аппарата в «рабочем состоянии» регулярно вступал, как, впрочем, и многие государственные лидеры других стран — от тоталитарных до демократических, — в схватку с непотизмом, чиновничьей корпоративностью и круговой порукой, а также сопутствующей им коррупцией[1150].

Правда, делал он это с помощью своих «фирменных» методов, зачастую прибегая к ничем не оправданным кровопусканиям, иногда весьма обильным. Вот и на сей раз не обошлось без расстрелов, хотя началось все с вроде бы обычной перетряски так называемых руководящих кадров и ничто, казалось, не предвещало большой беды.

В феврале 1948 года Сталин, возложив на себя «наблюдение» за Министерством финансов СССР, которое раньше осуществлялось Н.А. Вознесенским, поставил во главе этого ведомства своего заместителя по Совету министров СССР А.Н. Косыгина. Многие руководители в Минфине лишились тогда своих постов (например, заместитель министра и председатель Госбанка СССР Я.И. Голев), однако бывший его глава А.Г. Зверев уцелел, став первым заместителем Косыгина. В марте со снятием министра торговли А.В. Любимова начались кадровые перетасовки и в этом ведомстве. В том же месяце такая же участь постигла и союзных министров связи и морского флота К.Я. Сергейчука и П.П. Ширшова, а также подчиненных им служащих (на 169 сотрудников Минморфлота из 826 был собран компромат). В августе было смещено руководство Верховного суда СССР, где, как оказалось, процветали взяточничество, семейственность и различные злоупотребления должностных лиц служебным положением. Тогда сразу отстранили от должностей председателя Верховного суда И.Т. Голякова и его заместителя В.В. Ульриха, который с 1926 года возглавлял военную коллегию. Этот последний, имея внешность добропорядочного буржуа (маленький толстый человек с розовым лоснящимся лицом и подстриженными усиками), более двух десятков лет возглавлявший высший политический трибунал страны и подписавший за это время множество смертных приговоров знаменитым и мало кому известным «врагам народа», теперь обвинялся в моральном разложении (пьянстве, сожительстве с алкоголичкой и морфинисткой) и «утрате чувства партийной ответственности за порученное дело»[1151].

И хотя низложение Ульриха и Голякова произошло с подачи секретаря ЦК Кузнецова, это отнюдь не означало, что он и другие «ленинградцы» будут и дальше вершить суд и расправу. Наоборот, поскольку после смерти Жданова их влияние на Сталина стремительно падало, а конкурирующей «партии» Маленкова, напротив, росло, по прошествии нескольких месяцев главной жертвой очередного укрощения вождем номенклатуры оказался член политбюро и один из лидеров «ленинградцев» Вознесенский.

5 марта 1949 г. он неожиданно был снят с поста председателя Госплана, а в принятом в связи с этим постановлении Совета министров СССР предписывалось «тщательно проверить состав работников Госплана». Данная задача, выполнению которой Сталин придавал исключительное значение, поручалась заведующему административным отделом ЦК и выученику Шкирятова Е.Е. Андрееву, который 11 марта был переведен в Госплан СССР в качестве уполномоченного ЦК ВКП(б) по кадрам. Такие же новоиспеченные уполномоченные, «назначаемые в отдельных случаях» и «независимые в своей работе от руководителей министерств и центральных ведомств» (по положению, утвержденному постановлением оргбюро ЦК от 23 марта), были направлены и в другие отраслевые управленческие структуры. Дряхлевший диктатор таким образом пытался внедрить «своих людей», дополнительные «глаза и уши» в сердцевину претендовавшего на все большую автономию государственно-бюрократического аппарата, где, по его, вождя, мнению, в «отдельных» звеньях ведомственные интересы превалировали над государственной дисциплиной, а работники встали на путь круговой поруки и покрывали тех, «кто недобросовестно и нечестно выполняет директивы правительства»[1152].