Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А арбузЫ эти мы не продаем,– Панька скрутил «козью ногу» и задумчиво затянулся. – Я тогда ещё прежнему директору совхоза, царствие ему небесное, затесал мысль, что люЯм нашим надо радость нести, подарки делать, коли уж власть у нас ради народа существует. Золотых побрякушек да автомобилей мы всем подарить не могём пока. Не поспело время это. А по мешку арбузОв астраханских местного изготовления – запросто можем завезти в каждый дом. И все три директора, которые правили пока мы тут живём, ни разу и не пробовали наше арбузное производство прижучить. Наоборот. В запрошлый год вон ещё три гектара добавили. У нас две тысячи человек, если детишек не считать. И всем в достаток хватает. Даже бабе Стюре твоей в город свозим. Солит она их.
Я вспомнил солёные с капустой вместе бабушкины арбузики и сглотнул слюну. Безусловный рефлекс сработал.– Люди-то довольны как! – закончил повествование дед. – Оно-то да. АрбузЫ вкусные. Но не в арбузАх дело-то. В уважительности совхозной к людям своим дело. Настоящей, не для отметки в райкоме партии. Там, кстати, ни хрена про это и не знает никто. Директор наш не говорил никому. А и на фига бы? Дело наше, семейное, Владимировское.
Сейчас позволю себе небольшое отступление для некоторых уместных тут разъяснений.
Обратите внимание: удивительная была речь у стариков наших. Они и свой привычный казачий говорок естественно вплетали в простую крестьянскую речь. И матюгались безбожно, но беззлобно, не вкладывая в матюги ругательного смысла. А просто соединяли один способ изложения мысли с разными другими. Они читали много всяких газет и книжек, что не было чем-то необычным. В деревне нашей очень многие читали всё почти так же, как городские. Газеты, журналы, книги. Панька и детей своих приучил читать. А они потом выросли и все почти, кроме младшей Валентины, получили высшее образование и трудились на уважаемых интеллигентных работах. Потому временами и Панька, и родственники его излагали вполне уместно свои мысли, цитируя заученные большие фрагменты статей газетных, политических лозунгов и философских изречений, или книжек мудрёных. Выходило, со стороны наблюдая, что деды наши держат руки на пульсе всего самого актуального и современного, знакомы с философией и вообще могут свободно говорить на нескольких русских языках. На матерщинном, на простонародном, а также почти литературном, на родном казачьем и городском, в меру культурном. Лично я за долгое время общения с ними и сегодня довольно квалифицированно и свободно говорю минимум на пяти русских языках. Что временами шокирует родных и близких. Ну вот. Конец отступления
– Ты, Павел Иваныч, про корейцев забыл сказать, – дядя Гриша тоже свернул цыгарку и зашабил с удовольствием. – Их, когда сослали с мест родных в наши края, то они у совхоза зАраз землю запросили под лук да морковку. Ну да, не спорю, они продают своё. В город таскают. Но по мешку лука в каждый дом осенью завозят. Дарят. Потому как люди они не только трудящие, но и добрые. Порядочные. И ведь ничего за свои подарки у правления не просили никогда. Живут, как могут в своём закутке возле околицы. Сейчас у них уж домов сорок, не меньше.
Панька почесал под повязкой место, где когда-то имел глаз и вспомнил.
– Немцев, Гришка, поволжских, переселили к нам, помнишь когда? Только война началась. Вот как построили они во Владимировке свою игрушку-деревеньку, аккуратную да чистую, всю в цветочках, и сразу пошли в правление. Под них конкретно свиноферму сделали. Потом ещё одну. Потом ещё. Сейчас их три. Колбасный цех сделали. В городе хорошие сосиски днём с огнём народ ищет, а у нас их девать некуда. А окорока! А сало копченое, слоистое, сырой и сухой засолки! Работящий народ – немцы. И честный. Не схалтурили ни разу.
Всё, что они в наше сельпо сдают – полный обгимахт. А вот на Новый год и они детям нашим всем, которым до десяти лет исполнилось – тоже бесплатно развозят в каждый дом по ящику с колбасами, сосисками и салом всяким.
– Ну, так идём, значит к коммунизму, – сказал я, не успев подумать.
– Не идем мы никуда, – Панька поморщился. – Из головы выплюнь глупости всякие. Доброта, порядочность и уважение к людям честное, не показное, оно не имеет отношения к капитализму, социализму, коммунизму… Это всё от души, от совести идет. У любого народа совесть есть и честь своя. И тот народ, который уважает себя, который совестливый, не надо заставлять или упрашивать делать другим добрые дела, не требуя взамен ничего. Он сам тратит на других и совесть свою и честь и добро. Так и должна быть устроена хоть какая жизнь. Хоть где. Не только у нас.
– А что, только у нас во Владимировке люди добрые собрались? – хмыкнул Шурка.
– Да нет, конечно, – дядя Гриша сказал и задумался. Потом не очень уверенно закончил: – Так должно быть. По-божески. По совести. И есть, конечно. Но Земля большая. И социализм с коммунизмом не везде приспособился. Не у всего народа. Вот чего жаль. Социализм, он не даёт развиться грехам смертным. Жадности, зависти, гордыне. Вот победит коммунистическая сила везде – будет во всем мире как у нас.
Мы ещё долго говорили о чем-то похожем. О честных правилах житейских, о милосердии и несовпадении человеческих помыслов и представлений о чистоте жизни.
Я до этого дня и представить себе не мог, что мои родные, простые работяги, битые не раз судьбой до полусмерти, имеют философские взгляды на существование и могут рассуждать почти как ученые о сути хорошего и плохого. И о смысле жизни, который никак не удаётся понять, потому как не везде жизнь бежит в одну сторону и несёт на себе только доброе и светлое.
Мы с Шуркой пошли спать под телегу. На травку. И пока не уснули, думали о том, что услышали. А деды наши тихо спели ещё пару песен казачьих. И, видно тоже задумались над тем, что давно уже знали и испробовали. А, может, и уснули. Как-то незаметно ночь уже медленно перетекала в близкое утро. И костёр наш погас…
Ровно половину следующего
