Белая чума - Фрэнк Герберт

Отец Майкл кашлянул и внимательно взглянул на Джона.

– Все, что сотворил Безумец, было из-за того, что он испытал насилие. До этого в нем не было злобы.

– Мы будем называть арестованного О'Нейлом! – выкрикнул Кевин.

Херити коварно усмехнулся и отпил еще один глоток из своей бутылки.

– Злоба – это даже не то слово, чтобы описать его намерения, – продолжал отец Майкл. – О'Нейл, кажется, был охвачен слепой яростью, и у него не было других эмоций. Он безумно хотел уничтожить тех, кто разрушил его мир. Мы должны признать, что цель его была точной – не в целом, но вполне удовлетворительной для такой ярости.

Джон стукнул наручниками о железную трубу, уставившись на голову в сосуде. Она продолжала молчать. Почему О'Нейл не пришел к нему на защиту?

– Я не имею в виду, что О'Нейл руководствовался какими-то принципами, – говорил отец Майкл. – Я допускаю, что он полностью сознавал, кто отвечал за его действия и за то насилие, совершенное против него. Если у него и была какая-то вера, то только вера в то, что он сможет убить всех нас.

Отец Майкл встал и оглянулся, чтобы посмотреть на присяжных. Мальчик отступил на шаг.

– Вне всяких сомнений, это была просто вспышка гнева! – голос священника напоминал раскаты грома. – Гнева против виновников его агонии! Против всех нас! – Он понизил свой голос до монотонного шепота. – Он и нам передал свою страстную ненависть. Что нам с ней делать?

Внимание отца Майкла переключилось на Кевина.

– Мы пострадали от мести, так будем же называть вещи своими именами. Если мы должны игнорировать священный судебный запрет на вынесение решения, то будем хотя бы судить, учитывая фактор мести и, таким образом, осознавая последствия.

– Судите, да не судимы будете, – насмешливо усмехнулся Херити.

– Дай ему сказать, – вмешался Кевин. – Я обещал, что не буду препятствовать защите.

– Да! – сказал отец Майкл. – Мы поклялись нашей священной Ирландией! Правда и справедливость – вот в чем мы поклялись перед Всемогущим Господом!

– Всемогущим Господом, – повторил Херити, отхлебнув из бутылки.

– Джозеф Херити напомнил нам, – продолжал священник, – о священном предупреждении. Христос сделал это бельмом на нашем глазу. Оно вызывает страшный вопрос: а судьи кто? Осмелимся ли мы осуждать самих судей? Если мы говорим, что только мужчины могут быть судьями, мы отрицаем Бога. Неужели мы отрицаем Бога?

– Да, я отказываюсь от него! – крикнул Херити.

– Замолчи, Джозеф, – сказал Кевин. – Пусть себе проповедует.

Отец Майкл обвел комнату горящими глазами.

– Мы были цивилизованными в Ирландии, в то время как весь остальной мир был грязной языческой помойкой. Так давайте же поступать как цивилизованные люди. – Он уставился на Доэни, явно выражавшего неудовольствие.

– Если мы намереваемся устроить здесь законный ирландский суд, как говорит «судья» Кевин О'Доннел, тогда в нашем суде не должно быть лицемерия. Давайте не будем тешить себя иллюзиями. Давайте не будем считать себя ангелами, а бедного Безумца… господина О'Нейла исчадием ада. Это именно тот вопрос, который требует решения согласно нашей клятве.

– Неужели требует? – иронично спросил Херити.

– Требует! – свирепо ответил отец Майкл. – В чем обвиняется этот человек?

– В чем обвиняется? – повторил Херити с насмешливой торжественностью. – Он обвиняется только в том, что сломал цветок ирландской прелести.

– Он был безумен в этот момент! – воскликнул священник.

– Момент? – опять с нажимом повторил Херити. – Конечно же, этот момент длился довольно долго! – Он мельком взглянул на Пирда, стоявшего отдельно от толпы. – Не хотите ли вы что-нибудь сказать нам, доктор Адриан Пирд?

– Он выглядел нормально всегда, когда я встречался с ним, – заявил Пирд. – Я внимательно наблюдал за ним с тех пор, как мы заподозрили в нем О'Нейла.

– А что, он сделал здесь? – спросил отец Майкл.

– Хотел показать нам, что знает, как была создана чума, – ответил Пирд.

– Ради Бога, люди! – взмолился отец Майкл. – Он раскрыл перед вами все, что нужно для того, чтобы найти лекарство.

– Я не вижу никакого лекарства, – буркнул Пирд. – Я думаю, что мы найдем его, но только не благодаря ему.

– О Боже! – вздохнул отец Майкл. – Создание лекарства будет заслугой Адриана Пирда. Ну, теперь я все понял. – Он посмотрел на Доэни, который тут же отвел взгляд. Священник еще раз взглянул на присяжных, подумав о том, что там собрался всякий сброд, изображающий скуку. Неужели они консультировались с Кевином и Херити и уже вынесли приговор? Не был ли этот процесс обыкновенным обманом?

– Окончательный конфликт происходит между хорошим и хорошим, а не между хорошим и плохим. Не в этом ли предмет нашего спора? – спросил священник.

– Я говорю вам, сидящим в этой комнате, что мы столкнулись с конфликтом между плохим и плохим. Может ли черт судить дьявола? Вы можете спросить: «Кто же знает его лучше всех?» Но я предупреждаю вас и умоляю подойти к решению с ясной головой и полным пониманием того, какая власть дана вам, чтобы судить.

Священник подошел к своему месту и сел. Мальчик приблизился и встал рядом.

Джон посмотрел на голову в сосуде. Что она скажет теперь? Лишь только голова вправе выносить правильные решения в этой комнате. Джон с внезапной ясностью понял это и ощутил тепло от такой мысли.

Кевин посмотрел на Доэни и кивнул, находя забавным воспоминание о том, как Доэни заставили взять на себя роль прокурора. Как это, должно быть, уязвляет его гордость!

Финтан заметил, что лица присяжных несколько оживились. Решение было уже известно заранее. О нем Кевин дал понять в частных беседах с теми людьми, что были выбраны из его банды. «Но привкус трагического спектакля был присущ самой Ирландии, – подумал Доэни. – Привлекательность настоящего суда нельзя было отрицать. Мы толпой бежим на спектакли агонии и наблюдаем, как на сцене умирают. Мы массово спешим на Голгофу». Он усмехнулся своим мыслям, когда готовился к решающей речи.

«Моя задача очень проста, – подумал Доэни. – Я просто должен предоставить им слово для оправдания уже принятого решения».

Самым рассудительным тоном, на какой только был способен, Доэни обратился к присяжным.

– У меня нет желания унижать О'Нейла. Я согласен с тем, что он только тогда был безумен, когда совершил это ужасное открытие. Но это не оправдание. При условии, что сумасшествие будет служить оправданием за другие отвратительные преступления, мы вынуждены будем пересмотреть всю историю нашего мира. Это можно поставить в один ряд только с распятием на кресте самих себя.