Я дрался на Т-34. Обе книги одним томом - Артем Драбкин

Запомнилось, как в тех лесах мы гоняли пеших немцев, а нас гоняли их самолеты, но тогда они ничего с нами поделать не могли, мощных пушек у них еще не было, а бомбой в танк сложно попасть.

Потом нашу бригаду в составе 1-й ТА перебросили под Курск в район Ивни и Обояни. Зарылись там в землю капитально. Нам выдали инструкции с уязвимыми местами новых немецких тяжелых танков, в лоб мы их подбить не могли, поэтому рекомендовалось маневрировать и стрелять им в борт.

Вскоре началось немецкое наступление, но на нашем рубеже мы их остановили, дальше нас они не прошли. Подбил ли там кого, не знаю, хотя стреляли мы много, факт, что меня самого не подбили. Потом мы пошли в наступление в сторону Украины, через Томаровку, что ли. За бои под Курском мне было присвоено гвардейское звание, тогда оно автоматически не присваивалось, нужно было в бою подтвердить.

С боями в этой бригаде я прошел через всю Украину до самого Ивано-Франковска, тогда он назывался Станислав. За взятие города Коломыя меня наградили орденом «Красной Звезды» и назначили командиром взвода. В марте под Станиславом мой танк сгорел, и после этого меня направили учиться в Ленинградскую высшую офицерскую бронетанковую школу имени Молотова, тогда эта школа находилась в эвакуации в Магнитогорске. Правда, вскоре нас отправили в Ленинград, училище располагалось в районе Витебского вокзала.

Отучился там и попал служить командиром танковой роты в 512-й отдельный огнеметный танковый полк, который находился в тульских танковых лагерях.

Где-то в конце марта 47-й, 511-й и наш 512-й полки отправили на фронт, но не успели мы отъехать далеко от Москвы, как нас вернули на химполигон под Люберцами. Там сделали макет с точными размерами Красной площади, и нас начали готовить к первомайскому параду. А что тогда означал парад? На мой взгляд, это было еще хуже, чем бои под Курском, – такая огромная ответственность… Не дай бог если что случится, а тем более если танк остановится, то нас всех сразу предупредили: «…что дальше Лубянки вы не уйдете», хотя что означает «Лубянка», я тогда и не знал… Ходили слухи, что как-то во время парада остановился артиллерийский тягач, так его командира сразу арестовали, но я об этом только слышал, точно этого не знаю. У нас был приказ: если танк остановится, то следующий его должен выталкивать с площади, а возле Исторического музея стояло еще где-то 4–5 тяжелых танков «ИС» на случай, если кого-то нужно срочно вытянуть.

Первомайский парад прошел успешно, после него нас опять погрузили в эшелоны и отправили на фронт, говорили, что в Берлин, но в районе Серпухова нас развернули, объявили о Победе и опять отправили на тот же самый полигон, готовиться к Параду Победы.

Что сказать? Параду предшествовали очень строгие проверки, чуть ли не до шестого колена всех нас проверяли, и несколько человек все-таки отстранили, но за какие грехи, мы не знали. Я вам говорю, на участниках парада такая огромная ответственность была, что мне легче было в бой пойти, чем в параде участвовать… На первомайском мы шли пять танков в ряд, я как раз был посередине, а на Параде Победы уже в четыре. Вы себе только представьте, что такое пять танков в ряд, исторический музей обходили по два и три с каждой стороны, но там же брусчатка, поэтому гусеницы проскальзывали, а ведь нужно держать строй, сохранять дистанцию… Тем, кто участвовал в Параде Победы, кроме грамот, выдали к медалям «За Победу над Германией» орденские книжки красного цвета, а всем остальным белого.

После Парада Победы я продолжал служить в танковых войсках, причем меня опять назначили командиром взвода, но где-то в конце 1952 года, я тогда служил в Астрахани, запечатал свою грамоту за Парад Победы и отправил письмо Сталину: «…сколько же я могу служить командиром взвода?..» Молодой же еще был – гордости много, а вот ума не особенно… Вскоре после этого Сталин умер, но меня действительно назначили командиром роты, но я так до сих пор и не знаю, это то мое письмо помогло или нет. Но грамоту за Парад Победы мне так и не вернули, а теперь по документам не могу подтвердить, что я являюсь участником Парада. Делал запрос даже в подольский военный архив, но мне ответили, что по мне никаких данных нет. А как такое может быть, если мой полк участвовал, я был командиром 1-й роты, а по мне вдруг данных нет?!.. Как такое может быть? Да хотя и не нужно мне все это… Так жил и дальше проживу. Из Астрахани меня перевели служить в Баку, потом в Ленкорань, там меня назначили начальником штаба танкового батальона. Вы знаете, что такое служить в Закавказье на танках? Это только самому нужно испытать на собственной шкуре… Бывало, что на переходах одна гусеница скребет скалу, а вторая висит над пропастью… Иногда там требовалось даже больше мужества, чем на фронте… В общем, танкам в горах делать нечего.

– Фактически Вы пробыли на передовой полтора года и даже не были ни разу ранены. Как Вы можете такое объяснить?

– А я знаю?.. Молодой же был, толком ничего и не понимал, просто старался выполнить свою задачу. Опыт и везение, тут все вместе, но я же два раза танк терял.

Первый раз танк я потерял где-то на Украине, не помню точно, где. Темно уже было, и непонятно, то ли пушки, то ли танки по нас стреляли, были видны только вспышки выстрелов. Мы начали маневрировать в поисках укрытия и подставились бортом. Снаряд попал сбоку в заднюю часть, танк загорелся, но мы все успели выскочить.

А второй раз танк я потерял под Станиславом (Ивано-Франковском). Где-то в марте 1944 года, не знаю зачем, но нашу роту туда отправили даже без десанта. У нас, правда, на танке было вначале два пулеметчика, но потом они куда-то делись, только пулемет остался. Фактически мы первые ворвались в город, проехали по нему, покрутились там недолго, причем видели, что нас не ждали так быстро, во многих подъездах горели лампочки синего цвета, а в одном месте вроде даже мимо кинотеатра проехали, люди там спокойно стояли… Ворвались на станцию, остановились на погрузочной площадке, и тут по нас с двух сторон начали стрелять немцы, причем в темноте ничего нельзя было разобрать, не было видно, кто по нас стреляет, чтобы ответить. Меня опять спасло то, что мы постоянно маневрировали, в общем, всего вдвоем оттуда вырвались… Поехали по насыпи к переезду, а у нас в бригаде был закон, что командир экипажа на марше сидит на левом крыле и указывает механику дорогу. Подъезжаем к будке, и тут я увидел, что за ней находится окоп, в котором человек десять немцев сидели, вжавшись в стенки. Я по ним успел пару раз выстрелить из нагана, но они даже не шелохнулись, развернул танк. Со мной был экипаж ГСС Духова, и он мне говорит: «Костя, давай махнем через канал!» Но там были слишком крутые берега. «Как же! Мы туда плюхнемся и не выберемся», поэтому я рванул прямо по насыпи через железнодорожный мост, Духов за мной. А утром, когда рассвело, по пути к какому-то селу, на нас налетели немецкие самолеты и сожгли… Я не хотел заходить в село, чтобы его из-за нас не бомбили, поэтому остался в поле. Несколько снарядов попало нам в моторное отделение, но мы все выскочили и залегли в канаве. А Духов все-таки ушел в село, спрятался там под какой-то церковью, но его вместе с этой церковью и сожгли, правда, они все успели выскочить. Это был мой самый последний бой, после него меня отправили на учебу.