Парижские тайны. Том II - Эжен Сю

— О да… Милосердие бедняка к бедняку — великое и святое дело, — молвила Клеманс с влажными от радостных слез глазами.

— То же самое было и с мадемуазель Хохотушкой. Она, несмотря на свой скудный заработок швеи, несколько дней тому назад оказала услугу Жанне.

— Какое странное совпадение!.. — размышляла Клеманс, все больше волнуясь, так как каждое из этих двух имен — Певунья и Хохотушка, напоминали ей добрые дела Родольфа. — А вы, дитя мое, что я могу сделать для вас? — обратилась она к Аннете. — Я желала бы, чтобы эти имена, которые вы только что произнесли с такой благодарностью, принесли бы вам счастье.

— Спасибо, — сказала Аннета с грустной улыбкой, запечатлевшей ее покорность судьбе, — у меня был ребенок… Он умер. Я больна чахоткой, обречена, мне уже ничего не надо.

— Зачем такие мрачные мысли! В вашем возрасте… вы молоды, всегда есть надежда!

— О нет, сударыня. Я знаю свою судьбу… Я не жалуюсь! Еще сегодня ночью я видела, как в палате умирала больная чахоткой… Я умираю спокойно, не тревожьтесь за меня! А вас благодарю за доброту.

— Вы преувеличиваете, состояние вашего здоровья не так плохо!..

— Я не обманываюсь, я это чувствую, но раз вы столь добры… Такая дама, как вы, все может…

— Продолжайте… говорите, что вы хотите?

— Я просила Жанну об одной услуге, но благодаря богу и вам ее здесь не будет…

— Может быть, я смогу оказать вам эту услугу?

— Конечно, сударыня. Вам стоит только сказать одно слово сестрам либо доктору, и все устроится.

— Я скажу все, что надо, будьте спокойны… В чем дело?

— После того как я увидела актрису, которая умерла, боясь, что после смерти ее труп будет разрезан на части, я так же боюсь… Жанна обещала забрать мое тело и похоронить…

— Ах, это страшно! — воскликнула Клеманс, дрожа от ужаса. — Надо было прийти сюда, чтобы узнать, что бедняков даже за гробом преследуют горести и кошмары.

— Простите меня, — робко сказала Аннета, — это просьба огорчительна для такой благородной, богатой и счастливой дамы, как вы… мне не следовало просить вас об этом!

— Напротив, я вам благодарна, дитя мое. Теперь я узнала о неведомых мне страданиях, и этот урок не останется бесплодным… Будьте спокойны, хотя роковой момент наступит еще не скоро, но если это случится, будьте уверены, вы будете покоиться в святой земле!

— О, как я вам благодарна, — воскликнула Аннета, — если бы я посмела просить разрешения поцеловать вашу руку…

Клеманс поднесла свою руку к иссушенным губам Аннеты.

— Благодарю, сударыня. Теперь мне есть кого любить и благословлять до конца моей жизни… Также Певунью… Не буду горевать о том, что произойдет со мной после смерти!

Такое полное отрешение от жизни, страх посмертной судьбы произвели тяжелое впечатление на маркизу; наклонившись к уху сестры, пришедшей сообщить, что Клэр де Фермон пришла в себя, она спросила, указав на кровать Аннеты:

— Состояние здоровья этой молодой женщины действительно безнадежно?

— Увы, да, Аннета обречена… Быть может, проживет неделю!

Полчаса спустя госпожа д’Арвиль в сопровождении графа де Сен-Реми увезла к себе молодую сиротку, скрыв от нее смерть матери.

В тот же день доверенный маркизы д’Арвиль, посетив убогое жилище Жанны Дюпор на улице Барийери и получив положительные отзывы об этой достойной уважения женщине, сразу же снял на набережной Эколь две большие, хорошо проветриваемые спальни и комнату, за два часа обставил мебелью эту скромную, но чистую квартиру и, воспользовавшись услугами агентства Тампль, в тот же вечер перевез туда Жанну Дюпор, где она встретила своих детей и опытную сиделку.

Этому же доверенному лицу было поручено востребовать тело Аннеты после ее смерти и совершить погребение.

Сопроводив и устроив в своем доме мадемуазель де Фермон, госпожа д’Арвиль и граф де Сен-Реми отправились в Аньер, с тем чтобы забрать Лилию-Марию и отвезти ее к Родольфу.

Глава X

НАДЕЖДА

Наступали первые дни весны, солнце светило ярче, небо было чистое, воздух теплый… Лилия-Мария, опираясь на руку Волчицы, испытывала свои силы, гуляя по саду небольшого дома доктора Гриффона.

Живительная теплота солнца и прогулка окрасили бледное и осунувшееся лицо девушки ярким румянцем; так как ее крестьянский наряд был порван, когда ей второпях оказывали первую помощь, то на ней теперь было темно-синее шерстяное платье прямого фасона, с шерстяным шнуром вокруг ее стройной и тонкой талии.

— Какое нежное солнце! — сказала она Волчице, остановившись у зеленых деревьев, окружавших с северной стороны каменную скамью. — Посидим немного здесь, Волчица?

— Разве вы должны меня спрашивать? — бойко ответила жена Марсиаля, пожимая плечами. Сняв с себя шелковую шаль, сложив в четыре раза, она постелила ее наземь и сказала: — Поставьте сюда ноги.

— Что вы, Волчица, — ответила Мария, слишком поздно заметившая намерение своей компаньонки, чтобы помешать ей, — мой друг, вы испортите шаль.

— Не спорьте!.. Земля сырая! — сказала Волчица и властным движением подложила шаль под маленькие ножки Марии.

— Как вы меня балуете.

— Вы этого не заслужили: не слушаете меня, а я хочу услужить вам… Не устали? Мы здесь долго бродим… В Аньере часы пробили полдень.

— Немного устала… но чувствую, что прогулка пошла на пользу.

— Вот видите… вы утомились. Разве не могли раньше сказать, что надо отдохнуть?

— Не браните меня, я даже не заметила, что утомлена. Так приятно ходить после того, как долго находишься в постели… видеть солнце, деревья, поля, а я думала, что больше уже никогда ничего подобного не увижу!

— Дело в том, что вы были двое суток в безнадежном состоянии. Бедная Мария, теперь вам можно сказать… не было надежды спасти вас.

— А потом, представьте себе, Волчица, когда я оказалась в реке… невольно вспомнила, что злая женщина, которая мучила меня в детстве, всегда угрожала, что бросит меня рыбам. Да и позже она тоже намеревалась меня утопить.[61] Мне казалось, что это судьба, мне не удастся спастись.

— Бедная… В последний момент вам пришло на ум, что вы тонете?

— О нет! — произнесла Мария. — Когда я поняла, что тону… моя последняя мысль была обращена к тому, кого я считаю своим божеством; поняв, что я спасена, я также подумала о нем…

— Приятно делать вам добро… вы всегда это помните.

— Конечно! Отрадно погружаться в сон и просыпаться с чувством благодарности добрым людям.

— Потому-то все готовы пойти за вас в огонь и воду.

— Добрая Волчица… Послушайте, я радуюсь жизни в надежде осчастливить вас, исполнить мое обещание… вы помните, как мы строили воздушные замки в тюрьме Сен-Лазар?

— Для этого еще будет время. Вы теперь встали на ноги, и «я приложила руку»… как говорит мой муж.

— Я надеюсь, что граф де Сен-Реми известит меня, как только врач разрешит мне написать письмо госпоже Жорж! Она, должно быть, волнуется, быть может, и господин Родольф, — смущенно сказала Мария, вспоминая своего кумира. — Они ведь думают, что я погибла!

— Так же, как те, которые вас топили, бедная малютка. О, разбойники!

— Вы все-таки думаете, что это произошло не случайно?

— Случайно! Да, Марсиали называют такое… несчастным случаем. Когда я говорю о Марсиалях… то не имею в виду мужа… потому что он не из их породы, не похож на них так же, как никогда не будут похожи на них Франсуа и Амандина.

— Зачем они стремились погубить меня? Я никогда никому не делала ничего плохого… ни с кем не встречалась.

— Все равно… если Марсиали отъявленные преступники, они способны утопить любого; но они не настолько глупы, чтобы сделать это без выгоды для себя. Вдова сама призналась в тюрьме моему мужу… я в этом уверена.

— И он навещал свою мать, эту страшную женщину?

— Да. Ее не помилуют, так же как Николя и Тыкву. Раскрыто много преступлений, а подлец Николя, в надежде спасти свою шкуру, выдал мать и сестру, рассказав об убийстве. Так что их всех казнят. Адвокат ни на что не надеется. Судьи говорят, чтоб другим не было повадно, нужно примерно наказать.

— Какой ужас! Почти всю семью!

— Да, если только Николя не сбежит. Он в той же тюрьме, где находится лютый бандит Скелет, который замышляет совершить побег с другими арестантами. Николя просил одного освобожденного известить об этом моего мужа, но муж был болен и не смог тогда повидать брата в тюрьме. Но когда он пришел туда, то Николя имел наглость передать моему мужу, что с минуты на минуту может сбежать и чтобы Марсиаль держал на этот случай у дядюшки Мику деньги и одежду, в которую он переоденется, чтобы его не узнали.

— Ваш Марсиаль такой добрый человек!