Разыскания о начале Руси (Вместо введения в русскую историю) - Дмитрий Иловайский

Объем настоящей статьи не позволяет мне входить в несколько подробное рассмотрение второй половины книги, посвященной собственно мадьярам; хотя и здесь можно сделать много замечаний на критические, исторические и филологические приемы автора. Например, он отрицает связь между именем народа мадьяры и города Маджар на р. Куме на том основании, что название города несобственное, а значит по-татарски "развалины"; "Маджар был разрушен Тамерланом" (151). Но известно ли автору, что этот город изображается значительным и торговым по нашим летописям в 1319 году, по поводу убиения Михаила Тверского в Орде? Следовательно, его название существовало до Тамерланова разрушения. Он повторяет то же невозможное толкование названия мордва как "люди воды" (165); тогда как здесь ва совсем не финское слово, а русское собирательное окончание, и сама мордва не называла себя в такой именно форме; а так называли ее русские. Далее, весьма гадательным представляются рассуждения г. Грота о характерах турецких и финских народов и их взаимном влиянии (187-189), о хазарах (211), о пути угров по pp. Оке и Угре (213), о Белых и Черных уграх, между которыми никакой разницы не оказывается (236-246), о времени появления угров на Дунае (247) и пр. и пр.

Обращу внимание читателей на отношение автора к известию нашей летописи под 898 годом, о прохождении угров мимо Киева и их становище на месте, которое называлось Угорским. В своей Истории России (ч. II, прим. I) я доказываю, что название урочища "Угорское" летописец постарался осмыслить и связал с ним становище угров; что урочище это расположено было на крутом лесистом берегу Днепра и входило в черту внешнего вала, окружавшего город Киев; что там лежало село Берестово с княжим дворцом; что против него не могла переправляться кочевая орда, ибо Днепр тут разветвляется на многие рукава и протоки; что уграм не лежал путь мимо Киева и, наконец, что они появились уже на Дунае гораздо ранее 898 года. Г. Грот не согласен со мною и приводит примеры печенегов и половцев, которые приходили под Киев (261). Но это не аналогия. Вопрос поставлен не относительно набегов на Киев, а относительно летописного домысла, будто урочище Угорское получило свое название потому, что тут угры останавливались станом, когда проходили мимо Киева с востока по дороге в Паннонию. Известно также, что печенеги, осаждавшие Киев, стояли за Лыбедью, а не на такой местности, как Угорское. Надобно не знать топографии Киева, чтобы повторять наивный домысел летописца о происхождении названия Угорское от бывшего на нем когдато становища проходившей тут кочевой орды. Приняв это показание русской летописи за исторический факт, г. Грот, очевидно, не знает, что делать с 898 годом, и считает его ошибкою летописца. Точно так же он считает ошибкою летописца слова, что угры "устремились чрез горы великие, яже прозвашася горы Угорские" (т. е. Карпатские). Г. Грот задался целью доказать, что мадьяры вошли в Паннонию с юга, через Железные ворота Дуная, а не с востока чрез Карпаты, как о том согласно говорят русская летопись и мадьярский Аноним Нотарий короля Белы. Все показания последнего автор отвергает сплошь, тогда как следовало бы отвергать только то, что не выдерживает проверки по другим данным. А так называемого Нестора он считает достоверным там, где является очевидная несообразность, т. е. в вопросе об Угорском; указание же его на путь мадьяр чрез Карпатские горы отвергает голословно. Мы такой критики не понимаем. Если через Карпаты трудно было проходить кочевой орде, то чрез Железные ворота, где горы оставляют проход только речным порогам, путь был еще труднее; а движение чрез боковые горные долины остается одним предположением; чрез Карпаты также ведут многие речные долины и боковые тропинки. Затем г. Грот, настаивая на южном пути чрез Валахию, не объяснил нам следующего обстоятельства. Валахия, по крайней мере западная ее часть и соседняя часть Трансильвании, находились тогда во владении болгар; а знаменитый болгарский царь Симеон только что разгромил мадьяр в самых их жилищах. Как же это они после того прошли беспрепятственно по земле своих победителей, и притом чрез горные тропинки, которые легко было оборонять от кочевников? Эти соображения автору, очевидно, и в голову не пришли. Таким образом вопрос о пути мадьяр после многих рассуждений о нем г. Грота так и остался вопросом.

Далее, вместо того чтобы сочинять мадьярам путь из Черноморья к Железным Дунайским воротам мимо Киева, автору следовало заняться гораздо более важным вопросом: о начале государственной организации в Мадьярской Орде. А для этого следовало более выяснить их отношения к хазарам; что в свою очередь обязывало его заняться разъяснением хазарской народности, а не обходить ее совершенным молчанием, как будто она уже вполне разъяснена. Г. Грот полагает, что в мадьярскую орду вошли и турецкие элементы, на основании разных исследований о мадьярском языке. Но он слишком поверхностно коснулся известий Константина Б. о кабарах, которые отделились от хазар, ушли к уграм и к семи их племенам присоединились в качестве восьмого. Это восьмое племя, по словам Константина Б., превосходило храбростью собственно угорские племена, и еще в его время сохраняло свой язык. Следовательно, оно заняло как бы первенствующее положение в мадьярской орде, и весьма возможно, что именно этот чужой элемент послужил закваской при образовании государственного быта и дал мадьярам династию. Разъяснить это обстоятельство было тем важнее, что ни г. Грот, ни кто другой не указал исторических аналогий, доказывающих, что мадьяры, как финское племя, способны были создать государство сами по себе, без помощи чужого элемента 2 .

Равным образом осталась недостаточно выясненною г. Гротом другая, также весьма важная сторона дела: участие немцев в мадьярском вторжении и та роль, которую разыграл при этом Арнульф. Автор, очевидно, пытается уменьшить это участие и почему-то считает переселение мадьяр в Моравию просто событием "ничем непредотвратимым" (324). Разумеется, если мы станем на точку фатализма, то никаких разъяснений в истории и не потребуется.

Наконец самый главный вывод г. Грота заслуживает особого внимания по своей новизне и оригинальности. Оказывается, что разрушение Великоморавской державы и водворение на ее месте мадьярской орды были чрезвычайно полезны для славянства: эта орда спасла его от германизации. "Таковы великие результаты мадьярского погрома" (445). Как в вопросе о гуннах туранская теория пришла к вышеприведенным результатам; так и в значении мадьярского погрома ни к чему более историческому она не могла прийти. Когда же будет восстановлена истинная начальная история славянства до IX века включительно, когда убедятся, что это не были там-сям рассеянные и незаметно для истории проникшие на запад кучки; что то была эпоха, в которую славянство, так сказать, лилось через край обширными потоками и между прочим наводняло Дунайские земли3 , что кризис, наступивший в Моравской державе по смерти Святополка, походил на подобные кризисы в истории чехов, поляков, русских и т. д.; тогда выводы относительно возможной германизации славянства конечно получатся совершенно другие. А теперь, благодаря туранской теории, мы можем успокоиваться на счет Западных славян тою мыслью, что мадьяризация спасает их от германизации, а германизация от мадьяризации.

В заключение мы должны все-таки отдать справедливость несомненному трудолюбию и порядочной эрудиции, которые обнаружил молодой автор в своей книге. А ее указанные мною недостатки относятся не столько лично к нему, сколько составляют неизбежные результаты той исторической школы, из которой он вышел.

1 Русская Старина. 1882. Март.

2 Во всяком случае вопрос о кабарах требовал от автора более серьезного внимания, чем голое осуждение того, что сказано мною о них по поводу аваров (в перв. изд. Разыск. о Нач. Руси). Вместо простой передачи легендарных рассказов о Лебедиасе и Арпаде, г. Гроту следовало выяснить прежде авар, хазар и отношения к ним угров; тогда бы возникновение мадьярского государства не осталось так же темно и легендарно, как было и до появления его диссертации. Между прочим, г. Грот только в примечании, мимоходом, упоминает мнение г. Куника о турецкой династии у мадьяр (225); тогда как, повторяю, этот вопрос требует серьезного рассмотрения. Но при этом нужно еще предварительно определить, были ли кабары пришлым турецким или туземным кавказским племенем. Я привожу его в связь с черкесами-кабардинцами (то же и покойный Брун). Если г. Грот не согласен, то ему следовало несколько заняться этим предметом.

Относительно моего прежнего рассуждения об аварах надобно заметить, что господствовавшая теория о гуннах спутывала и вопрос об аварах. Теперь же, когда я пересмотрел вопрос о гуннах, более уяснилась для меня и народность авар, которых западные летописцы часто называли гуннами (Григорий Турский, Фредегарий, Павел Дьякон, Эгингарт и др.). Аварская держава в Паннонии, как оказывается, состояла из небольшого господствующего кавказского племени авар и многочисленного славянского или гуннского населения. Обращу внимание на любопытную и меткую характеристику авар в названном выше сочинении Бера о Макрокефалах. Между тем как малочисленные авары отличались хитростью и вероломством, с помощью которых распространяли свое владычество, гунны, наоборот, действовали довольно простодушно и открыто, полагаясь на свою силу и многочисленность (Die Makrokephalen etc. 50).