На краю света. Подписаренок - Игнатий Ростовцев

— Почем я знаю? — ответил старшина. — Кого надо, того и сажай.

— Я думаю Иннокентия на это дело поставить. Справится парень. Ты не возражаешь?

— Акентия так Акентия. Мне все одно.

— Что значит «все одно»? Ты старшина. Ты — хозяин волости. Ты за все в ответе…

Когда Иван Иннокентиевич говорил старшине, что он хозяин волости и за все в ответе, то старшина всегда сильно пугался. На этот раз он тоже испугался и плаксиво заговорил:

— Так я что? Разве я против? Сажай, раз надо. Тебе виднее.

— Вот, это другой разговор. Значит, его и посадим. А там видно будет. Ну, вот что, Иннокентий, — обратился он ко мне. — С завтрашнего дня берись за волостной суд!

Я думал, что Иван Иннокентиевич задержал меня, чтобы поручить мне переписать и размножить какой-нибудь новый циркуляр, и никак не ожидал, что он хочет посадить меня вместо Павла Михайловича на волостной суд. От неожиданности я так растерялся, что не знал, что ему отвечать на это. А Иван Иннокентиевич посмотрел на меня, рассмеялся и сказал:

— Что, трусишь? Ничего. Не бойся.

Я действительно здорово струсил. Испугался я, собственно, не самого ведения делопроизводства волостного суда. К этому я уж немного присмотрелся, так как много раз помогал Павлу Михайловичу выписывать и рассылать по волости повестки с вызовом в волостной суд, направлять старостам для исполнения решения суда, которые уже вошли в законную силу. Потом, я почти каждый день видел, как Павел Михайлович принимал разных посетителей. Этот прием начинался обычно с того, что пришедший в волость проситель спрашивал: «А кто у вас тут будет судебный писарь?» И Павел Михайлович подзывал его к себе. А если он почему-либо не спрашивал судебного писаря, то Павел Михайлович сам спрашивал его: «Тебе что? В волостной суд?» — и опять же подзывал его к своему столу. А дальше уж нужно было заводить с ним разговор о том, с каким делом он обращается в суд. С жалобой на потраву или на кражу, на оскорбление или на избиение и все такое. Обо всем этом следовало составить протокол от имени старшины. Составить этот протокол не представляло особого труда, так как для этого имелись готовые, напечатанные в городской типографии, бланки. В такой бланк нужно было коротенько вписать суть жалобы, полные имена истца или пострадавшего, ответчика или обвиняемого и всех имеющих отношение к делу свидетелей. А потом по этому протоколу вызывать всех к назначенному времени в суд.

В общем, делопроизводство суда было мне более или менее знакомо. Главное, чего я в этом деле боялся, состояло в умении вести судебное заседание. Мне много раз приходилось видеть, как Павел Михайлович ведет заседание волостного суда в нашей маленькой судейской комнатенке. Трое бородатых судей важно восседают на диване за большим крашеным столом. На столе перед ними стоит ведро пенистого хлебного пива. А Павел Михайлович сидит напротив них со своими судебными делами. Он с шутками и прибаутками вызывает в судейскую просителей и ответчиков, пострадавших и обвиняемых со свидетелями. И каждый раз в комнату вваливается из прихожей человек десять, а то и больше бородатых мужиков и останавливается гурьбой около стола. И тут он начинает их допрашивать на разные лады. Если дело идет о потраве хлеба, то когда была произведена эта потрава, сколько лошадей было в потраве и могли ли они вытоптать и съесть хлеба на полосе, положим, на семь рублей, которые истец просит взыскать в свою пользу с ответчика. А если дело идет о драке или о краже, то тут вести допрос уж труднее. Потому что пострадавшие и обвиняемые сразу начинают друг друга перебивать, потом друг на друга кричать, потом ругаться, так что поднимается такой тарарам, что уж ничего не поймешь. Но Павел Михайлович ведет себя в таких случаях очень умело. Он с шутками и прибаутками одних успокаивает, других увещает, третьих прерывает и останавливает, а зарвавшихся осаживает. И так постепенно всех приоделяет к порядку. А когда все помаленьку успокоятся, он продолжает допрос, выясняет досконально все обстоятельства дела и в заключение предлагает тяжущимся сторонам самим помириться и не заставлять суд выносить свое строгое решение. Тут судьи тоже начинают уговаривать враждующих кончить свою тяжбу миром. И если противники после этого действительно кончают дело миром, то все этим очень довольны, и Павел Михайлович тут же строчит в книгу решений волостного суда, что это дело производством прекращено за примирением сторон. А судьи от радости, что им удалось сделать хорошее дело, выпивают по ковшику пивца. Ну а если никакого примирения сторон не воспоследовало, то Павел Михайлович всех удаляет из судейской и просит дедушку Митрея покрепче закрыть дверь с той стороны и остается с судьями с глазу на глаз. Через некоторое время дедушко Митрей, по сигналу Павла Михайловича, открывает дверь судейской, все входят в эту комнату, и он зачитывает им из своей книги готовое решение волостного суда.

И вот когда я представил себя на месте Павла Михайловича в роли судебного писаря, то сразу почувствовал, что хотя с делопроизводством волостного суда я с грехом пополам и справлюсь, но по части ведения судебных заседаний и моментального писания сложных и гладких решений волостного суда я, пожалуй, соответствовать не смогу. Ивану Иннокентиевичу об этом я ничего, конечно, не сказал, но по моему растерянному виду он сам все понял, рассмеялся и сказал:

— Да ты не пугайся. Мудреного тут ничего нет. Волостной суд вершит свои дела, основываясь на народных юридических понятиях и местных обычаях, решает их по совести, на основании имеющихся доказательств. Так что судебному писарю нет никакой необходимости изучать наше уголовное и гражданское законодательство. Вообще-то говоря, тебе неплохо было бы, принимаясь за это дело, ознакомиться с соответствующими статьями общего положения о крестьянах, участвующих в волостном самоуправлении. Но, во-первых, ты ничего в этом положении не поймешь. А во-вторых, у нас и нет его. Управляем волостью на основании этого положения, а сами его на руках не имеем. И дальше будем обходиться, видимо, без него. На всякий случай, ты все-таки запомни, что дела о краже, о мошенничестве и иски за потраву или за что другое не должны превышать тридцати рублей. Если больше тридцати рублей — жалобы не принимай и просителей сразу направляй к мировому судье. Пусть едут в Новоселову. Дела о краже мелкого рогатого скота нам почему-то неподсудны. Драки с нанесением ран тоже не подлежат разбирательству волостного суда. Вот и вся премудрость, которую тебе надо знать на первое время. Конечно, поначалу тебе будет трудновато, но помаленьку поднатореешь. Так что садись, брат, завтра за стол Павла Михайловича и начинай работать. В случае затруднений обращайся к Ивану Фомичу или к Ивану Осиповичу. Они тебе всегда помогут. Ну, оставайся. Мне надо идти.

Тут Иван Иннокентиевич надел шляпу, взял в руки свою толстую трость с золотым набалдашником, вышел в общую канцелярию и сказал:

— До завтра, господа!

Потом рассмеялся и произнес:

— Ни бом-ти-ли-ли! Ни за веревочку! Там меня ждут-пождут, а я тут анекдоты рассказываю…

И отправился домой.

Полный тревог и сомнений пришел я в тот день к себе на квартиру. Дяде Якову и тетке Татьяне я не сказал об этом ни слова. Мало ли что может еще произойти. Во-первых, Иван Иннокентиевич может до завтра все передумать. А если не передумает и поставит меня на волостной суд, то неизвестно, что еще из этого получится. Вдруг я не справлюсь и Ивану Иннокентиевичу придется сажать вместо меня кого-нибудь другого. Вот стыд-то будет. Нет! Уж лучше никому ничего пока не говорить.

На другой день я встал раным-рано, кое-как наспех попил чаю и побежал скорее в волость. На работу я обыкновенно прихожу раньше всех, когда дедушко Митрей делает еще свою утреннюю уборку. Но сегодня я пришел, когда он только что встал, умылся, оделся и сел пить чай с тремя мужиками, отбывавшими отсидку при волостной тюрьме.

Дедушку Митрея нисколько не удивило мое раннее появление. Он встал, вышел во двор, отомкнул мне входную дверь в волость и спокойно пошел допивать свой чай. А я прошел в канцелярию, нашел в шкафу книгу решений волостного суда, спрятался в судейской комнате и углубился в изучение этой книги.

По мере знакомства с записанными в ней решениями волостного суда, я постепенно убеждался в том, что все они очень похожи друг на друга и написаны почти об одном и том же. Гражданские дела состояли главным образом о потраве хлеба, захвате чужой земли, неуплате долгов и все такое. А уголовные — о ссорах, о драках и о мелких кражах.

Пока я читал да разбирался в этих решениях, дедушко Митрей вымел в волости все полы и протер столы. Он заглянул в судейскую комнатку, но, увидев меня погруженным в изучение судебной книги, решил не отрывать меня от дела.

А я, разобравшись немного с этой книгой, решил выписать себе два-три решения на отдельную бумажку, чтобы выучить их как следует в качестве образца.