Сказки о воображаемых чудесах - Кинг Стивен

Слово автору:

«На написание этого рассказа меня вдохновил престарелый почтенный мейн-кун, что жил у одного из моих друзей. По выражению на морде этого кота можно было догадаться, что он нас не одобрял, считал своими подчиненными и, в общем и целом, скучал в нашем присутствии. Мне стало интересно, кем он был раньше. (Сама-то я хотела бы переродиться сурком. Они все лето едят, не переставая, а когда толстеют, то становятся еще милее. Потом наступают ненастные деньки, и они забираются в норы и спят, пока снова не потеплеет и не выглянет солнце. А когда просыпаются, то они снова худые! Говорят, что самые умные животные на земле — это дельфины, но у сурков зато все схвачено. Ну, таково уж мое мнение.)»

Тигриная ловушка

Каарон Уоррен

Платье Тары было таким тесным, что она едва могла дышать. Позже Карл заставит ее остаться в нем, а потом она откинется на спину, чтобы принять его.

Она проследовала за ним в обеденный зал.

Кроме нее там была всего одна женщина: она смеялась, как мужчина, и ее вовсе не смущали их грубоватые беседы. За столом было семеро мужчин. Это был единственный стол в зале.

Тара заметила, как прочна льняная скатерть. Интересно, каково было бы на ней спать. После каждой смены блюд (всего их было тридцать) столовое белье меняли. Официанты уносили приборы, не зазвенев ни единой тарелкой. В углу зала, пока убирали со столов, демонстрировались различные весьма странные номера: нагая женщина выгибалась назад, чтобы схватить себя за пальцы ног; гном пил из кубка выше него самого; дети целовались и трогали друг друга за потаенные места; кошка, которую как-то запихали в большую бутылку, все вращалась и вращалась там, вращалась и вращалась, вращалась и вращалась; голый мужчина с глазами идиота и гигантским пенисом, который доходил ему почти до жирных розовых сосков без намека на волосы; женщина с гноящимися порезами вставала в позы профессиональной модели, демонстрируя червей, занятых поеданием ее плоти; высокая умасленная безволосая девушка полосовала себя лезвием, пока вся кожа ее не засияла от тонкой кровяной пленки. Старик, бессильно топчущийся ногами в двух прозрачных корзинах с виноградом; мужчина, измотанный и седой, танцует джигу; руки под мышками у него безволосые, сморщенные гениталии бьют его по бедрам; с каждым прыжком жить ему остается на день меньше.

Все это — для того, чтобы пирующие не заметили, как снимают скатерть. Она пощупала материал под столом и пожалела, что колени у нее прикрыты: так она бы смогла ощутить текстуру и ногами тоже.

Покровительственным жестом Карл протянул ей имбирный леденец, вынутый из недр кармана в его пиджаке. Чтобы заклеить ей рот, чтобы в эту важную ночь она молчала.

Вокруг нее все разговаривали. Рты были забиты щупальцами осьминогов, супом из латука, хорошо прожаренными улитками в соли и перце, китайским чаем, вином. Она думала об истории Маленького Черного Самбо; теперь этот рассказ показался бы верхом расизма. Маленький Черный Самбо умолял маму испечь ему на завтрак блинов, и она согласилась, если он сбегает в лавку за маслом.

— О, да, — согласился он. — Такое лакомство.

Но по дороге домой его приметили тигры-людоеды. Они загнали его на дерево, и от солнечных лучей масло растаяло и стекло им прямо на головы. Они разозлились и стали бегать вокруг дерева все быстрее и быстрее. Они надеялись, что у Маленького Черного Самбо закружится голова, и он упадет вниз.

Но было так жарко, и они бегали так быстро, что их прекрасная шерсть цвета топленого масла превратилась в одно сияющее пятно. Они бежали так быстро, что сами превратились в масло, которое Маленький Черный Самбо и отнес домой маме.

— Какое прекрасное масло, — сказала она.

— О, да, — сказал он и уселся за тарелку с горкой аппетитных горячих блинчиков.

Тара в детстве очень любила эту историю; ей всегда хотелось, чтобы эта тарелка с блинами досталась ей. Когда подали что-то на раскаленном блюде, она снова пожалела, что это не блинчики.

Карл взял ее тарелку и положил целую гору какого-то серого мяса. Та, другая, женщина даже помаду не смазала. Казалось, она всасывает пищу без помощи губ, не пережевывая. Тара смотрела, как она ест мясо, и не спрашивала, чье оно было.

— Нравится? — спрашивали мужчины Тару один за другим. Она пока не проглотила ни кусочка из того, что взяла в рот. Мясо лежало у нее на языке. Она улыбнулась, держа куски во рту.

Они ждали ее ответа. Конечно, это была ловушка. Если она скажет, что нравится, мясо окажется медвежатиной, кошатиной или человечиной, и, когда ей об этом скажут, ее стошнит. А если мясо ей не понравится, то это будет всего лишь особым образом приготовленная говядина, и она выставит себя идиоткой.

Карл не разрешал ей отлучаться в туалет, хотя ужин продолжался много часов. Это было испытанием на выносливость. Она подумала, что, возможно, переполненный мочевой пузырь сойдет за возбуждение, может, это и была его цель.

Она проглотила мясо и не ответила на вопрос. Тарелка была такой огромной, что в ней, должно быть, поместилось животное целиком; что бы это могло быть? Они ели саговый бульон с опиумом и медом, жареный имбирь, семена тмина, кориандр, морковь, горох, шпинат, капусту, картофель и лук. Они ели помидоры, начиненные авокадо, трюфелями и стручковым перцем. Каждое блюдо выносили, чистили стол, а представления в углу зала продолжались. Мужчины громко командовали слугами, стараясь перещеголять друг друга в строгости. Карл рассказал им, что раньше слуг называли тиграми. А тех, что прислуживали дамам, — пажами. Мужчины начали говорить слугам: «Эй, тигр», потому что это был единственный способ приручить подобных существ: дав их имя слуге.

Тара с другой женщиной не стали называть прислужников пажами.

Пока готовили суп, к их столу подошел человек, который, по слухам, убил тигра. Все они знали, что он охотник, и все хотели услышать рассказ о том, как отважны тигры и как этот мужчина едва не погиб.

— Тигр одержим зверем, которого убивает. Он не оставляет ни малейшего кусочка: съедает внутренние органы, глаза, копыта, жилы этого возлюбленного животного.

Охотник наблюдал за Тарой, словно впитывая в себя ее позу, ее грудь, цвет кожи.

Охотник, разговаривая, двигался вокруг стола. Они ели куропаток, бросая кости через плечо, и треск этих костей казался под его ногами звуками джунглей, кладбищем его жертв.

Охотник кружил вокруг стола, заставляя их выгибать шеи.

Карл выскреб остатки соуса из центральной чаши. У кого-то зубы заскрипели о хрящ.

— Плоть гниет, а тигр все не уходит. Он будет жить рядом с этим мясом, спать там, сколько бы ни потребовалось времени.

Подали следующее блюдо, и всем достались разные порции: кому больше, кому меньше. Она наблюдала, как они таращатся друг другу в тарелки, зарясь на чужие куски. Спаржа с голландским соусом, вдоволь редиса и хлеб фаллической формы, который они ели, разламывая и даже не утруждаясь намазать маслом.

— Тигр не делится с падальщиками. Оленя ему хватает на шесть дней, буйвола, может, на несколько недель. Тигру приходится очень тяжело трудиться, проводить свою жизнь в охоте. Поэтому крупная добыча похожа на праздник, который он хочет растянуть подольше.

«Получается, все, что нужно сделать охотнику, — подумала Тара, — это наблюдать за стервятниками над головой, и так он найдет место, где пирует тигр. И там его будет ждать перекормленный отдыхающий тигр, который защищает свою добычу и не ждет опасности. Все, что нужно сделать, — это взять свою добычу с полным желудком».

От каждого блюда она отщипывала буквально по кусочку, но все равно живот ее под отливающим металлическим блеском платьем раздулся, словно шар. Ее мать тоже носила тесное платье, а до нее — бабушка. Они носили узкие платья и молчали, всегда готовы были раздвинуть ноги и умереть по чьему-то капризу.

— Ах да. Так было, пока тигры не узнали, что людям известна эта их особенность. Тогда веселье закончилось: тут кусочек, тут пообедать разок, отщипнуть от каждой жертвы, а затем бежать дальше, искать еду. Тигру нужно тридцать голов скота в год. Как думаете, сколько требуется человеку?