Сборник статей 2008гг. (v. 1.2) - Борис Кагарлицкий

По мнению всех экспертов, признание Россией независимости Абхазии и Южной Осетии не повлечет за собой существенных негативных для РФ последствий, в том числе, санкций со стороны США и Запада в целом.

«Ну, что, разве Европа откажется от импорта российского газа, или от экспорта своих автомобилей на крупнейший российский рынок? Вряд ли. А если нас исключат из каких-нибудь «говорилен» типа Совета Европы, ну и ладно, наши представители будут ездить в союзные государства», - рассуждает Владимир Жарихин.

По мнению Бориса Кагарлицкого, от факта признания Абхазии и Южной Осетии последствия будут очень заметны только в краткосрочной перспективе, а потом этот вопрос отойдет на задний план.

«Существует, скажем, республика Северного Кипра, которую признает Турция и больше никто. Но это не привело к тому, что Турция вышла из НАТО. Существует Македония, которую не признает Греция, существует Косово, которое не признает Россия и еще половина Европы. Так же будет существовать Южная Осетия и Абхазия, которые признает Россия и, возможно, больше никто», - отметил Борис Кагарлицкий в разговоре с корреспондентом РИА «Новый Регион».

«Другое дело, что это закрепление текущего разрыва в отношениях с Западом, который уже и так произошел. Это не значит, что наступает «холодная война», это значит, что тех отношений, которые были полтора месяца назад, уже не будет. На Западе придется сейчас задуматься о том, что они сделали, признав Косово. Это неприятно для внутренней политики стран, признавших Косово, и конечно, никто из них не будет признателен России за это», - считает Кагарлицкий.

Виталий Иванов считает, что «какие-то негативные последствия могут быть, но их не в коем случае не следует преувеличивать».

«Безусловно, положительные последствия этого шага, как практические, так и моральные перекроют все возможные убытки», - считает Виталий Иванов.

Комментируя заявление лидера «Яблока» Сергея Митрохина о том, что признание Россией Абхазии и Южной Осетии в перспективе может обернуться распадом РФ, Виталий Иванов заявил, что «это типичная ахинея, кою наши либералы систематически несут с момента своего появления».

«Они несли чушь и в 1980-е годы, когда помогали распаду СССР, и в 1990-е, когда в значительной степени контролировали государство, они эту чушь несут сейчас, когда выпали в полную маргинальность. Потому всерьез относиться к заявлениям вообще нельзя», - отметил Иванов.

«Все события последних недель всю либеральную публику отменяют окончательно и бесповоротно. Все - мы живем в совершенно другой стране, стране после пятидневной войны. Мир изменился, и в том мире для той публики не осталось вообще», - заключил Виталий Иванов.

По мнению экспертов, Абхазия и Южная Осетия в перспективе могут быть включены в состав РФ, но этот процесс, вероятнее всего, может растянуться на период от нескольких месяцев до нескольких лет. Как считает Борис Кагарлицкий, включение Абхазии и Южной Осетии в состав России является не очевидным фактом, но не исключено полностью.

«Этот шаг (включение в состав РФ) еще большая степень вызова, чем просто признание независимости. Я думаю, что включение Абхазии и Южной Осетии в состав России будет проходить стихийно. В принципе, с их отделением от Грузии может смириться хотя бы минимальное количество стран, и тогда возникает шанс на их вступление в Россию, поскольку не будут восприниматься как отторгнутая территория Грузии. В противном случае, это будет сложно сделать, хотя полностью такой вариант исключить нельзя. В любом случае, это вопрос нескольких месяцев, а, возможно, лет», - считает Борис Кагарлицкий.

По мнению Виталия Иванова, вхождение Абхазии и Южной Осетии в состав РФ реально: для этого есть специальный закон о порядке принятия новых субъектов федерации в состав государства, есть соответствующие политические силы, которые на протяжении всех последних лет, регулярно ставили тот вопрос в повестку дня.

«Насколько мне известно, и в самих республиках довольно сильна именно пророссийская ориентация, то есть не только на выход из Грузии, но и на вхождение в состав РФ. Потому этого исключать нельзя, другое дело, что вряд ли это будет сделано в самое ближайшее время. Должен пройти определенный переходный период. После признания Абхазии и Южной Осетии необходимо прожить какое-то время в новом статусе, а далее, прежде всего, должны высказаться сами народы этих республик. Может быть, им понравится быть независимыми международно признанными государствами, и они не захотят быть в составе России», - заключил Виталий Иванов.

© 2008, «Новый Регион - Москва»

РАЗГАДКА СФИНКСА

Забытая история Михаила Покровского

В конце 1980-х годов российскую публику охватило повальное увлечение отечественной историей. Как-то само собой разумеющимся считалось, что тоталитарный коммунистический режим извратил и исказил наше прошлое, которое теперь можно узнать, лишь перечитав авторов, писавших свои труды до большевистской революции. Начали переиздавать всех мало-мальски известных дореволюционных историков. Массовыми тиражами снова и снова выходили не только произведения Н. М. Карамзина, В. О. Ключевского и С. М. Соловьева, но и авторов «второго ряда», например, Н. И. Костомарова. Спустя некоторое время издатели открыли для себя работы С. Ф. Платонова и даже К. Н. Бестужева-Рюмина.

На этом фоне бросается в глаза отсутствие на полках книжных магазинов работ историка, который на рубеже XIX и ХХ веков был несомненным властителем дум радикальной молодежи, а к началу 1920-х годов считался безусловным классиком. Речь идет о Михаиле Покровском.

Из огромного творческого наследия Покровского переиздан лишь трехтомник «Русская история», да и то совсем недавно, в 2005 году. Ни многотомный курс истории России, ни, наоборот, страшно популярная в 1920-е годы «Русская история в самом сжатом очерке» подобной чести не удостоились, точно так же, как не переиздавались и книги Покровского, посвященные царской дипломатии XIX века или развитию революционного движения в России.

На первый взгляд может показаться, что неприятие Покровского в постсоветские годы связано с его ролью официального советского историка. Однако именно в советский период работы Покровского были преданы забвению. В сталинское время труды историка были публично осуждены, его ученики подвергались репрессиям, их вынуждали публично отрекаться от учителя. Разгром «школы Покровского», умершего за пять лет до 1937 года, принял характер масштабной идеологической кампании. Теория Покровского была приговорена к исчезновению не только из учебных программ, но и из общественной памяти. Историка обвиняли в том, что его концепция «лишена чувства родины», а его труды отличает «игнорирование ленинско-сталинских указаний по вопросам истории». Клеймили его также за недооценку роли Сталина в событиях 1900-х годов (когда будущий вождь народов был рядовым активистом социал-демократической партии). Разоблачение Покровского началось в программной статье Емельяна Ярославского в «Правде» и завершилось двухтомником «Против исторической концепции М. Н. Покровского» (М.-Л., 1939-1940).

Не была восстановлена научная репутация Покровского и в послесталинское время. Вопреки бытующему мнению, классиков отечественной исторической науки - от Карамзина до Соловьева и Ключевского - в советское время переиздавали неоднократно. И отсутствие их трудов на прилавках магазинов связано было не с запретами, а с общим «книжным голодом» в позднем СССР, когда любые стоящие книги сметали с прилавков моментально (как, впрочем, и все другие товары, считавшиеся дефицитом). Покровского же переиздали всего один раз - в самый разгар хрущевской оттепели - и тут же снова позабыли.

Неприязнь, с которой к Покровскому относились идеологи сталинского призыва, вполне понятна. Но почему же отношение к историку не изменилось в новую эпоху, когда, казалось бы, существовал спрос на все в советское время запрещенное, а критика патриотических мифов стала ключевым принципом либеральной культуры?

Объяснение этому феномену невозможно найти, не задавшись вопросом об общих закономерностях российского исторического повествования последних полутора столетий. Самое удивительное открытие, которое может сделать читатель, бросающийся к трудам дореволюционных авторов в поисках «подлинной истории», противостоящей «советской пропаганде», состоит в том, как мало одно отличается от другого. Несомненно, оценка событий 1917 года в либеральной традиции будет иной, нежели в сталинско-коммунистической, но ведь ни Ключевский, ни Соловьев до Октябрьской революции не дожили, а потому никаких неправильных мнений о ней не высказывали.

В описании русской истории существовал благостный консенсус, объединявший - по большому счету - либералов и сторонников самодержавия, коммунистов и антикоммунистов, славянофилов и западников. Покровский - единственный из знаменитых русских историков - оказался «нарушителем конвенции». Ибо он был единственным среди них марксистом.