Федор Достоевский. Единство личной жизни и творчества автора гениальных романов-трагедий [litres] - Константин Васильевич Мочульский

этом кончается третий акт трагедии Ставрогина. Тайна его постепенно открывается перед нами. Мы знаем уже странные противоречия его натуры, роковую ее раздвоенность. Сверхчеловеческая сила – и бессилие, жажда веры – и безверие, поиски «бремени» – и полное духовное омертвение. В сцене с Дашей раздвоение это углубляется метафизически. Ставрогин видит привидения: его посещает бес. В последующих изданиях этот пассаж был исключен, в связи с выпадением главы «У Тихона». В журнальном тексте Ставрогин рассказывает Даше о своем бесе. «Теперь начнется ряд его посещений. Вчера он был глуп и дерзок. Это – тупой семинарист, самодовольство шестидесятых годов, лакейство мысли, лакейство среды, души, развития с полным убеждением в непобедимости своей красоты… Ничего не могло быть гаже… Я злился, что мой собственный бес мог явиться в такой дрянной маске. Никогда еще он так не приходил. Я, впрочем, все молчал, нарочно! Я не только молчал, я был неподвижен. Он за это ужасно злился, а я очень рад, что он злится. Я теперь даже рад… О, нет, я в него не верю, успокойтесь, – улыбнулся он. – Пока еще не верю. Я знаю, что это я сам в разных видах, двоюсь и говорю сам с собой. Но все-таки он очень злился; ему ужасно хочется быть самостоятельным бесом и чтобы я в него уверовал в самом деле. Он смеялся вчера и уверял, что атеизм этому не мешает.

– В ту минуту, как вы уверуете в него, вы погибли! Боже, и этот человек хочет обойтись без меня! – с болью в сердце закричала Даша.

– Знаете его вчерашнюю тему? Он всю ночь утверждал, что я фокусничаю, ищу бремен и неудобоносимых трудов, а сам в них не верю.

Он вдруг захохотал, и это было ужасно нелепо. Дарья Павловна вздрогнула и отшатнулась от него.

– Бесов было ужасно много вчера! – вскричал он хохоча. – Ужасно много! Из всех болот полезли».

Тема «бесов» проходит лейтмотивом через биографию Ставрогина. Теперь нам понятно его оцепенение и «летаргическая неподвижность» в начале второй части. Варвара Петровна застает сына в состоянии демонического транса; он хочет разозлить своего беса молчанием и неподвижностью. Мотив привидений связывает эту сцену с главой «У Тихона»: Ставрогин признается святителю, что страдает галлюцинациями, и насмешливо спрашивает:

«„А можно ль веровать в беса, не веруя совсем в Бога?“ – „О, очень можно, сплошь и рядом“, – поднял глаза Тихон и тоже улыбнулся».

Ставрогин – по первоначальному замыслу – преобразует Гадаринского бесноватого, в которого вошел легион бесов. Из него, как из зараженного источника, излился на Россию яд неверия, от него пошли все бесы и бесенята, закружившие ее метелью смуты. Изъятие главы «У Тихона» и сокращение журнального текста исказили символизм и метафизический смысл романа. Достоевский не мог примириться с этой жертвой. Мотив «привидений» и бесед с дьяволом он перенес в роман «Братья Карамазовы». Бес Ставрогина превратился в черта Ивана Карамазова. Герой «Бесов» называет его самодовольным семинаристом-шестидесятником, лакеем мысли. «О, какой это демон! – восклицает он. – Это просто – маленький, гаденький, золотушный бесенок с насморком из неудавшихся». Этот набросок помогает автору создать образ черта-приживальщика в «Братьях Карамазовых».

После третьего акта – трагедия Ставрогина переносится на второй план; мы видим его редко и мельком. Равнодушно и как-то вскользь он заявляет Лизе о своем браке с Марьей Тимофеевной; с брезгливым отвращением отстраняется от интриг и конспираций Петра Верховенского. Четвертый акт трагедии – глава «У Тихона». В корректуре она следовала за восьмой главой второй части: «Иван-царевич». Как известно, Катков решительно отказался ее печатать: Достоевский ездил объясняться с ним в Москву и обещал ее переделать. Вот что он пишет С.А. Ивановой (4 февраля 1872 г.): «…Выехав из Москвы, я думал, что переправить забракованную главу романа так, как хотят в редакции, все-таки будет не Бог знает как трудно. Но когда я принялся за дело, то оказалось, что исправить ничего нельзя, разве сделать какие-нибудь перемены, самые легкие. И вот в то время, когда я ездил по кредиторам, я выдумал, большей частью сидя в извозчиках, четыре плана и почти три недели мучился, который взять. Кончил тем, что все забраковал и выдумал перемену новую, т. е. оставляя сущность дела, изменил текст настолько, чтобы удовлетворить целомудрие редакции, и в этом смысле пошлю им ультиматум. Если не согласятся, то уж и не знаю, как сделать».

Но и эта редакция была забракована Катковым. Роман появился в «Русском вестнике» без главы «У Тихона». В последующие издания романа автор ее не включил. Она была напечатана только в 1923 г. в двух редакциях – первоначальной («московской») и переделанной («петербургской»). В первой – преступление Ставрогина (насилие над девочкой) изображается как реальный факт; во второй исповедь называется «болезненным продуктом, делом черта». Возможно, что Ставрогин из «страсти к угрызеньям совести» выдумал все это происшествие и сознательно себя оклеветал.

Выброшенная глава – кульминация в трагедии Ставрогина и высочайшее художественное создание Достоевского. Борьба веры с неверием, нараставшая на протяжении всего романа, достигает здесь своего предельного напряжения. Противоставление двух идей воплощается в столкновении двух личностей – атеиста Ставрогина и мистика Тихона. Тайна загадочного героя разоблачается, и разгадка, которую мы с волнением и тревогой так долго искали, потрясает нас неожиданностью. Ставрогин раздраженно и насмешливо говорит Тихону о своих галлюцинациях: он, конечно, в привидения не верит и понимает, что это болезнь. Тихон серьезно отвечает: «Бесы существуют несомненно, но понимание о них может быть весьма различное». Тогда Ставрогин теряет самообладание и выдает себя. С дьявольской гордостью заявляет он Тихону: «Я вам серьезно и нагло скажу: я верую в беса, верую канонически, в личного, не в аллегорию, и мне ничего не нужно ни от кого выпытывать, вот вам и все».

Да, это все: Ставрогин канонически верует в дьявола, не веря в Бога; гордый и сильный дух, богоподобный в своем величии, отпал от Творца и замкнулся в самости. Он возжелал быть сам по себе – «заявить своеволие». «Если Бога нет, я – Бог», – говорил Кириллов. Ставрогин это осуществил: он Бог в своей безграничной мощи и свободе. Но в опыте человекобожества сильная личность находит не торжество, а поражение. Сила бесцельна, ибо нет точки ее приложения, свобода пуста, так как это свобода безразличия. Ставрогин – ложь и раб «отца лжи» – дьявола. Богоподобная личность раскалывается на два лика; появляется двойник – «гаденький бесенок из неудавшихся»; свободная вера в Бога принудительно подменяется верой в дьявола. Ставрогин впадает в демоническую одержимость, практический сатанизм. Его credo: «Я верую в беса канонически». Ему противоставляется исповедание веры Тихона. На вопрошание